Когда его выбрали царем, царевич послал за город привести к себе своих товарищей. Когда им сказали, что их требует царь, они испугались: думали, что они сделали какую-нибудь вину в городе. Но им нельзя было убежать, и их
привели к царю. Они упали ему в ноги, но царь велел встать. Тогда они узнали своего товарища. Царь рассказал им все, что с ним было, и сказал им: «Видите ли вы, что моя правда? Худое и доброе — все от бога. И богу не труднее дать царство царевичу, чем купцу — барыш, а мужику — работу».
Неточные совпадения
Ровно восемь веков назад как мы взяли от него то, что ты с негодованием отверг, тот последний дар, который он предлагал тебе, показав тебе все царства земные: мы взяли от него Рим и меч кесаря и объявили лишь себя
царями земными,
царями едиными, хотя и доныне не успели еще
привести наше дело
к полному окончанию.
За перевалом тропа идет по болотистой долине реки Витухэ. По пути она пересекает четыре сильно заболоченных распадка, поросших редкой лиственницей. На сухих местах
царят дуб, липа и черная береза с подлесьем из таволги вперемежку с даурской калиной. Тропинка
привела нас
к краю высокого обрыва. Это была древняя речная терраса. Редколесье и кустарники исчезли, и перед нами развернулась широкая долина реки Кусун. Вдали виднелись китайские фанзы.
По приказанию
царя мельника схватили и тайно
привезли в Слободу, но
к пытке его не приступали.
— А знаешь ли, — продолжал строго царевич, — что таким князьям, как ты, высокие хоромы на площади ставят и что ты сам своего зипуна не стоишь? Не сослужи ты мне службы сегодня, я велел бы тем ратникам всех вас перехватать да
к Слободе
привести. Но ради сегодняшнего дела я твое прежнее воровство на милость кладу и батюшке-царю за тебя слово замолвлю, коли ты ему повинную принесешь!
— Нет, не один. Есть у него шайка добрая, есть и верные есаулики. Только разгневался на них
царь православный. Послал на Волгу дружину свою разбить их, голубчиков, а одному есаулику, Ивану Кольцу, головушку велел отсечь да
к Москве
привезти.
Вы знаете, как промысел небесный
Царевича от рук убийцы спас;
Он шел казнить злодея своего,
Но божий суд уж поразил Бориса.
Димитрию Россия покорилась;
Басманов сам с раскаяньем усердным
Свои полки
привел ему
к присяге.
Димитрий
к вам идет с любовью, с миром.
В угоду ли семейству Годуновых
Подымете вы руку на
царяЗаконного, на внука Мономаха?
— Что может быть этого лучше, — говорил он, — как встретить утро молитвою
к Богу, днем послужить
царю, а вечер провести в образованном и честном семейном доме. Вас, мой юный друг, сюда
привел Божий перст, а я всегда рад это видеть и позаботиться о таком благонравном молодом человеке.
Пастухи Нумитора были сердиты за это на близнецов, выбрали время, когда Ромула не было, схватили Рема и
привели в город
к Нумитору и говорят: «Проявились в лесу два брата, отбивают скотину и разбойничают. Вот мы одного поймали и
привели». Нумитор велел отвести Рема
к царю Амулию. Амулий сказал: «Они обидели братниных пастухов, пускай брат их и судит». Рема опять
привели к Нумитору. Нумитор позвал его
к себе и спросил: «Откуда ты и кто ты такой?»
Тогда мачеха сослала царевну на остров среди моря. Рыбаки увидали золотоволосую царевну и на шестой день
привезли ее назад
к царю.
— Пожалуйте-ка сюда, господин Лубянский! — издали обратился он
к Петру Петровичу тем официально-деревянным тоном, который не предвещал ничего доброго. Старик и чувствовал, и понимал, что во всяком случае ему решительно нечего говорить, нечего
привести в свою защиту и оправдание, и потому он только произнес себе мысленно: «помяни, Господи,
царя Давида и всю кротость его!» и, по возможности, твердо и спокойно подошел
к губернатору.
— А помните ль, что там насчет должников-то писано? — подхватил Марко Данилыч. —
Привели должника
к царю, долгов на нем было много, а расплатиться нечем. И велел
царь продать его и жену его, и детей, и все, что имел. Христовы словеса, Дмитрий Петрович?
— Ты, Григорий, — обратился
царь к последнему, — съезди сам с ним, — он рукой указал на доносчика, — разузнай на месте под рукою все дело и
привези ко мне изменные грамоты.
Что станется с ней, с Аленушкой, когда она очнется… да и как
привести ее в чувство… Где? Какому надежному человеку поручить ее… и умереть спокойно… А если
царь смилуется над своим верным слугой и не велит казнить…. тоже в какой час попадешь
к нему… тогда… еще возможно счастье… если Аленушка да отдохнет… Опозоренная… так что ж, не по своей воле… люба она ему и такая… люба еще более… мученица… — мелькают в голове его отрывочные, беспорядочные мысли.
Тимошка Хлоп где-то разыскал его и
привел к Лукьяновичу, а тот вручил ему тельник и перстень убитых в Тверском Отрочьем монастыре отца и сына Воротынских, подучил что говорить, да и подослал
к князю Василию, чтобы и тебя извести, так как от Таньки знал он о любви твоей
к княжне Евпраксии, и ее добыть, да и князю Василию чтобы от
царя не поздоровилось.
Это сознание, без сомнения, и
привело их на родину, где Мошкин вдохновился и, приложив
к былям без счета небылиц, сочинил свою «скаску» и подал ее
царю с просьбою: «пожалуй меня, холопа своего, с моими товарищи, за наши службишки и за полонское нужное терпение своим жалованием, чем тебе об нас бог известит…»
Привезли его слепого прямо
к ней, подошел, упал, говорит: «исцели! отдам тебе, говорит, в чем
царь жаловал».