Неточные совпадения
Аркадий принялся говорить о «своем приятеле». Он говорил о нем так подробно и с таким восторгом, что Одинцова обернулась к нему и внимательно на него посмотрела. Между тем мазурка приближалась к концу. Аркадию стало жалко расстаться с своей дамой: он так хорошо
провел с ней
около часа! Правда, он в течение всего этого времени постоянно чувствовал, как будто она к нему снисходила, как будто ему следовало быть ей благодарным… но молодые сердца не тяготятся этим чувством.
В 10-м
часу приехали, сначала оппер-баниосы, потом и секретари. Мне и К. Н. Посьету поручено было их встретить на шканцах и
проводить к адмиралу.
Около фрегата собралось более ста японских лодок с голым народонаселением. Славно: пестроты нет, все в одном и том же костюме, с большим вкусом! Мы с Посьетом ждали у грот-мачты, скоро ли появятся гости и что за секретари в Японии, похожи ли на наших?
И действительно, она порадовалась; он не отходил от нее ни на минуту, кроме тех
часов, которые должен был
проводить в гошпитале и Академии; так прожила она
около месяца, и все время были они вместе, и сколько было рассказов, рассказов обо всем, что было с каждым во время разлуки, и еще больше было воспоминаний о прежней жизни вместе, и сколько было удовольствий: они гуляли вместе, он нанял коляску, и они каждый день целый вечер ездили по окрестностям Петербурга и восхищались ими; человеку так мила природа, что даже этою жалкою, презренною, хоть и стоившею миллионы и десятки миллионов, природою петербургских окрестностей радуются люди; они читали, они играли в дурачки, они играли в лото, она даже стала учиться играть в шахматы, как будто имела время выучиться.
Около трех
часов,
проводив последних гостей, матушка, по обыкновению, велит отказывать и подавать обедать. Но она так взволнована, что должна сейчас же высказаться.
Но дети уже не спят. Ожидание предстоящего выезда спозаранку волнует их, хотя выезд назначен после раннего обеда,
часов около трех, и до обеда предстоит еще
провести несколько скучных
часов за книжкой в классе. Но им уже кажется, что на конюшне запрягают лошадей, чудится звон бубенчиков и даже голос кучера Алемпия.
Мы выехали из Малиновца
около часа пополудни. До Москвы считалось сто тридцать пять верст (зимний путь сокращался верст на пятнадцать), и так как путешествие, по обыкновению, совершалось «на своих», то предстояло
провести в дороге не меньше двух дней с половиной. До первой станции (Гришково), тридцать верст, надо было доехать засветло.
Ночи он
проводил в подвалах,
около денег, как «скупой рыцарь». Вставал в десять
часов утра и аккуратно в одиннадцать
часов шел в трактир. Придет. Сядет. Подзовет полового...
Там
проводят они по нескольку
часов,
около полдён, и отдыхают, лежа на хлупи, даже дремлют.
Она
провела у меня
часов около двадцати.
Розанов положил это письмо в карман и
около десяти
часов того же утра
завез его Райнеру, а при этом рассказал и странности, обнаруженные Помадою при его отъезде.
Вот как текла эта однообразная и невеселая жизнь: как скоро мы просыпались, что бывало всегда
часу в восьмом, нянька
водила нас к дедушке и бабушке; с нами здоровались, говорили несколько слов, а иногда почти и не говорили, потом отсылали нас в нашу комнату;
около двенадцати
часов мы выходили в залу обедать; хотя от нас была дверь прямо в залу, но она была заперта на ключ и даже завешана ковром, и мы проходили через коридор, из которого тогда еще была дверь в гостиную.
— Когда лучше узнаю историю, то и обсужу это! — отвечал Павел тоже сухо и ушел; но куда было девать оставшиеся несколько
часов до ночи? Павлу пришла в голову мысль сходить в дом к Есперу Иванычу и посмотреть на те места, где он так счастливо и безмятежно
провел около года, а вместе с тем узнать, нет ли каких известий и от Имплевых.
Он выслушает и не согласится, но
сведет вас с своим секундантом, — положим,
часов около одиннадцати.
Миропа Дмитриевна решительно не могла
отвести от него глаз; он никогда еще не производил на нее такого сильного впечатления своей наружностью: густые эполеты майора живописно спускались на сукно рукавов; толстая золотая цепочка от
часов извивалась
около борта сюртука; по правилам летней формы, он был в белых брюках; султан на его новой трехугольной шляпе красиво развевался от дуновения легкого ветерка; кресты и медали как-то более обыкновенного блистали и мелькали.
Проводить каждый вечер
около четверти
часа у окна своей комнаты вошло у ней в привычку.
Меж тем солнце пробилось наконец сквозь туманные облачные пласты; по яркому морю кружилась пена. Вскоре я отправился к себе вниз, где, никем не потревоженный,
провел в чтении
около трех
часов. Я читал две книги — одна была в душе, другая в руках.
«Нема
часу, паныч… нужно пашню сегодня орать», — чаще всего отвечал Ярмола на мое приглашение, и я отлично знал, что он вовсе не будет «орать пашню», а
проведет целый день
около монополии в сомнительной надежде на чье-нибудь угощение.
Вечером же, обыкновенно
часов около семи, как буря, налетал на меня приступ болезни, и я
проводил на постели ужасную, длинную, как столетие, ночь, то трясясь под одеялом от холода, то пылая невыносимым жаром.
Одного из самых крупных язей я выудил на большого зеленоватого комара особенной породы, на крошечную удочку; зато я
водил его
около часа.
Другой случай был со мной недавно, а именно в половине сентября 1845 года: пришел я удить окуней,
часу в восьмом утра, на свою мельницу;
около плотины росла длинная трава; я закинул удочку через нее в глубокий материк, насадив на крючок земляного червя; только что я положил удилище на траву и стал развивать другую удочку, как наплавок исчез, и я едва успел схватить удилище; вынимаю — поводок перегрызен; я знал, что это щука, и сейчас закинул другую удочку; через несколько минут повторилась та же история, но я успел подсечь и начал уже
водить какую-то большую рыбу, как вдруг леса со свистом взвилась кверху: поводок опять оказался перегрызен; явно, что и это была щука и уже большая, ибо я почти ее видел.
В сплетне была доля правды. Сделав визит семейству Зиненок, Квашнин стал ежедневно
проводить у них вечера. По утрам,
около одиннадцати
часов, в Шепетовскую экономию приезжала его прекрасная тройка серых, и кучер неизменно докладывал, что «барин просит барыню и барышень пожаловать к ним на завтрак». К этим завтракам посторонние не приглашались. Кушанье готовил повар-француз, которого Василий Терентьевич всюду
возил за собою в своих частых разъездах, даже и за границу.
Губернатору и графу Функендорфу угрожало то же самое: в зале пробило уже два
часа, а они еще не жаловали. Обладавшие аппетитом гости напрасно похаживали
около окон и посматривали на открытую дорогу, на которой должен был показаться экипаж, — однако его не было. Проходила уже и отсроченная четверть
часа, и княгиня готовилась привстать и подать руку Рогожину, который имел привилегию
водить бабушку к столу, как вдруг кто-то крикнул: «Едут!»
И гость нам не отказал: он, смеясь, подал руки мне и сестре Nathalie, и мы с ним, выйдя в залу, начали бегать
около большого круглого стола, и, признаться сказать, превесело
провели час пред обедом.
Но, возвратясь на другой день домой
около двенадцати
часов ночи, он опять застал у себя свою вчерашнюю гостью, и… чтобы избавить ее от всяких подозрений, опять, по-вчерашнему же,
провел ночь на ялике, на взморье, против Екатерингофа.
Аксинья вошла в долю с Хрымиными, и их фабрика теперь называется так: «Хрымины Младшие и K°». Открыли
около станции трактир, и уже играют на дорогой гармонике не на фабрике, а в этом трактире, и сюда часто ходит начальник почтового отделения, который тоже
завел какую-то торговлю, и начальник станции тоже. Глухому Степану Хрымины Младшие подарили золотые
часы, и он то и дело вынимает их из кармана и подносит к уху.
Был уже восьмой
час вечера. Из передней до крыльца, кроме Ивана Иваныча,
провожали нас с причитываниями и пожеланиями всяких благ бабы, старуха в очках, девочки и мужик, а
около лошадей в потемках стояли и бродили какие-то люди с фонарями, учили наших кучеров, как и где лучше проехать, и желали нам доброго пути. Лошади, сани и люди были белы.
Наступала уже осень, дни делались короче, и Половецкий с наслаждением
проводил около огня целые
часы в созерцательном настроении.
Целый
час иногда
проводила она
около своего любимца, лаская его и называя тысячами нежных имен: «Крошечка моя Лолли, котеночек мой, птичка маленькая».
— Ах, да!.. Чуть было не забыл! — остановил Кунцевич своего гостя,
провожая его в прихожую. — Если пан увидит завтра утром пани Констанцию, то пусть скажет, что я заеду к ним
часов около трех; надо внушить ей, пускай-ко постарается хоть слегка завербовать в стадо этого фон-Саксена… Он, слышно, податлив на женские речи… Может, даст Бог, и из этого барона выйдет славный баран! — с обычным своим тихим и мягким смехом завершил Кунцевич, в последний раз откланиваясь Пшецыньскому.
И она все время была очень внимательна к Хвалынцеву, что до известной степени весьма льстило его юному самолюбию. Вечером же,
часов около девяти, переговорив о чем-то с Лесницким и отправив его распорядиться насчет экипажа, графиня совершенно неожиданно обратилась к студенту с просьбой
проводить ее домой. Тот немножко смешался от неожиданности такого вызова, но поспешил ответить ей полною готовностью.
Как истый холостяк с твердыми привычками Спенсер предложил мне
проводить его до клуба"Атеней", где он
часа два до обеда
проводил неизменно. Нам надо было пересечь весь Гайд-Парк. Шли мы
около получаса и все время оживленно беседовали. Он вышел из своей суховатой флегмы, потому что я дерзнул вступить с ним в продолжительное прение.
Любашу
завезли; Рубцов взял извозчика на полпути. Домой Анна Серафимовна возвращалась одна. Было уже
около часу ночи.
Около часу провел о. Иоанн в беседе с умирающим, и результатом это беседы было высказанное князем Василием желание видеть сына. Обрадованная княгиня тотчас же телеграфировала ему в Москву.
В течение нескольких
часов, которые Неволин
провел около дачи и поблизости, она показалась ему прямо необитаемой.
Калисфения Фемистокловна позвала дочь, затворилась с нею в спальню и
провела там с нею с глазу на глаз
около двух
часов.
На губах Маргариты Дмитриевны появилась довольная улыбка, Гиршфельд ждал ее на Рязанском вокзале и напутствовал советами и указаниями.
Проводив ее, он отправился к Зинаиде Павловне. Было
около десяти
часов вечера.
Он знал, что не забыт старухой в ее завещании, и ежедневно
час или два
проводил около больной, но при всем этом он соображал, что ей надо найти преемницу. Такой преемницей, и самой подходящей, по мнению графа, была княжна Баратова. Он втерся в ее доверие под видом помощи в устройстве дел ее покойного брата.
— Ирена… не гони меня… Дай
провести около тебя хотя один
час… счастливый
час в моей безотрадной жизни…
Около трех
часов водил князь Гиршфельда по дому, саду, оранжереям, старому парку, заднему двору и псарне, подробно объясняя ему способ постройки дома, которую он производил сам, так как был архитектором-дилетантом, указывая на редкие растения, которые он выводил собственноручно, на породы и свойство псов и прочее.
Что происходило между ним и графом, осталось их тайной. Горбун
провел в кабинете
около двух
часов и вышел, видимо, совершенно довольный и веселый.
Около часу времени просидел Салтыков у Дарьи Николаевны и, наконец, простился и уехал, совершенно очарованный этой «нетронутой натурой», как мысленно он определил Иванову. Последняя
проводила гостя и заметила про себя...
Радость свиданья, однако, взяла свое, и они вскоре утешили возможностью
провести друг
около друга несколько
часов и забыть свое горе.
— Я
провел с ней
около часу.
Когда кончилось чтение ядовитых бумаг Денисова, продолжавшееся более
часа, Ростов ничего не сказал, и в самом грустном расположении духа, в обществе опять собравшихся
около него госпитальных товарищей Денисова,
провел остальную часть дня, рассказывая про то, что́ он знал, и слушая рассказы других. Денисов мрачно молчал в продолжение всего вечера.
Пока мальчик был на рожке и проживал в лубочной коробке, Кинжалка все вертелся
около этой коробки и по целым
часам сидел над нею, насторожив уши и не
сводя своих изумленных глаз с прихотливых движений дитяти.
На радостях достал четыре бутылки вина, которое мне еще в августе добыл пан Зволянский, и мы блестяще его распили. Конечно, не от вина, а от событий все были необыкновенно возбуждены, спорили, кричали, смеялись над Турцией, потом под пианино, на котором играл Киндяков, пели гимны. Лег только
около трех
часов, так как пришлось еще
провожать домой Фимочку. Хорошо, что хоть днем сегодня прикорнул, а то бы совсем раскис.