Неточные совпадения
Присутствие княгини Тверской, и по воспоминаниям, связанным с нею, и потому, что он вообще не любил ее, было неприятно Алексею Александровичу, и он пошел прямо
в детскую.
В первой детской Сережа, лежа грудью на столе и положив
ноги на стул, рисовал что-то, весело приговаривая. Англичанка, заменившая во время болезни Анны француженку, с вязаньем миньярдиз сидевшая подле мальчика, поспешно встала,
присела и дернула Сережу.
Подскакал офицер и, размахивая рукой
в белой перчатке, закричал на Инокова, Иноков
присел, осторожно положил человека на землю, расправил руки,
ноги его и снова побежал к обрушенной стене; там уже копошились солдаты, точно белые, мучные черви, туда осторожно сходились рабочие, но большинство их осталось сидеть и лежать вокруг Самгина; они перекликались излишне громко, воющими голосами, и особенно звонко, по-бабьи звучал один голос...
У Самгина дрожали
ноги в коленях, он
присел на диван, рассматривая пружину очков, мигая.
Он видел, что толпа, стискиваясь, выдавливает под
ноги себе мужчин, женщин; они
приседали, падали, ползли, какой-то подросток быстро, с воем катился к фронту, упираясь
в землю одной
ногой и руками; видел, как люди умирали, не веря, не понимая, что их убивают.
Туробоев
присел ко крыльцу церковно-приходской школы, только что выстроенной, еще без рам
в окнах. На ступенях крыльца копошилась, кричала и плакала куча детей, двух — и трехлеток, управляла этой живой кучей грязненьких, золотушных тел сероглазая, горбатенькая девочка-подросток, управляла, негромко покрикивая, действуя руками и
ногами. На верхней ступени, широко расставив синие
ноги в огромных узлах вен, дышала со свистом слепая старуха, с багровым, раздутым лицом.
— Садись,
присядь, ноги-то небось не стоят еще, — приветливо пригласил он меня, указав мне на место подле себя и все продолжая смотреть мне
в лицо тем же лучистым взглядом. Я сел подле него и сказал...
Он шел очень искусно, упираясь то одной, то другой
ногой и держа
в равновесии руки, а местами вдруг осторожно
приседал, когда покатость пола становилась очень крута.
Наконец они решились, и мы толпой окружили их: это первые наши гости
в Японии. Они с боязнью озирались вокруг и, положив руки на колени,
приседали и кланялись чуть не до земли. Двое были одеты бедно: на них была синяя верхняя кофта, с широкими рукавами, и халат, туго обтянутый вокруг поясницы и
ног. Халат держался широким поясом. А еще? еще ничего; ни панталон, ничего…
Половодов скрепя сердце тоже
присел к столу и далеко вытянул свои поджарые
ноги; он смотрел на Ляховского и Привалова таким взглядом, как будто хотел сказать: «Ну, друзья, что-то вы теперь будете делать… Посмотрим!» Ляховский
в это время успел вытащить целую кипу бумаг и бухгалтерских книг, сдвинул свои очки совсем на лоб и проговорил деловым тоном...
Красоткин
присел на постельке,
в ногах у Илюши. Он хоть, может быть, и приготовил дорогой, с чего развязно начать разговор, но теперь решительно потерял нитку.
Заря уже занялась, когда он возвратился домой. Образа человеческого не было на нем, грязь покрывала все платье, лицо приняло дикий и страшный вид, угрюмо и тупо глядели глаза. Сиплым шепотом прогнал он от себя Перфишку и заперся
в своей комнате. Он едва держался на
ногах от усталости, но он не лег
в постель, а
присел на стул у двери и схватился за голову.
Спустившись с дерева, я присоединился к отряду. Солнце уже стояло низко над горизонтом, и надо было торопиться разыскать воду,
в которой и люди и лошади очень нуждались. Спуск с куполообразной горы был сначала пологий, но потом сделался крутым. Лошади спускались,
присев на задние
ноги. Вьюки лезли вперед, и, если бы при седлах не было шлей, они съехали бы им на голову. Пришлось делать длинные зигзаги, что при буреломе, который валялся здесь во множестве, было делом далеко не легким.
Я шагал
в полной тишине среди туманных призраков и вдруг почувствовал какую-то странную боль
в левой
ноге около щиколотки; боль эта стала
в конце концов настолько сильной, что заставила меня остановиться. Я оглядывался, куда бы
присесть, чтоб переобуться, но скамейки нигде не было видно, а
нога болела нестерпимо.
На третий или на четвертый день мы с братом и сестрой были
в саду, когда Крыжановский неожиданно перемахнул своими длинными
ногами через забор со стороны пруда и,
присев в высокой траве и бурьянах, поманил нас к себе. Вид у него был унылый и несчастный, лицо помятое, глаза совсем мутные, нос еще более покривился и даже как будто обвис.
— Что же,
в ногах правды нет, —
присядем.
Бешено звенела гитара, дробно стучали каблуки, на столе и
в шкапу дребезжала посуда, а среди кухни огнем пылал Цыганок, реял коршуном, размахнув руки, точно крылья, незаметно передвигая
ноги; гикнув,
приседал на пол и метался золотым стрижом, освещая всё вокруг блеском шелка, а шелк, содрогаясь и струясь, словно горел и плавился.
Когда же тетерев вытянул шею, встал на
ноги, беспрестанно повертывает голову направо и налево или, делая боковые шаги к тонкому концу сучка, потихоньку кудахчет, как курица, то охотник должен стрелять немедленно, если подъехал уже
в меру: тетерев сбирается
в путь; он вдруг
присядет и слетит.
Присев на задние
ноги, то есть сложив их на сгибе, упершись
в какое-нибудь твердое основание, заяц имеет способность с такою быстротою и силою разогнуть их, что буквально бросает па воздух все свое тело; едва обопрется он о землю передними лапками, как уже задние, далеко перепрыгнув за передние, дают опять такой же толчок, и бег зайца кажется одною линией, вытянутою
в воздухе.
Гагары почти не могут ходить, а могут только
присесть на свои
ноги и то на мели, отчего получают странную посадку, ибо сидят, запрокинувшись назад,
в полустоячем положении, подняв свой острый нос кверху.
Варвара Павловна тотчас, с покорностью ребенка, подошла к ней и
присела на небольшой табурет у ее
ног. Марья Дмитриевна позвала ее для того, чтобы оставить, хотя на мгновенье, свою дочь наедине с Паншиным: она все еще втайне надеялась, что она опомнится. Кроме того, ей
в голову пришла мысль, которую ей непременно захотелось тотчас высказать.
Марья плохо помнила, как ушел Матюшка. У нее сладко кружилась голова, дрожали
ноги, опускались руки… Хотела плакать и смеяться, а тут еще свой бабий страх. Вот сейчас она честная мужняя жена, а выйдет
в лес — и пропала… Вспомнив про объятия Матюшки, она сердито отплюнулась. Вот охальник! Потом Марья вдруг расплакалась.
Присела к окну, облокотилась и залилась рекой. Семеныч, завернувший вечерком напиться чаю, нашел жену с заплаканным лицом.
Нюрочке вдруг сделалось страшно: старуха так и впилась
в нее своими темными, глубоко ввалившимися глазами. Вспомнив наказ Анфисы Егоровны, она хотела было поцеловать худую и морщинистую руку молчавшей старухи, но рука Таисьи заставила ее
присесть и поклониться старухе
в ноги.
По обычаю,
присели перед отходом, а потом началось прощанье. Груздев поклонился
в ноги обеим «сестрам», и Таисье и Аглаиде.
Дремота начала овладевать мною, коленки постепенно сгибались, наконец усталость одолела меня, я сам не помню, как сползли мои
ноги, я
присел в углу и крепко заснул.
И снова взмахнул рукой, целя
в голову Рыбина. Рыбин
присел, удар не коснулся его, и становой, пошатнувшись, едва устоял на
ногах.
В толпе кто-то громко фыркнул, и снова раздался гневный крик Михаила...
— Миль пардон, мадам [Тысяча извинений, сударыня (франц.).]. Се ма фот!.. Это моя вина! — воскликнул Бобетинский, подлетая к ней. На ходу он быстро шаркал
ногами,
приседал, балансировал туловищем и раскачивал опущенными руками с таким видом, как будто он выделывал подготовительные па какого-то веселого балетного танца. — Ваш-шу руку. Вотр мэн, мадам. Господа,
в залу,
в залу!
Став руками на их концы, он
в три приема раскачался, и вдруг, описав всем телом полный круг, так что на один момент его
ноги находились прямо над головой, он с силой оттолкнулся от брусьев, пролетел упругой дугой на полторы сажени вперед, перевернулся
в воздухе и ловко, по-кошачьи,
присел на землю.
— Вас, впрочем, я не пущу домой, что вам сидеть одному
в нумере? Вот вам два собеседника: старый капитан и молодая девица, толкуйте с ней! Она у меня большая охотница говорить о литературе, — заключил старик и, шаркнув правой
ногой,
присел, сделал ручкой и ушел. Чрез несколько минут
в гостиной очень чувствительно послышалось его храпенье. Настеньку это сконфузило.
Он послал меня
в город за полицией, а сам
присел на край ямы, опустив
в нее
ноги, зябко кутаясь
в потертое пальто. Известив о самоубийстве городового, я быстро прибежал назад, но за это время октавист допил водку покойника и встретил меня, размахивая пустой бутылкой.
Ирландцы пошумели еще некоторое время, потом расступились, выпустив Падди, который опять вышел вперед и пошел на Матвея, сжав плечи, втянув
в них голову, опустивши руки и изгибаясь, как змея. Матвей стоял, глядя с некоторым удивлением на его странные ужимки, и уже опять было приготовился повторить прежний урок, как вдруг ирландец
присел; руки Матвея напрасно скользнули
в воздухе,
ноги как будто сами поднялись, и он полетел через постель на спину.
Этот парень всегда вызывал у Кожемякина презрение своей жестокостью и озорством; его ругательство опалило юношу гневом, он поднял
ногу, с размаху ударил озорника
в живот и, видя, что он, охнув,
присел, молча пошёл прочь. Но Кулугуров и Маклаков бросились на него сзади, ударами по уху свалили на снег и стали топтать
ногами, приговаривая...
Поздно. Справа и сзади обрушились городские с пожарным Севачевым и лучшими бойцами во главе; пожарный низенький, голова у него вросла
в плечи, руки короткие, — подняв их на уровень плеч, он страшно быстро суёт кулаками
в животы и груди людей и опрокидывает, расталкивает, перешибает их надвое. Они изгибаются, охая,
приседают и ложатся под
ноги ему, точно брёвна срубленные.
Пошли. Улица зыбко качалась под
ногами, пёстрые дома как будто подпрыгивали и
приседали,
в окнах блестели гримасы испуга, недоумения и лицемерной кротости.
В светлой, чуткой тишине утра тревожно звучал укоризненный голос Шакира...
Все двигаются не торопясь и молча, а он вертится около головки — у колеса, щупает чёрными пальцами натяжение струн,
приседая, смотрит узкими глазами вдоль них и бежит на прямых
ногах в конец пустыря, чтобы облегчить или прибавить груз.
(Прим. автора.)] сверх рубашки косоворотки,
в туфлях на босую
ногу; подле него пряла на самопрялке козий пух Арина Васильевна и старательно выводила тонкие длинные нити, потому что затеяла выткать из них домашнее сукно на платье своему сыночку, так чтоб оно было ему и легко, и тепло, и покойно; у окошка сидела Танюша и читала какую-то книжку; гостившая
в Багрове Елизавета Степановна
присела подле отца на кровати и рассказывала ему про свое трудное житье, про службу мужа, про свое скудное хозяйство и недостатки.
Гордей Евстратыч осторожно
присел на самый кончик дивана,
в самых
ногах у Порфира Порфирыча, от которого так и разило перегорелой водкой. Порфир Порфирыч набил глиняную трубку с длиннейшим чубуком «Жуковым» и исчез на время
в клубах дыма.
Татьяна Власьевна
присела в изнеможении на стопу принесенных кирпичей, голова у ней кружилась,
ноги подкашивались, но она не чувствовала ни холодного ветра, глухо гудевшего
в пустых стенах, ни своих мокрых
ног, ни надсаженных плеч.
Другой зажёг спичку,
присел на землю. У
ног его лежала рука, пальцы её, крепко стиснутые
в кулак, тихо расправлялись.
Козявочка едва унесла
ноги от сердитого Шмеля. Она
присела на травку, облизала ножки, запачканные
в цветочном соку, и рассердилась...
Разминая затекшие
ноги, Персиков поднялся, вернулся
в свой кабинет, зевнул, потер пальцами вечно воспаленные веки и,
присев на табурет, заглянул
в микроскоп, пальцы он наложил на кремальеру и уже собирался двинуть винт, но не двинул.
— Она сказала, — повторил капитан, у которого покраснели виски, — вот что: «Да, у меня затекла
нога, потому что эти каблуки выше, чем я привыкла носить». Все! А? — Он хлопнул себя обеими руками по коленям и спросил: — Каково? Какая барышня ответит так
в такую минуту? Я не успел влюбиться, потому что она, грациозно
присев, собрала свое хозяйство и исчезла.
В ответ грянула тяжелая железная цепь и послышался стон. Арефа понял все и ощупью пошел на этот стон.
В самом углу к стене был прикован на цепь какой-то мужик. Он лежал на гнилой соломе и не мог подняться. Он и говорил плохо.
Присел около него Арефа, ощупал больного и только покачал головой:
в чем душа держится. Левая рука вывернута
в плече, правая
нога плеть плетью, а спина, как решето.
Вадим, обманутый
в последней надежде, потерялся; он не мог держаться на
ногах бледный, страшный, он
присел на скамью — и как вы думаете что он делал?
Быстро несколько раз прошелся по камере и к новому, величайшему удивлению наблюдавшего
в глазок солдата — быстро разделся догола и весело, с крайней старательностью проделал все восемнадцать упражнений; вытягивал и растягивал свое молодое, несколько похудевшее тело,
приседал, вдыхал и выдыхал воздух, становясь на носки, выбрасывал
ноги и руки. И после каждого упражнения говорил с удовольствием...
Выслушав и выстукав пациента, доктор
присел на угол письменного стола, положив
ногу на
ногу и обхватив руками острые колени. Его птичье, выдавшееся вперед лицо, широкое
в скулах и острое к подбородку, стало серьезным, почти строгим. Подумав с минуту, он заговорил, глядя мимо плеча Арбузова на шкап с книгами...
Крутицкий. Кому счастье, Елеся. А нам нет счастья; бедному Кузиньке бедная и песенка. Терять — терял, а находить — не находил. Очень страшно — потерять, очень! Я вот гривенничек-то засунул
в жилетку, да и забыл; вдруг хватился, нет. Ну, потерял… Задрожал весь, руки,
ноги затряслись, — шарю, шарю, — карманов-то не найду. Ну, потерял… одно
в уме, что потерял. Еще хуже это; чем бы искать, а тут тоска.
Присел, поплакал, — успокоился немножко; стал опять искать, а он тут, ну и радость.
— Поди мне большой лопух сорви, — и как парень от него отвернулся, он снял косу с косья,
присел опять на корточки, оттянул одною рукою икру у
ноги, да
в один мах всю ее и отрезал прочь. Отрезанный шмат мяса величиною
в деревенскую лепешку швырнул
в Орлик, а сам зажал рану обеими руками и повалился.
Выла и стонала февральская вьюга, торкалась
в окна, зловеще гудела
в трубе; сумрак пекарни, едва освещенной маленькой лампой, тихо колебался, откуда-то втекали струи холода, крепко обнимая
ноги; я месил тесто, а хозяин,
присев на мешок муки около ларя, говорил...
Мартьянов скорчил страшную гримасу и вдруг — чихнул прямо на голову Петунникова. Тот вскрикнул,
присел и прыгнул
в сторону, чуть не сбив с
ног пристава, который едва удержал его, раскрыв ему объятия.
Там, услыхав девичьи голоса на огороде, он пробрался осторожно к задней стене, нашёл
в ней щель и стал смотреть: девки собрались
в тени, под сосной; тонкая, худощавая Наталья уже лежала на земле, вверх лицом, заложив руки за голову, Христина чистила зубы былинкой,
присев на стол и болтая голою
ногой, а Сорокина, сидя на земле, опираясь затылком о край стола, вынула левую грудь и, сморщив лицо, разглядывала тёмные пятна на ней.