«Ей, с несколькими ее прислужницами, выдавалось ежедневно: по ведру меда приказного и пива мартовского, по 2 ведра браги (а для
праздников рождества Христова и светлого воскресенья — по ведру водки коричневой и по 5 кружек водки анисовой), по 4 стерляди паровых, по 6 стерлядей ушных, по 2 щуки-колодки, по лещу, по 3 язя, по 30 окуней и карасей, по 2 звена белой рыбицы, по 2 наряда икры зернистой, по 2 наряда сельдей, по 4 блюда просольной стерлядины, по звену белужины, с соразмерным количеством хлеба белого, зеленого, красносельского, папошников, саек, калачей, пышек, пирогов, левашников, караваев, орехового масла и пряных зелий, в том числе в год: полпуда сахару кенарского, пуд среднего, по 4 фунта леденца белого и красного, по 4 фунта леденцов раженых, по 3 фунта конфект и т. п.».
Неточные совпадения
Как обходительна! добра! мила! проста!
Балы дает нельзя богаче,
От
рождества и до поста,
И летом
праздники на даче.
Ну, право, что́ бы вам в Москве у нас служить?
И награжденья брать и весело пожить?
— Все вы — злые! — воскликнула Люба Сомова. — А мне эти люди нравятся; они — точно повара на кухне перед большим
праздником — пасхой или
рождеством.
Кормила Татьяна Марковна людей сытно, плотно, до отвала, щами, кашей, по
праздникам пирогами и бараниной; в
Рождество жарили гусей и свиней; но нежностей в их столе и платье не допускала, а давала, в виде милости, остатки от своего стола то той, то другой женщине.
Вот я думал бежать от русской зимы и прожить два лета, а приходится, кажется, испытать четыре осени: русскую, которую уже пережил, английскую переживаю, в тропики придем в тамошнюю осень. А бестолочь какая: празднуешь два
Рождества, русское и английское, два Новые года, два Крещенья. В английское
Рождество была крайняя нужда в работе — своих рук недоставало: англичане и слышать не хотят о работе в
праздник. В наше
Рождество англичане пришли, да совестно было заставлять работать своих.
Рождество у нас прошло, как будто мы были в России. Проводив японцев, отслушали всенощную, вчера обедню и молебствие, поздравили друг друга, потом обедали у адмирала. После играла музыка. Эйноске, видя всех в парадной форме, спросил, какой
праздник. Хотя с ними избегали говорить о христианской религии, но я сказал ему (надо же приучать их понемногу ко всему нашему): затем сюда приехали.
— Вот уж подлинно наказанье! — ропщет она, — ишь ведь, и погода, как нарочно, сухая да светлая — жать бы да жать! И кому это вздумалось на спас-преображенье престольный
праздник назначить! Ну что бы на
Рождество Богородицы или на Покров! Любехонько бы.
Дней за пять до
Рождества раздолье на время прекращалось, и помещики разъезжались по своим усадьбам, чтоб встретить
праздник в тишине, среди семейств.
Преимущественно шли расспросы о том, сколько у отца Василия в приходе душ, деревень, как последние называются, сколько он получает за требы, за славление в
Рождество Христово, на святой и в престольные
праздники, часто ли служит сорокоусты, как делятся доходы между священником, дьяконом и причетниками, и т. п.
Испокон веков был обычай на большие
праздники —
Рождество, Крещение, Пасху, Масленицу, а также в «дни поминовения усопших», в «родительские субботы» — посылать в тюрьмы подаяние арестованным, или, как говорили тогда, «несчастненьким».
Крутяш и
праздников не знал, как не знал их и Ефим Андреич: он в светлый день спускался два раза в шахту, как в будни, и в
рождество, и в свои именины.
Среди дела и безделья незаметным образом прошло время до октября. В Лицее все было готово, и нам велено было съезжаться в Царское Село. Как водится, я поплакал, расставаясь с домашними; сестры успокаивали меня тем, что будут навещать по
праздникам, а на
рождество возьмут домой. Повез меня тот же дядя Рябинин, который приезжал за мной к Разумовскому.
Рождество Христово было у ней храмовой
праздник в ее новой, самой ею выстроенной церкви, и она праздновала этот день со всевозможною деревенскою пышностью.
Не менее мудро поступает он и с гостями во время пирований, которые приходятся на большие
праздники, как
рождество, пасха или престольные, и на такие семейные торжества, как свадьба, крестины, именины хозяйки и хозяина. Он прямо подносит приходящему гостю большой стакан водки, чтобы он сразу захмелел.
Попадья укоряет меня, что я и в сей
праздник Христова
Рождества работаю, а я себе лучшего и удовольствия не нахожу, как сию работу.
— Я сто раз его срезывал, даже на той неделе еще раз обрезал. Он в смотрительской комнате, в училище, пустился ораторствовать, что праздничные дни будто заключают в себе что-то особенное этакое, а я его при всех и осадил. Я ему очень просто при всех указал на математически доказанную неверность исчисления праздничных дней. Где же, говорю, наши
праздники? У вас
Рождество, а за границей оно уже тринадцать дней назад было. Ведь прав я?
Почти так тянулся день за днем, а время проходило, напоминая себя иногда большими
праздниками, постами, уменьшениями дней, увеличением дней, именинами и рождениями, и Глафира Львовна, удивляясь, говорила: „Ах, боже мой, ведь послезавтра
Рождество, а кажется, давно ли выпал снег!“»
Работы были приостановлены только наступившими
праздниками, а затем снова были открыты на третий день
Рождества.
В первый день
Рождества мы обедали у Марии Викторовны и потом, в продолжение всех
праздников, ходили к ней почти каждый день.
В большой тревоге встретила монастырская братия
рождество, потому что на
праздниках ждали наступления шайки Белоуса, о которой имели точные сведения через переметчиков. Атаман готовился к походу и только поджидал пушек с Баламутского завода.
— Есть у меня одна знакомая девушка такая, врагиня моя лютая, — продолжала Жужелица, оглядывая всех с торжеством. — Тоже всё вздыхает, да всё на образа смотрит, дьяволица. Когда она властвовала у одного старца, то, бывало, придешь к ней, а она даст тебе кусок и прикажет земные поклоны класть, и сама читает: «В
рождестве девство сохранила еси»… В
праздник даст кусок, а в будни попрекает. Ну, а теперь уж я натешусь над ней! Натешусь вволю, алмазныя!
Отец мой находился об эту пору по служебным обязанностям в Ельце и не обещал приехать домой даже к
Рождеству Христову, а потому матушка собралась сама к нему съездить, чтобы не оставить его одиноким в этот прекрасный и радостный
праздник.
Но вы не числите тамошнее
Рождество наравне со здешним: там время бывает с капризцем, и один раз справляет этот
праздник по-зимнему, а в другой раз невесть по какому: дождит, мокнет; один день слегка морозцем постянет, а на другой опять растворит; реку то ледком засалит, то вспучит и несет крыги, как будто в весеннюю половодь…
Дело было в канун
Рождества, и Макару было известно, что завтра большой
праздник. По этому случаю его томило желание выпить, но выпить было не на что: хлеб был в исходе; Макар уже задолжал у местных купцов и у татар. Между тем завтра большой
праздник, работать нельзя, — что же он будет делать, если не напьется? Эта мысль делала его несчастным. Какая его жизнь! Даже в большой зимний
праздник он не выпьет одну бутылку водки!
— Кáноны!.. Как не понимать!.. — ответил Алексей. — Мало ли их у нас, кано́нов-то… Сразу-то всех и келейница не всякая вспомнит… На каждый
праздник свой канóн полагается, на
Рождество ли Христово, на Троицу ли, на Успенье ли — всякому
празднику свой… А то есть еще канóн за единоумершего, канóн за творящих милостыню… Да мало ли их… Все-то канóны разве одна матушка Манефа по нашим местам знает, и то навряд… куда такую пропасть на памяти держать!.. По книгам их читают…
На Пасху, на
Рождество Христово, на Богоявление Господне, на Происхождение честных древ животворящего креста, а также на Успение Пресвятыя Богородицы — храм у нас в этот день, и на дни памяти преподобного отца нашего Стефана Савваита и священномученика Феодора, архиепископа александрийского — приделы сим угодникам Божиим устроены при нашем храме, — во все оные
праздники здешние помещики, господа Луповицкие, принимают нас с животворящим крестом и со святой водой с достодолжным благоговением и, могу сказать, с радостью.
Праздник Пасхи прошел скучнее
Рождества. Многие из нас, ввиду близких экзаменов, взялись за книги. Одна Бельская, «неунывающая россиянка», как ее прозвал в шутку Алексей Иванович, и не думала заниматься.
Наступил канун
Рождества. Японцы перебросили в наши окопы записочки, в которых извещали, что русские спокойно могут встречать свой
праздник: японцы мешать им не станут и тревожить не будут. Разумеется, коварным азиатам никто не верил. Все ждали внезапного ночного нападения.
Наступили и прошли
Рождество, Крещение, Сретенье и наконец дождались Благовещенья, а с этим в срединной России совершенно весенним
праздником стало теплеть в воздухе и на берегах Чусовой. Появились первые жаворонки. Люди ободрились. Все указывало на их скорое освобождение из пещеры, которая, вначале казавшаяся казакам хоромами, стала в конце концов для них ненавистнее всякой тюрьмы.
— Есть
праздники, которые имеют свой запах. На Пасху, Троицу и на
Рождество в воздухе пахнет чем-то особенным. Даже неверующие любят эти
праздники. Мой брат, например, толкует, что бога нет, а на Пасху первый бежит к заутрене.
Случаи же такого рода, где подобная подстава была неотразимо нужна, чрезвычайно часты и о некоторых из них сохранились отметки в записях протопопа Могилянского, — например, «по благословению ясне в Богу преосвященнейшего Божиею милостию православного архиепископа переяславского и бориспольского писано золотоношскому протопопу Василью Терановичу, что села Ковтунов священник Иона Исидоров 739 года на вечери под
Рождество Христово и на самый
праздник всенощного утреннего пения и литургии за пьянством не служил, а на другой день хоть была литургия и обхождение вокруг церкви, но однак на новое лето 1 генваря 1740 года всенощного утреннего пения и литургии и указного молебствия опять не справлял за своим небрежением и крайним бесстрашием».
И это называется —
праздники,
Рождество! Ужасно. И днем еще терпимо, а ночью ляжешь и начинаешь, затаив дыхание, прислушиваться: кто первый заплачет на своей постели — Сашенька или мамаша за перегородкой. Случается, что до самого света тишина, будто спят, и сам успеешь заснуть, как вдруг задрожит и застучит кровать от рыданий… началось!