Неточные совпадения
Парламентское
правление, не так, как оно истекает из народных основ англо-саксонского Common law, [Обычного права (англ.).] a так, как оно сложилось в государственный
закон — самое колоссальное беличье колесо в мире. Можно ли величественнее стоять на одном и том же месте, придавая себе вид торжественного марша, как оба английские парламента?
Пришел, дескать, он в губернское
правление, закричал, загамил, на
закон наступил, а советники (в то время вице-губернаторы не были причастны губернским
правлениям, а в казенных палатах председательствовали), не будь просты, послали за членами врачебной управы, да и составили вкупе акт об освидетельствовании патриарха в состоянии умственных способностей.
— Знания их, — продолжал Марфин, — более внешние. Наши — высшие и беспредельные. Учение наше — средняя линия между религией и
законами… Мы не подкапыватели общественных порядков… для нас одинаковы все народы, все образы
правления, все сословия и всех степеней образования умы… Как добрые сеятели, мы в бурю и при солнце на почву добрую и каменистую стараемся сеять…
Сначала удельный период — князья жгут; потом татарский период — татары жгут; потом московский период — жгут, в реке топят и в синодики записывают; потом самозванщина — жгут, кресты целуют, бороды друг у дружки по волоску выщипывают; потом лейб-кампанский период — жгут, бьют кнутом, отрезывают языки, раздают мужиков и пьют венгерское; потом наказ наместникам"како в благопотребное время на
законы наступать надлежит"; потом учреждение губернских
правлений"како таковым благопотребным на
закон наступаниям приличное в
законах же оправдание находить", а, наконец, и появление прокуроров"како без надобности в сети уловлять".
На этот раз разговор исчерпался; но в то же утро, придя в губернское
правление и проходя мимо шкафа с
законами, помпадур почувствовал, что его нечто как бы обожгло. Подозрение, что в шкафу скрывается змий, уже запало в его душу и породило какое-то странное любопытство.
«С самых ранних лет, — говорит она, — политика была для меня самым занимательным предметом; я расспрашивала каждого иностранца о его отечестве, форме
правления и
законах, и сравнения, к которым часто вели их ответы, внушили мне пламенное желание путешествовать» (см. «Москвитянин», ibid.).
«Империя близка к своему падению, как скоро повреждаются ее начальные основания; как скоро изменяется дух
Правления, и вместо равенства
законов, которые составляют душу его, люди захотят личного равенства, несогласного с духом законного повиновения; как скоро перестанут чтить Государя, начальников, старцев, родителей.
Признаем во глубине сердец благодетельность Монархического
Правления и скажем с Екатериною: «Лучше повиноваться
законам под единым Властелином, нежели угождать многим» (12).
Монархиня знала, что Империя Оттоманская, по своему
закону и духу
правления, есть опасный враг России; что все союзы, все дружественные договоры с нею будут только кратким перемирием и что единственный способ утвердить покой нашего государства есть ослабить сего природного и вечного неприятеля Христиан, — знала и совершила.
Но особенно рельефно выразился всеобщий энтузиазм того времени к великому начинанию — в речи, которая произнесена была представителем всех депутатов, 27 сентября 1767 года, при поднесении императрице титула Премудрой, Великой, Матери отечества. Мы приведем из этой речи, помещенной в Полном собрании
законов (№ 12978), две тирады: одна изображает мрачное положение России пред вступлением на престол Екатерины, другая — благоденствие отечества под ее
правлением.
Тогда же Екатерина работала над своим Наказом, где прямо поставлена ее основная мысль о самодержавии: всякое другое
правление не только было бы России вредно, но и в конец разорительно: лучше повиноваться
законам под одним господином, нежели повиноваться многим.
С тех пор как сказано и доказано, что количество рождений или преступлений подчиняется математическим
законам, и что известные географические и политико-экономические условия определяют тот или другой образ
правления, что известные отношения населения к земле производят движения народа, с тех пор уничтожились в сущности своей те основания, на которых строилась история.