Неточные совпадения
Я взял
под уздцы лошадь княжны и
свел ее в
воду, которая не была выше колен; мы тихонько стали подвигаться наискось против течения.
Когда благому просвещенью
Отдвинем более границ,
Со временем (по расчисленью
Философических таблиц,
Лет чрез пятьсот) дороги, верно,
У нас изменятся безмерно:
Шоссе Россию здесь и тут,
Соединив, пересекут.
Мосты чугунные чрез
водыШагнут широкою дугой,
Раздвинем горы,
под водойПророем дерзостные своды,
И
заведет крещеный мир
На каждой станции трактир.
Лонгрен
провел ночь в море; он не спал, не ловил, а шел
под парусом без определенного направления, слушая плеск
воды, смотря в тьму, обветриваясь и думая.
Самым мелким чиновникам,
под надзором которых
возили воду и провизию, и тем дано было по халату и по какой-нибудь вещице.
Мы съехали после обеда на берег, лениво и задумчиво бродили по лесам, или, лучше сказать, по садам, зашли куда-то в сторону, нашли холм между кедрами, полежали на траве, зашли в кумирню, напились
воды из колодца, а вечером пили чай на берегу,
под навесом мирт и папирусов, — словом,
провели вечер совершенно идиллически.
На Лалетинских
водах быстро образовался свой карточный кружок, где Давид
под руководством Александра Павлыча
проводил время очень весело, как и следует представителю настоящей jeunesse doree.
Кожин сам отворил и
провел гостя не в избу, а в огород, где
под березой, на самом берегу озера, устроена была небольшая беседка. Мыльников даже обомлел, когда Кожин без всяких разговоров вытащил из кармана бутылку с водкой. Вот это называется ударить человека прямо между глаз… Да и место очень уж было хорошее. Берег спускался крутым откосом, а за ним расстилалось озеро, горевшее на солнце, как расплавленное. У самой
воды стояла каменная кожевня, в которой летом работы было совсем мало.
Покройте попоной, мохнатым ковром;
В мой луг
под уздцы
отведите;
Купайте; кормите отборным зерном;
Водой ключевою поите».
И отроки тотчас с конем отошли,
А князю другого коня подвели.
Пойдет, бывало, за
водою к роднику, — ключ тут чистый такой из-под горки бил, — поставит кувшины
под желоб, да и
заведет...
Впереди, в темноте сырой, тяжело возится и дышит невидимый буксирный пароход, как бы сопротивляясь упругой силе, влекущей его. Три огонька — два над
водою и один высоко над ними —
провожают его; ближе ко мне
под тучами плывут, точно золотые караси, еще четыре, один из них — огонь фонаря на мачте нашей баржи.
Задыхаясь от усилия, Назар поднял вверх выше головы ведро с
водой и вылил ее на спину жеребца от холки до хвоста. Это было знакомое Изумруду бодрое, приятное и жуткое своей всегдашней неожиданностью ощущение. Назар принес еще
воды и оплескал ему бока, грудь, ноги и
под репицей. И каждый раз он плотно
проводил мозолистой ладонью вдоль по шерсти, отжимая
воду. Оглядываясь назад, Изумруд видел свой высокий, немного вислозадый круп, вдруг потемневший и заблестевший глянцем на солнце.
Погода эти дни была дурная, и большую часть времени мы
проводили в комнатах. Самые лучшие задушевные беседы происходили в углу между фортепьяно и окошком. На черном окне близко отражался огонь свеч, по глянцевитому стеклу изредка ударяли и текли капли. По крыше стучало, в луже шлепала
вода под желобом, из окна тянуло сыростью. И как-то еще светлее, теплее и радостнее казалось в нашем углу.
Однажды в праздник сидели мы
под вечер полной компанией на любимом нашем месте у реки, над
заводью, где
вода, подобно ревнивой любовнице, жадно и настойчиво подмывает берег, кружится и течёт, как бы сама против себя, обнажая корни лип, осин и берёз.
Гаврила Пантелеич. А каково было наживать-то ему? Ведь он в лапотках в Москву-то пришел, на себе
воду возил, недоедал, недосыпал, и
под дождем, и на морозе…
Суеверный страх объял душу Марьи Гавриловны, когда узнала она, что Таня,
сведя знакомство с колдуньей, клала ей
под подушку зелья и давала умываться
водой с волшебных корней, нарытых знахаркой.
Тихо дремлет ночь немая,
Месяц свет лучистый льет,
A русалка молодая
Косы чешет и поет:
«Мы живем на дне, глубоко
Под студеной волной,
И выходим из потока
Поздно, поздно в час ночной!
Там, где лилии сверкают
Изумрудом их стеблей,
Там русалки выплывают
В пляске радостной своей.
Тихо, тихо плещут
воды,
Всюду сон, покой и тишь…
Мы
заводим хороводы
Там, где шепчется камыш…
Там, где...
Под окном хрюкнул поросенок. Он подошел к миске с
водою, попил немного, поддел миску пятаком и опрокинул ее. Катя вышла, почесала носком башмака брюхо поросенку. Он поспешно лег, вытянул ножки с копытцами и замер. Катя задумчиво
водила носком по его розовому брюху с выступами сосков, а он лежал, закрыв глаза, и изредка блаженно похрюкивал. Куры обступили Катю и поглядывали на нее в ожидании корма.
Вот эту «банду» и полюбил И. А. Гончаров, проживавший также в Берлине как раз в то время. Он, вероятно, отправлялся на какие-нибудь
воды или на морские купанья, но не торопился туда ехать Берлин ему нравился, и он
проводил время, с обеда, почти исключительно в обществе «банды», к которой и я должен был пристать. Но наша встреча произошла не в Hotel de Rome за табльдотом, а на улице
Под липами, когда члены «банды» отправлялись с ним на прогулку в Тиргартен.
Если над
водою, сидя в лодке, держать зажженный факел, то с разных мест, — из
заводей, из-под коряг, из темных омутов, — отовсюду потянутся к свету всякие рыбы. Так из гущи рабочей молодежи завода «Красный витязь» потянулись на призыв ударной тройки те, кому надоело вяло жить изо дня в день, ничем не горя, кому хотелось дружной работы, озаренной яркою целью, также и те, кому хотелось выдвинуться, обратить на себя внимание.