Неточные совпадения
К счастью,
прибыл обед, нарочно заказанный накануне где-то поблизости (через Ламберта и Альфонсинку) у одного замечательного француза-повара, жившего без места и искавшего поместиться в аристократическом
доме или в клубе.
Корова ринулась прямо за каретой и торжественно
прибыла к губернаторскому
дому, а за нею два запыхавшиеся, насмерть запуганные подчаска.
В селение Акур-Дата мы
прибыли засветло. Почти все орочи были
дома. Недостаток собачьего корма привязал их
к месту. Туземцы промышляли пушнину в ближайших
к селению окрестностях по радиусу, определяемому тем количеством груза, который каждый из них мог унести на себе лично.
— Нашего брата, странника, на святой Руси много, — продолжал Пименов, — в иную обитель придешь, так даже сердце не нарадуется, сколь тесно бывает от множества странников и верующих. Теперь вот далеко ли я от
дому отшел, а и тут попутчицу себе встретил, а там: что ближе
к святому месту подходить станем, то больше народу
прибывать будет; со всех, сударь, дорог всё новые странники прибавляются, и придешь уж не один, а во множестве… так, что ли, Пахомовна?
В то утро, которое я буду теперь описывать, в хаотическом
доме было несколько потише, потому что старуха, как и заранее предполагала, уехала с двумя младшими дочерьми на панихиду по муже, а Людмила, сказавшись больной, сидела в своей комнате с Ченцовым: он прямо от дяди проехал
к Рыжовым. Дверь в комнату была несколько притворена. Но
прибыл Антип Ильич и вошел в совершенно пустую переднюю. Он кашлянул раз, два; наконец
к нему выглянула одна из горничных.
Как
прибыл я
к нему в
дом, он и порешил вместе с Никитой Серебряным извести меня.
Негр Сам, чистильщик сапог в Бродвее, мостовой сторож, подозревавший незнакомца в каком-нибудь покушении на целость бруклинского моста, кондуктор вагона, в котором Матвей
прибыл вечером
к Central park, другой кондуктор, который подвергал свою жизнь опасности, оставаясь с глазу на глаз с дикарем в электрическом вагоне, в пустынных предместьях Бруклина, наконец, старая барыня, с буклями на висках,
к которой таинственный дикарь огромного роста и ужасающего вида позвонился однажды с неизвестными, но, очевидно, недобрыми целями, когда она была одна в своем
доме…
Но как бы ради того, чтобы окончательно рассеять всякое сомнение в этом слухе, вдруг нежданно-негаданно
прибыл Елпидифор Мартыныч, в первый еще раз выехавший из
дому и поставивший непременным долгом для себя прежде всех явиться
к Григоровым, как ближайшим друзьям своим.
Пламенная переписка между Еленой Григорьевной и мною продолжалась до начала октября; но вдруг совершенно неожиданно явился Илья Афанасьевич с известием, что «папаша
прибыли в Москву и остановились с сестрицами Анной и Надеждой Афанасьевными у Харитония в Огородниках, в
доме П. П. Новосильцова и просили пожаловать
к ним».
Разбойники становилось в тупик: ломать половицы,
к которым привинчен сундук, — их не выломишь из-под взбкрой положенного венца. Зажечь
дом — нет
прибыли, да и осветишь след ходящим по всей окружности войскам; сложить ее, старуху, на всю лучину, спалить ей прежде спину, потом грудь и живот — страшно, что помрет, а не скажет.
Прибыв в деревню, я располагал всем устройством до последнего: назначал квартиры для ожидаемых гостей, снабжал всем необходимым, в
доме также до последнего хлопотал: а моя миленькая Анисья Ивановна, что называется, и пальцем ни до чего не дотронулась. Лежала себе со всею нежностью на роскошной постели, а перед нею девки шили ей новое платье для балу. Досадно мне было на такое ее равнодушие; но по нежности чувств моих, еще несколько
к ней питаемых, извинял ее.
Соломонида Платоновна (относясь
к Настасье Кириловне).Ты это зачем сюда
прибыла?
Дома, видно, не сидится?
А вышло потом, что по ремонтере она слезки роняла: тот утек восвояси, улепетнул подобру-поздорову, потому что, знаете, знать (оно пришлось теперь
к слову сказать) пришло ему время уехать, срок вышел, оно не то чтобы и казенный был срок-то! а так… уж после родители дражайшие спохватились, узнали всю подноготную, да что делать, втихомолку зашили беду, — своего
дому прибыло!..
— А ты не вдруг… Лучше помаленьку, — грубо ответил Корней. — Ты, умная голова, то разумей, что я Корней и что на всякий спех у меня свой смех. А ты бы вот меня
к себе в
дом повел, да хорошеньку фатеру отвел, да чайком бы угостил, да винца бы поднес, а потом бы уж и спрашивал, по какому делу, откуда и от кого я
прибыл к тебе.
Аббат Рокотани в одном из писем своих (от 3 января 1775 года) в Варшаву
к канонику Гиджиотти, с которым переписывался раз или два в неделю о польских делах, говорит следующее: «Иностранная дама польского происхождения, живущая в
доме г. Жуяни, на Марсовом поле,
прибыла сюда в сопровождении одного польского экс-иезуита [Орден иезуитов незадолго перед тем был уничтожен папой, потому все члены сего славного своим лицемерием, коварством, злодеяниями и подлостями общества назывались тогда экс-иезуитами.], двух других поляков и одной польской (?) служанки.
Марьи Петровны не было, хотя она, вместе с Гладких, Таней и Егором Никифоровым,
прибыла с телом отца в
К., но потрясения последних дней не прошли даром для ее и без того разбитого десятками лет страшной жизни организма — она расхворалась и принуждена была остаться
дома.
В
дом внесли великолепный дубовый гроб,
прибыло не только приходское духовенство, но и из кремлевских соборов. Панихиды служились два раза в день и на них съезжались все знатные и властные лица Москвы, похороны были торжественны и богаты; «колдуна», «кудесника», «масона» и «оборотня»,
к великому удивлению соседей, похоронили на кладбище Донского монастыря, после отпевания в церкви святого мученика Власия, что в Старой Конюшен ной.
Граф Алексей Андреевич
прибыл на другой день
к утренней панихиде, сочувственно отнесся
к горю, постигшему его тещу и жену, и даже милостиво разрешил последней остаться при матери до похорон, после которых — объявил ей граф — ей не надо возвращаться в Грузино, так как все ее вещи и ее прислуга уже находятся в их петербургском
доме.
Ломаным русским языком, долго проживавший в Москве — он
прибыл в царствование Алексея Михайловича — Краузе объяснил Петру Ананьеву, что нашел его на улице, недалеко от
дома, в бесчувственном состоянии и перетащил
к себе и стал расспрашивать, кто он и что с ним. Петр Ананьев хотел было пуститься в откровенность, но блеснувшая мысль, что его отправят назад
к помещику, оледенила его мозг, и он заявил попросту, что он не помнит, кто он и откуда попал
к дому его благодетеля. Немец лукаво улыбнулся и сказал...
Спустя месяц-два по выходу в свет новой газеты, Николай Ильич был вызван для объяснений по поводу помещенной в ней заметки,
к одному власть имущему московскому сановнику. С душевным трепетом
прибыл он, трусливый по природе, в назначенный час в
дом особы. Продрожав несколько времени в приемной, он был приглашен в кабинет.