Неточные совпадения
Появлялись новые партии
рабочих, которые, как цвет папоротника, где-то таинственно нарастали, чтобы немедленно же исчезнуть в пучине водоворота. Наконец привели и предводителя, который один в целом городе считал себя свободным от работ, и стали толкать его в реку. Однако предводитель пошел не сразу, но протестовал и сослался на какие-то
права.
— Я не нахожу, — уже серьезно возразил Свияжский, — я только вижу то, что мы не умеем вести хозяйство и что, напротив, то хозяйство, которое мы вели при крепостном
праве, не то что слишком высоко, а слишком низко. У нас нет ни машин, ни
рабочего скота хорошего, ни управления настоящего, ни считать мы не умеем. Спросите у хозяина, — он не знает, что ему выгодно, что невыгодно.
— Как же новые условия могут быть найдены? — сказал Свияжский, поев простокваши, закурив папиросу и опять подойдя к спорящим. — Все возможные отношения к
рабочей силе определены и изучены, сказал он. — Остаток варварства — первобытная община с круговою порукой сама собой распадается, крепостное
право уничтожилось, остается только свободный труд, и формы его определены и готовы, и надо брать их. Батрак, поденный, фермер — и из этого вы не выйдете.
Кочегар остановился, но расстояние между ним и
рабочими увеличивалось, он стоял в позе кулачного бойца, ожидающего противника, левую руку прижимая ко груди,
правую, с шапкой, вытянув вперед. Но рука упала, он покачнулся, шагнул вперед и тоже упал грудью на снег, упал не сгибаясь, как доска, и тут, приподняв голову, ударяя шапкой по снегу, нечеловечески сильно заревел, посунулся вперед, вытянул ноги и зарыл лицо в снег.
— Господа. Его сиятельс… — старик не договорил слова, оно окончилось тихим удивленным свистом сквозь зубы. Хрипло, по-медвежьи рявкая, на двор вкатился грузовой автомобиль, за шофера сидел солдат с забинтованной шеей, в фуражке, сдвинутой на
правое ухо, рядом с ним — студент, в автомобиле двое
рабочих с винтовками в руках, штатский в шляпе, надвинутой на глаза, и толстый, седобородый генерал и еще студент. На улице стало более шумно, даже прокричали ура, а в ограде — тише.
«Тот человек —
прав: горнист должен был дать сигнал. Тогда
рабочие разошлись бы…»
— Нам нужен промышленник европейского типа, организатор, который мог бы занять место министра, как здесь, во Франции, как у немцев. И «не беда, что потерпит мужик» или полумужик-рабочий. Исторически необходимо, чтоб терпели, — не опаздывай! А наш промышленник — безграмотное животное, хищник, крохобор. Недавно выскочил из клетки крепостного
права и все еще раб…
— Это личный вопрос тысяч, — добавил он, дергая
правым плечом, а затем вскочил и, опираясь обеими руками на стол, наклонясь к Самгину, стал говорить вполголоса, как бы сообщая тайну: — Тысячи интеллигентов схвачены за горло необходимостью быстро решить именно это: с хозяевами или с
рабочими?
—
Рабочий класс хочет быть сытым и хочет иметь
право на квалификацию, а для этого, извините, он должен вырвать власть из рук сытых людей.
Революционерку арестовали и с ней Кондратьева за нахождение у него запрещенных книг и посадили в тюрьму, а потом сослали в Вологодскую губернию. Там он познакомился с Новодворовым, перечитал еще много революционных книг, всё запомнил и еще более утвердился в своих социалистических взглядах После ссылки он был руководителем большой стачки
рабочих, кончившейся разгромом фабрики и убийством директора. Его арестовали и приговорили к лишению
прав и ссылке.
— Да, это верно, но владельцы сторицей получили за свои хлопоты, а вы забываете башкир, на земле которых построены заводы. Забываете приписных к заводам крестьян. [Имеются в виду крестьяне, жившие во время крепостного
права на государственных землях и прикрепленные царским правительством к заводам и фабрикам в качестве
рабочей силы.]
У Прорыва в несколько дней вырос настоящий лагерь. Больше сотни
рабочих принялись за дело опытною рукою. С плотничьей артелью вышел брат Емельян и сделался
правою рукою Галактиона. Братья всегда жили дружно.
Вот это-то преобладание
рабочих возрастов и каторжных дает
право заключить, что значительная смертность от чахотки в ссыльной колонии зависит главным образом от неблагоприятных условий жизни в общих тюремных камерах и непосильной тяжести каторжных работ, отнимающих у
рабочего больше, чем может дать ему тюремная пища.
Тут идет речь о том, что Маука есть главное местопребывание компании, получившей от русского правительства
право в течение 10 лет собирать морские водоросли, и что население его состоит из 3 европейцев, 7 русских солдат и 700
рабочих — корейцев, айно и китайцев.
— Рассуди нас, Степан Романыч, — спокойно заявил старик. — Уж на что лют был покойничек Иван Герасимыч Оников, живых людей в гроб вгонял, а и тот не смел такие слова выражать… Неужто теперь хуже каторжного положенья? Да и дело мое
правое, Степан Романыч… Уж я поблажки, кажется, не даю
рабочим, а только зачем дразнить их напрасно.
Живая
рабочая сила, подготовленная крепостным
правом, сама по себе составляет для заводов богатство, которым остается только воспользоваться.
Из окна, у которого Женни приютилась с своим
рабочим столиком, был если не очень хороший, то очень просторный русский вид. Городок был раскинут по
правому, высокому берегу довольно большой, но вовсе не судоходной реки Саванки, значащейся под другим названием в числе замечательнейших притоков Оки. Лучшая улица в городе была Московская, по которой проходило курское шоссе, а потом Рядская, на которой были десятка два лавок, два трактирных заведения и цирюльня с надписью, буквально гласившею...
Отец и дед Тетюева служили управителями в Кукарском заводе и прославились в темные времена крепостного
права особенной жестокостью относительно
рабочих; под их железной рукой стонали и гнулись в бараний рог не одни
рабочие, а весь штат заводских служащих, набранных из тех же крепостных.
Софья рассказывала о всемирном бое народа за
право на жизнь, о давних битвах крестьян Германии, о несчастиях ирландцев, о великих подвигах рабочих-французов в частых битвах за свободу…
— Пропаганда, пропаганда! Этого мало теперь,
рабочая молодежь
права! Нужно шире поставить агитацию, —
рабочие правы, я говорю…
Павел заговорил горячо и резко о начальстве, о фабрике, о том, как за границей
рабочие отстаивают свои
права. Рыбин порой ударял пальцем по столу, как бы ставя точку. Не однажды он восклицал...
Мы,
рабочие, — люди, трудом которых создается все — от гигантских машин до детских игрушек, мы — люди, лишенные
права бороться за свое человеческое достоинство, нас каждый старается и может обратить в орудие для достижения своих целей, мы хотим теперь иметь столько свободы, чтобы она дала нам возможность со временем завоевать всю власть.
А между тем, казалось бы, ясно, что если люди, считая это несправедливым (как это считают теперь все
рабочие), отдают главную долю своего труда капиталисту, землевладельцу и платят подати, зная, что подати эти употребляются дурно, то делают они это прежде всего не по сознанию каких-то отвлеченных
прав, о которых они никогда и не слыхали, а только потому, что знают, что их будут бить и убивать, если они не сделают этого.
Если огромные богатства, накопленные
рабочими, считаются принадлежащими не всем, а исключительным лицам; если власть собирать подати с труда и употреблять эти деньги, на что они это найдут нужным, предоставлена некоторым людям; если стачкам
рабочих противодействуется, а стачки капиталистов поощряются; если некоторым людям предоставляется избирать способ религиозного и гражданского обучения и воспитания детей; если некоторым лицам предоставлено
право составлять законы, которым все должны подчиняться, и распоряжаться имуществом и жизнью людей, — то всё это происходит не потому, что народ этого хочет и что так естественно должно быть, а потому, что этого для своих выгод хотят правительства и правящие классы и посредством физического насилия над телами людей устанавливают это.
Если у
рабочего человека нет земли, нет возможности пользоваться самым естественным
правом каждого человека извлекать из земли для себя и своей семьи средства пропитания, то это не потому, что этого хочет народ, а потому, что некоторым людям, землевладельцам, предоставлено
право допускать и не допускать к этому
рабочих людей.
— У меня нет друзей! — сказала она раздраженно. — И прошу вас не говорить глупостей. У
рабочего класса, к которому я принадлежу, есть одна привилегия: сознание своей неподкупности,
право не одолжаться у купчишек и презирать. Нет-с, меня не купите! Я не Юличка!
Жизнь идет все вперед и вперед, культура делает громадные успехи на наших глазах, и, очевидно, настанет время, когда, например, нынешнее положение фабричных
рабочих будет представляться таким же абсурдом, как нам теперь крепостное
право, когда меняли девок на собак.
Инженер пошел под акациями, сквозь сеть солнечных лучей, шагая медленно длинными, сухими ногами, тщательно натягивая перчатку на тонкие пальцы
правой руки, — маленький, досиня черный гарсон отошел от двери ресторана, где он слушал эту беседу, и сказал
рабочему, который рылся в кошельке, доставая медные монеты...
Мы — простые,
рабочие люди, синьор, у нас — своя жизнь, свои понятия и мнения, мы имеем
право строить жизнь, как хотим и как лучше для нас.
— Да! Знаешь — люди, которые работают, совершенно не похожи на нас, они возбуждают особенные мысли. Как хорошо, должно быть, чувствует себя каменщик, проходя по улицам города, где он строил десятки домов! Среди
рабочих — много социалистов, они, прежде всего, трезвые люди, и,
право, у них есть свое чувство достоинства. Иногда мне кажется, что мы плохо знаем свой народ…
Яков понимал, что всё это говорится Мироном для того, чтоб убедить слушателей и себя в своём
праве на место в Государственной думе, а всё-таки гневные речи брата оставляли у Якова осадок страха, усиливая сознание его личной беззащитности среди сотен
рабочих.
На избранной свободной местности может быть занят под разведку участок на протяжении не более пяти верст, по направлению лога или по течению реки; заявка благонадежной россыпи должна быть произведена через полицейское управление; отвод заявленных площадей производится по приказанию окружного ревизора особыми отводчиками; на золотых промыслах, разрабатываемых исключительно одними старательскими работами,
рабочие допускаются к таковым работам только артелью не менее 10 человек (ї 112); все добытое при разработке приисков шлиховое золото промышленники или заведующие приисками обязаны записывать в шнуровые книги (ї 126): книги сии должны быть ведены без подчисток, поправок и пробелов, добытый металл должен в них записываться каждодневно; всякая статья дневного получения золота должна быть непременно подписана управляющим прииска, приказчиками и штейгерами, а где есть конторы, то и конторщиками или кассирами, которые должны находиться при каждодневной пересчитке золота при взвешивании его и при записке оного в книгу (ї 129), за
право пользования казенными землями взимается ежегодно по 15 копеек за каждую погонную по длине прииска сажень (ї 146); и т. д., и т. д.
Одна из гостиных в доме Сорина, обращенная Константином Треплевым в
рабочий кабинет. Направо и налево двери, ведущие во внутренние покои. Прямо стеклянная дверь на террасу. Кроме обычной гостиной мебели, в
правом углу письменный стол, возле левой двери турецкий диван, шкап с книгами, книги на окнах, на стульях. — Вечер. Горит одна лампа под колпаком. Полумрак. Слышно, как шумят деревья и воет ветер в трубах.
С этих пор по всем комнатам во всех углах раздавались жаркие дебаты о
праве женщин на труд, а на всех
рабочих столах красовались — курительный табак, папиросные гильзы, чай и самые спартанские, но самые употребительные здесь яства: молоко и норвежские сельди.
Цель моей командировки заключалась главным образом в том, чтобы выяснить те новые условия, которые в заводском хозяйстве заменили порядки крепостного
права, и затем проследить, как отозвалась в жизни
рабочего населения заводов новая пора, наступившая после 19 февраля, какие потребности, нужды и вопросы были выдвинуты ею на первый план и, наконец, какие темные и светлые стороны были созданы реформами последних лет в экономическом положении
рабочего люда, в его образе жизни, образовании, потребностях, нравственном и физическом благосостоянии.
Ведь инвалиды-рабочие имеют на это полное
право, потому что хозяйские машины ломают им руки и ноги.
— Как она хороша! — проговорил Лысевич, восхищаясь ею. — Бог мой, как она хороша! Но что же вы сердитесь, милая? Пусть я не
прав, но неужели вы думаете, что если вы во имя идей, которые я, впрочем, глубоко уважаю, будете скучать и отказывать себе в жизненной радости, то
рабочим станет от этого легче? Ничуть! Нет, разврат, разврат! — сказал он решительно. — Вам необходимо, вы обязаны быть развратной! Обмозгуйте это, милая, обмозгуйте!
Зная, что в Нью-Лэнэрке на хозяина смотрят плохо, Овэн прежде всего постарался о том, чтобы как можно меньше напоминать
рабочим свои хозяйские
права.
Большая комната в доме Бардиных. В задней стене четыре окна и дверь, выходящие на террасу; за стеклами видны солдаты, жандармы, группа
рабочих, среди них Левшин, Греков. Комната имеет нежилой вид: мебели мало, она стара, разнообразна, на стенах отклеились обои. У
правой стены поставлен большой стол. Конь сердито двигает стульями, расставляя их вокруг стола. Аграфена метет пол. В левой стене большая двухстворчатая дверь, в
правой — тоже.
—
Право, и того не знаю. Есть какие-то бумаги, — отвечала Костырева и торопливо, с беспокойством вынула из своего
рабочего столика несколько исписанных листов.
— А то значит, что низко и подло играть так людьми! Я врач, вы считаете врачей и вообще
рабочих, от которых не пахнет духами и проституцией, своими лакеями и моветонами, [Здесь: людьми дурного тона (франц. mauvais ton)] ну и считайте, но никто не дал вам
права делать из человека, который страдает, бутафорскую вещь!
Правой рукой братцу был: и токарни все у него на отчете были, и красильни, и присмотр за
рабочими, и на торги ездил, — верный был человек, — хозяйскую копейку пуще глаза берег.
На рогожных фабриках у нас
рабочему ставится условием не просить по городу милостыни, женщина-работница принуждена у нас отдавать себя мастеру, быть проституткой, за одно
право иметь работу…
Какой бы ни был в наше время человек, будь он самый образованный, будь он простой
рабочий, будь он философ, ученый, будь он невежда, будь он богач, будь он нищий, будь он духовное лицо какого бы то ни было исповедания, будь он военный, — всякий человек нашего времени знает, что люди все имеют одинаковые
права на жизнь и блага мира, что одни люди не лучше и не хуже других, что все люди равные. А между тем всякий живет так, как будто не знает этого. Так сильно еще между людьми заблуждение о неравенстве людей.
— Пройдешься мимо, — отделал себе спекулянт квартиру нашу, живет в ней один с женой да с дочкой. Шторы, арматура блестит, пальмы у окон. И не признаешь квартирку. Вот какие
права были! Богат человек, — и пожалуйте, живите трое в пяти комнатах. Значит, — спальня там, детская, столовая, — на все своя комната. А
рабочий человек и в подвале проживет, в одной закутке с женой да с пятью ребятишками, — ему что? Ну, а теперь власть наша, и
права другие пошли. На то не смотрят, что богатый человек.
— Да, конечно, это полное ваше
право. Но завтрашний номер, воскресный, уже сверстан, в понедельник газета не выходит. Так что, к сожалению, сможем поместить только во вторник… А кстати, профессор: не можете ли вы нам давать время от времени популярно-научные статьи, доступные пониманию
рабочей массы? Мы собираемся расширить нашу газету.
— И говорил еще, что
рабочий класс в самый ответственный момент своей истории лишен
права свободно думать, читать, искать.
Стр. 251. Ляссаль — Лассаль Фердинанд (1825–1864), деятель германского
рабочего движения и публицист; в его книге «Система приобретенных
прав» (1861), о которой говорил на лекциях Н. И. Крылов, дана характеристика римского и германского наследственного
права в их историческом развитии.
И замечательное явление. Люди
рабочие, простые, мало упражнявшие свой рассудок, почти никогда не отстаивают требований личности и всегда чувствуют в себе требования, противоположные требованиям личности; но полное отрицание требований разумного сознания и, главное, опровержение законности этих требований и отстаивание
прав личности встречается только между людьми богатыми, утонченными, с развитым рассудком.
В описываемую нами эпоху разложение Польши было полное: король с одним призраком власти; могущественные магнаты, ставившие свою волю выше и короля, и закона; фанатическое духовенство с огромным влиянием и с самым узким взглядом на государство и на религию в государстве. Народа не существовало, он был исключительно
рабочей силой, не имел никаких
прав, находился под вечным гнетом; сословие горожан, ничтожное и презренное, равнялось нулю.