Я видела его издалека — с кровли сакли дедушки Магомета, когда наиб, преисполненный достоинства, ехал верхом по улице аула. У дедушки Магомета он никогда не бывал, поскольку подозревал, что тот способствовал
принятию христианства моими родителями. Но это было неправдой, потому что дедушка Магомет, сам будучи ярым фанатиком, никогда не одобрял подобного поступка, хотя и простил дочерей.
При Владимире царствовали по всей Руси грабежи и убийства, по
принятии христианства Владимир из человеколюбия не хотел казнить разбойников, а брал только виры, и разбои умножились, так что сами епископы должны были просить его, чтоб он опять принялся казнить (Полное собрание летописей, I, 54).
Что касается хлыстовщины и подобных ей сект, то они, как я уже сказал, занесены в Россию из Византии, или, вернее сказать, из Болгарии, занесены очень давно, современно с
принятием христианства св. Владимиром [Через шестнадцать лет по крещении киевлян в Киеве был ухе обличен богомил-скопец Андриан (Руднева «Рассуждение о ересях и расколах», 29–38).
Неточные совпадения
И я видел в истории
христианства и христианских церквей постоянное отречение от свободы духа и
принятие соблазнов Великого Инквизитора во имя благ мира и мирового господства.
Когда мне возражали против того, что свобода есть основа
христианства, то я воспринимал это как возражение против моего самого первоначального
принятия Христа и обращения в
христианство.
Отречение от бесконечной свободы духа было для меня отречением от Христа и от
христианства,
принятием соблазна Великого Инквизитора.
Весь длинный 1800-летний ход жизни христианских народов неизбежно привел их опять к обойденной ими необходимости решения вопроса
принятия или непринятия учения Христа и вытекающего из него для общественной жизни решения вопроса о противлении или непротивлении злу насилием, но только с тою разницею, что прежде люди могли принять и не принять решение, данное
христианством, теперь же это решение стало неизбежно, потому что оно одно избавляет их от того положения рабства, в котором они, как в тенетах, запутали сами себя.
Только со времени
принятия главами государств номинального внешнего
христианства начали придумываться все те невозможные хитросплетенные теории, по которым
христианство можно совместить с государством.
Иногда думается: для чего было нужно то извращение
христианства, которое и теперь более всего другого мешает
принятию его в его истинном значении. А между тем это-то извращение
христианства, приведши людей в то положение, в котором они находятся теперь, и было необходимым условием того, чтобы большинство людей могло воспринять его в его истинном значении.
Извращение
христианства и
принятие его в извращенном виде большинством людей было так же необходимо, как и то, чтобы для того, чтобы оно взошло, посеянное зерно было на время скрыто землей.
Они, во-первых, приписывают его почему-то древней Руси преимущественно пред новою; во-вторых, кроме
христианства, примешивают еще к делу Византию и Восток в противоположность Западу; в-третьих, формальное
принятие веры смешивают с действительным водворением ее начал в сердцах народа.
Все это неопровержимо доказывает, что народ не был предварительно приготовлен к
принятию тех высоких истин, которые ему предлагались, и не в состоянии был еще воспользоваться, как следует, благодеяниями новой цивилизации, входившей в Русь вместе с
христианством.
Это совсем не должно означать
принятия всех традиционных форм аскезы исторического
христианства, в котором было много совсем не христианского и даже враждебного личности.
Неверно было бы сделать и тот вывод, что
христианство требует равнодушия к социальному устроению и смиренного и послушного
принятия данного социального строя.
Отец его был дьякон, дед — священник, прадед — дьякон, и весь род его, быть может, со времен
принятия на Руси
христианства, принадлежал к духовенству, и любовь его к церковным службам, духовенству, к звону колоколов была у него врожденной, глубокой, неискоренимой; в церкви он, особенно когда сам участвовал в служении, чувствовал себя деятельным, бодрым, счастливым.
Великое же благо их в том, что, приняв в извращенном виде
христианство, включавшее в себя скрытую от них истину, они неизбежно приведены теперь к необходимости
принятия христианского учения уже не в извращенном, а в том истинном смысле, в котором оно всё более и более выяснялось и вполне уже выяснилось теперь и которое одно может спасти людей от того бедственного положения, в котором они находятся.
Вот эта-то бессознательная вера, вернее суеверие людей христианского мира в законность поддерживания устройства мира насилием и в законность и неизбежность самого насилия, — вот эта-то вера, основанная на извращенном
христианстве и прямо противоположная истинному (хотя люди, освободившиеся от веры в лжехристианство, и не признают этого), и составляла и составляет до последнего времени главное препятствие для
принятия людьми всё более и более выясняющегося для них в наше время христианского учения в его истинном значении.