Неточные совпадения
— Да, ты овладел мною, и я твоя, — выговорила она наконец,
прижимая к своей
груди его
руку.
Он стоял пред ней с страшно блестевшими из-под насупленных бровей глазами и
прижимал к груди сильные
руки, как будто напрягая все силы свои, чтобы удержать себя. Выражение лица его было бы сурово и даже жестоко, если б оно вместе с тем не выражало страдания, которое трогало ее. Скулы его тряслись, и голос обрывался.
— Боже мой! Прости меня! — всхлипывая говорила она,
прижимая к своей
груди его
руки.
— Пожалуйста, не пугайся, ничего. Я не боюсь нисколько, — увидав его испуганное лицо, сказала она и
прижала его
руку к своей
груди, потом
к своим губам.
— Спаситель мой! — сказал Чичиков и, схвативши вдруг его
руку, быстро поцеловал и
прижал к груди. — Бог да наградит вас за то, что посетили несчастного!
Он, глубоко вздохнув и как бы чувствуя, что мало будет участия со стороны Константина Федоровича и жестковато его сердце, подхватил под
руку Платонова и пошел с ним вперед,
прижимая крепко его
к груди своей. Костанжогло и Чичиков остались позади и, взявшись под
руки, следовали за ними в отдалении.
Она другой
рукой берет меня за шею, и пальчики ее быстро шевелятся и щекотят меня. В комнате тихо, полутемно; нервы мои возбуждены щекоткой и пробуждением; мамаша сидит подле самого меня; она трогает меня; я слышу ее запах и голос. Все это заставляет меня вскочить, обвить
руками ее шею,
прижать голову
к ее
груди и, задыхаясь, сказать...
Митрофанов, должно быть, понял благодарность как желание Самгина кончить беседу, он встал,
прижал руку к левой стороне
груди.
Споры с Марьей Романовной кончились тем, что однажды утром она ушла со двора вслед за возом своих вещей, ушла, не простясь ни с кем, шагая величественно, как всегда, держа в одной
руке саквояж с инструментами, а другой
прижимая к плоской
груди черного, зеленоглазого кота.
— Закрыть, — приказал Тагильский. Дверь, торопливо звякнув железом, затворили, Безбедов прислонился спиною
к ней,
прижал руки ко
груди жестом женщины, дергая лохмотья рубашки.
Она остановилась, положила ему
руку на плечо, долго глядела на него и вдруг, отбросив зонтик в сторону, быстро и жарко обвила его шею
руками, поцеловала, потом вся вспыхнула,
прижала лицо
к его
груди и прибавила тихо...
На ночь он уносил рисунок в дортуар, и однажды, вглядываясь в эти нежные глаза, следя за линией наклоненной шеи, он вздрогнул, у него сделалось такое замиранье в
груди, так захватило ему дыханье, что он в забытьи, с закрытыми глазами и невольным, чуть сдержанным стоном,
прижал рисунок обеими
руками к тому месту, где было так тяжело дышать. Стекло хрустнуло и со звоном полетело на пол…
Мало-помалу она слабела, потом оставалась минут пять в забытьи, наконец пришла в себя, остановила на нем томный взгляд и — вдруг дико, бешено стиснула его
руками за шею,
прижала к груди и прошептала...
Он
прижал ее
руку к груди и чувствовал, как у него бьется сердце, чуя близость… чего? наивного, милого ребенка, доброй сестры или… молодой, расцветшей красоты? Он боялся, станет ли его на то, чтоб наблюдать ее, как артисту, а не отдаться, по обыкновению, легкому впечатлению?
Она
прижала его голову
к своей
груди, крепко поцеловала ее и положила на нее
руку.
Он вдруг почувствовал как бы сильнейшую боль в
груди, побледнел и крепко
прижал руки к сердцу.
(Я сам не раз встречал эту Акулину. Покрытая лохмотьями, страшно худая, с черным, как уголь, лицом, помутившимся взором и вечно оскаленными зубами, топчется она по целым часам на одном месте, где-нибудь на дороге, крепко
прижав костлявые
руки к груди и медленно переваливаясь с ноги на ногу, словно дикий зверь в клетке. Она ничего не понимает, что бы ей ни говорили, и только изредка судорожно хохочет.)
На другой день Чертопханов вместе с Лейбой выехал из Бессонова на крестьянской телеге. Жид являл вид несколько смущенный, держался одной
рукой за грядку и подпрыгивал всем своим дряблым телом на тряском сиденье; другую
руку он
прижимал к пазухе, где у него лежала пачка ассигнаций, завернутых в газетную бумагу; Чертопханов сидел, как истукан, только глазами поводил кругом и дышал полной
грудью; за поясом у него торчал кинжал.
С тяжелым сердцем оставил я Орлова; и ему было нехорошо; когда я ему подал
руку, он встал, обнял меня, крепко
прижал к широкой своей
груди и поцеловал.
Пастор взял сына на
руки,
прижал его
к своей
груди и, обернув дитя задом
к выступившим из полувзвода вперед десяти гренадерам, сказал...
И она обвилась вокруг него, положила
руки на шею, а голову
прижала к его
груди. Так они помолчали несколько секунд.
Он схватил ее и, подняв как ребенка, отнес в свои кресла, посадил ее, а сам упал перед ней на колена. Он целовал ее
руки, ноги; он торопился целовать ее, торопился наглядеться на нее, как будто еще не веря, что она опять вместе с ним, что он опять ее видит и слышит, — ее, свою дочь, свою Наташу! Анна Андреевна, рыдая, охватила ее,
прижала голову ее
к своей
груди и так и замерла в этом объятии, не в силах произнесть слова.
— Я не сержусь, — проговорила она робко, подняв на меня такой светлый, такой любящий взгляд; потом вдруг схватила мою
руку,
прижала к моей
груди лицо и отчего-то заплакала.
И каждую ночь он проходил мимо окон Шурочки, проходил по другой стороне улицы, крадучись, сдерживая дыхание, с бьющимся сердцем, чувствуя себя так, как будто он совершает какое-то тайное, постыдное воровское дело. Когда в гостиной у Николаевых тушили лампу и тускло блестели от месяца черные стекла окон, он притаивался около забора,
прижимал крепко
к груди руки и говорил умоляющим шепотом...
За темно-красными плотными занавесками большим теплым пятном просвечивал свет лампы. «Милая, неужели ты не чувствуешь, как мне грустно, как я страдаю, как я люблю тебя!» прошептал Ромашов, делая плачущее лицо и крепко
прижимая обе
руки к груди.
Он схватил мои
руки, целовал их,
прижимал к груди своей, уговаривал, утешал меня; он был сильно тронут; не помню, что он мне говорил, но только я и плакала, и смеялась, и опять плакала, краснела, не могла слова вымолвить от радости.
Степан подошел
к ней, готовясь ухватить ее за
руки, чтобы она не мешала ему, но она не подняла
рук, не противилась и только
прижала их
к груди и тяжело вздохнула и повторила...
— Я не знаю… у меня что-то
грудь болит… — сказал он,
прижав руку к сердцу.
— Вы не щадите ничего… ничего!.. — с отчаянием стонал он,
прижимая бумаги обеими
руками к груди.
— Дозвольте же, дозвольте, — приступал он, еще крепче
прижимая обе
руки к груди.
— Ваше превосходительство, — начал он,
прижимая руку к своей полуобнаженной
груди, — теперича я родитель этой девушки, за что ж так меня и ее обижать?..
Не поверил я, что закройщица знает, как смеются над нею, и тотчас решил сказать ей об этом. Выследив, когда ее кухарка пошла в погреб, я вбежал по черной лестнице в квартиру маленькой женщины, сунулся в кухню — там было пусто, вошел в комнаты — закройщица сидела у стола, в одной
руке у нее тяжелая золоченая чашка, в другой — раскрытая книга; она испугалась,
прижала книгу
к груди и стала негромко кричать...
— Священника бы, — шептала она, — а он не велит… не понимает ничего… — И сняв
руки с подушки, она
прижала их
к груди, точно молясь.
Хаджи-Мурат еще раз
прижал руки к середине
груди и что-то оживленно заговорил.
Володин встал и с обиженным лицом вернулся
к своему месту. Там он
прижал обе
руки к груди и опять воскликнул...
Легко, точно ребёнка, он поднял её на
руки, обнял всю, а она ловко повернулась
грудью к нему и на секунду
прижала влажные губы
к его сухим губам. Шатаясь, охваченный красным туманом, он нёс её куда-то, но женщина вдруг забилась в его
руках, глухо вскрикивая...
Тяжело дыша, красная, в наскоро накинутом платке, одной
рукою она отирала лицо и,
прижав другую ко
груди, неразборчиво говорила, просила о чём-то. Он метнулся
к ней, застёгивая ворот рубахи, отскочил, накинул пиджак, бросился в угол и торопливо бормотал, не попадая ногами в брюки...
Каждый день, подходя
к пруду, видел я этого, уже дряхлого, сгорбленного, седого, как лунь, старика, стоявшего, прислонясь
к углу своей избы, прямо против восходящего солнца; костлявыми пальцами обеих
рук опирался он на длинную палку,
прижав ее
к своей
груди и устремив слепые глаза навстречу солнечным лучам.
— Да, мой милый, мой сердечный друг! одна смерть может разлучить нас… Дай мне свою
руку, радость дней моих, ненаглядный мой!.. Не правда ли, ты никогда не покинешь твоей Анастасии… никогда?.. Чувствуешь ли ты, — продолжала она голосом, исполненным неизъяснимой нежности,
прижимая руку Юрия
к груди своей, — чувствуешь ли, как бьется мое сердце?.. Оно живет тобою! И если когда-нибудь ты перестанешь любить меня…
— Маленечко только и не застал-то! Всего одну недельку! Все бы порадовался, хоть бы в руках-то подержал, касатик! — проговорила она, глядя на письмо и обливаясь слезами. — Ваня! Сынок ты мой любезный… утеха ты моя… Ванюшка! — с горячностию подхватила она,
прижимая грамотку
к тощей, ввалившейся
груди своей.
Он нагнулся и поцеловал ей
руку, она неловко поцеловала его холодными губами в голову. Он чувствовал, что в этом любовном объяснении нет главного — ее любви, и есть много лишнего, и ему хотелось закричать, убежать, тотчас же уехать в Москву, но она стояла близко, казалась ему такою прекрасной, и страсть вдруг овладела им, он сообразил, что рассуждать тут уже поздно, обнял ее страстно,
прижал к груди и, бормоча какие-то слова, называя ее ты, поцеловал ее в шею, потом в щеку, в голову…
Она протянула
руку, чтобы взять зонтик, но он
прижал его
к груди и проговорил страстно, неудержимо, отдаваясь опять сладкому восторгу, какой он испытал вчера ночью, сидя под зонтиком...
Она обхватила его обеими
руками,
прижала его голову
к своей
груди, гребень ее зазвенел и покатился, и рассыпавшиеся волосы обдали его пахучею и мягкою волной.
И, взяв Фому за
руку, она усадила его, как ребенка, на колени
к себе,
прижала крепко голову его
к груди своей и, наклонясь, надолго прильнула горячими губами
к губам его.
Игнат, должно быть, по глазам сына отгадал его чувства: он порывисто встал с места, схватил его на
руки и крепко
прижал к груди.
Незнамов целует ее
руку. Она
прижимает его голову
к груди и крепко целует.
Филипп Филиппович, не умолкая, царапал агентов охраны своим тонким голосом, раздражающим уши, осыпал всех упрёками в бездеятельности, Ясногурский печально чмокал губами и просил,
прижимая руки к своей
груди...
Руки у него тряслись, на висках блестел пот, лицо стало добрым и ласковым. Климков, наблюдая из-за самовара, видел большие, тусклые глаза Саши с красными жилками на белках, крупный, точно распухший нос и на жёлтой коже лба сеть прыщей, раскинутых венчиком от виска
к виску. От него шёл резкий, неприятный запах. Пётр,
прижав книжку
к груди и махая
рукой в воздухе, с восторгом шептал...
Он исчез, юрко скользя между столов, сгибаясь на ходу,
прижав локти
к бокам, кисти
рук к груди, вертя шершавой головкой и поблескивая узенькими глазками. Евсей, проводив его взглядом, благоговейно обмакнул перо в чернила, начал писать и скоро опустился в привычное и приятное ему забвение окружающего, застыл в бессмысленной работе и потерял в ней свой страх.
Но это не был сон: это была самая существенная действительность, всю силу и все значение которой княгиня вполне ощутила только тогда, когда, измученная своею ролью в продолжение вечера, она села в карету и, обхватив
руками голову дочери,
прижала ее
к своей
груди и зарыдала.