Неточные совпадения
Опыт сам по себе, опыт не конструированный рационально, опыт безграничный и безмерный не может ставить пределов и не может дать гарантий, что не произойдет
чудо, т. е. то, что эмпирикам
представляется выходящим за пределы их «опыта».
Картины и великолепное убранство дома вдруг
представились мне, и я принялся с восторгом рассказывать моей сестрице и другим все виденные мною
чудеса.
И мне
представилось, как они обе в грязном подвале, в сырой сумрачный вечер, обнявшись на бедной постели своей, вспоминали о своем прошедшем, о покойном Генрихе и о
чудесах других земель…
Вообразил я себе, как бы я целовал эту могилу, звал бы тебя из нее, хоть на одну минуту, и молил бы у бога
чуда, чтоб ты хоть на одно мгновение воскресла бы передо мною;
представилось мне, как бы я бросился обнимать тебя, прижал бы к себе, целовал и кажется, умер бы тут от блаженства, что хоть одно мгновение мог еще раз, как прежде, обнять тебя.
Александров учился всегда с серединными успехами. Недалекое производство
представлялось его воображению каким-то диковинным белым
чудом, не имеющим ни формы, ни цвета, ни вкуса, ни запаха. Одной его заботой было окончить с круглым девятью, что давало права первого разряда и старшинство в чине. О последнем преимуществе Александров ровно ничего не понимал, и воспользоваться им ему ни разу в военной жизни так и не пришлось.
Как видите, неправедность и неверность чужих земель не возбуждает в Глаше ужаса и негодования; ее занимают только новые сведения, которые
представляются ей чем-то загадочным, — «
чудесами», как она выражается.
То-то и есть, что я слепо верил тогда, что каким-то
чудом, каким-нибудь внешним обстоятельством все это вдруг раздвинется, расширится; вдруг
представится горизонт соответственной деятельности, благотворной, прекрасной, и, главное, совсем готовой (какой именно — я никогда не знал, но, главное — совсем готовой), и вот я выступлю вдруг на свет божий, чуть ли не на белом коне и не в лавровом венке.
Иловайская удивленно вглядывалась в потемки и видела только красное пятно на образе и мелькание печного света на лице Лихарева. Потемки, колокольный звон, рев метели, хромой мальчик, ропщущая Саша, несчастный Лихарев и его речи — всё это мешалось, вырастало в одно громадное впечатление, и мир божий казался ей фантастичным, полным
чудес и чарующих сил. Всё только что слышанное звучало в ее ушах, и жизнь человеческая
представлялась ей прекрасной, поэтической сказкой, в которой нет конца.
Кириак находил, что с ними надо как можно меньше обрядничать, потому что они иначе самого Кириака с его вопросами превзойдут о том: можно ли того причащать, кто яйцом в зубы постучит; да не надо много и догматизировать, потому что их слабый ум устает следить за всякою отвлеченностью и силлогизациею, а надо им просто рассказывать о жизни и о
чудесах Христа, чтобы это
представлялось им как можно живообразнее и чтобы их бедной фантазии было за что цепляться.