Неточные совпадения
— Да сюда посвети, Федор, сюда фонарь, — говорил Левин, оглядывая телку. — В мать! Даром что мастью в
отца. Очень хороша. Длинна и пашиста. Василий Федорович, ведь хороша? — обращался он к приказчику, совершенно
примиряясь с ним за гречу под влиянием радости за телку.
Сам
отец, видя возрастание семейного благосостояния,
примирился с неудачным браком, и хотя жил
с женой несогласно, но в конце концов вполне подчинился ей.
Я действительно в сны не верил. Спокойная ирония
отца вытравила во мне ходячие предрассудки. Но этот сон был особенный. В него незачем было верить или не верить: я его чувствовал в себе… В воображении все виднелась серая фигурка на белом снегу, сердце все еще замирало, а в груди при воспоминании переливалась горячая волна. Дело было не в вере или неверии, а в том, что я не мог и не хотел
примириться с мыслью, что этой девочки совсем нет на свете.
Один Степан Михайлыч не мог
примириться с переездом дочери от умирающего
отца в свой собственный дом.
Лицом она была похожа на
отца, только темно-голубые глаза наследовала она от Дуни; но в этом сходстве была такая необъятная противоположность, что два лица эти могли бы послужить Лафатеру предметом нового тома кудрявых фраз: жесткие черты Алексея Абрамовича, оставаясь теми же, искуплялись, так сказать, в лице Любоньки; по ее лицу можно было понять, что в Негрове могли быть хорошие возможности, задавленные жизнию и погубленные ею; ее лицо было объяснением лица Алексея Абрамовича: человек, глядя на нее,
примирялся с ним.
Он не
примирился с нею, и даже теперь, когда он вспоминал об
отце, к его любви и к его грусти примешивалось воспоминание о тяжкой, неизгладимой и неизглаженной неправде.
Теперь Дуня стала нетерпеливее поджидать
отца.
С возможностью скорой бабушкиной смерти она уже успела
примириться и, поплакав тишком, стала больше думать о приходе тятьки, о котором, кстати сказать, имела сейчас очень смутное воспоминание.
Одновременно
с этой сценой из дворца исчез красивый камергер императрицы Монс де ла Кроа. Его казнили вскоре, как потом узнала Елизавета Петровна. Все стало ясно для нее.
Отец с матерью, однако,
примирились. И это примирение предсказал Екатерине вещий сон.
В последних словах слышалась затаенная горечь. Николай Митрофанов, как все
отцы, хотел иметь первенца-сына. Судьба судила иначе, и он
примирился с ней, боготворил новорожденную дочь, но то обстоятельство, что это был не мальчик, не будущий сержант, а может, чего не бывает, и генерал, все же минутами омрачало эту радость.
Поездка
с Долинским, защитником Алферова, не особенно улыбалась ей, хотя за последнее время она несколько
примирилась с молодым человеком, и инстинктивная ненависть к нему, как к адвокату, спасшему, как она думала, от заслуженного наказания убийцу ее
отца, потеряла свой прежний острый характер.