Неточные совпадения
В конце зимы он поехал
в Москву, выиграл
в судебной палате процесс, довольный собою отправился обедать
в гостиницу и, сидя там, вспомнил, что не
прошло еще двух лет с того дня, когда он сидел
в этом же
зале с Лютовым и Алиной, слушая, как Шаляпин поет «Дубинушку». И еще раз показалось невероятным, что такое множество событий и впечатлений уложилось
в отрезок времени — столь ничтожный.
Сам Красовский был тоже любитель этого спорта, дававшего ему большой доход по трактиру. Но последнее время,
в конце столетия, Красовский сделался ненормальным, больше проводил время на «Голубятне», а если являлся
в трактир, то
ходил по
залам с безумными глазами, распевал псалмы, и… его, конечно, растащили: трактир, когда-то «золотое дно», за долги перешел
в другие руки, а Красовский кончил жизнь почти что нищим.
— Да. Так вот танцевал я больше с нею и не видал, как
прошло время. Музыканты уж с каким-то отчаянием усталости, знаете, как бывает
в конце бала, подхватывали всё тот же мотив мазурки, из гостиных поднялись уже от карточных столов папаши и мамаши, ожидая ужина, лакеи чаще забегали, пронося что-то. Был третий час. Надо было пользоваться последними минутами. Я еще раз выбрал ее, и мы
в сотый раз
прошли вдоль
залы.
Мы
прошли сквозь ослепительные лучи
зал, по которым я следовал вчера за Попом
в библиотеку, и застали Ганувера
в картинной галерее. С ним был Дюрок, он
ходил наискось от стола к окну и обратно. Ганувер сидел, положив подбородок
в сложенные на столе руки, и задумчиво следил, как
ходит Дюрок. Две белые статуи
в конце галереи и яркий свет больших окон из целых стекол, доходящих до самого паркета, придавали огромному помещению открытый и веселый характер.
— О! ну, нет, конечно, — ответил тот, и я был оставлен, — при триумфе и сердечном веселье. Группа перешла к другому
концу зала. Я повернулся, еще, первый раз свободно вздохнув,
прошел между всем обществом, как дикий мустанг среди нервных павлинов, и уселся
в углу, откуда был виден весь
зал, но где никто не мешал думать.
Мы встали и пошли бродить по комнатам.
В конце анфилады их широкая дверь вела
в зал, назначенный для танцев. Желтые шелковые занавески на окнах и расписанный потолок, ряды венских стульев по стенам,
в углу
залы большая белая ниша
в форме раковины, где сидел оркестр из пятнадцати человек. Женщины, по большей части обнявшись, парами
ходили по
зале; мужчины сидели по стенам и наблюдали их. Музыканты настраивали инструменты. Лицо первой скрипки показалось мне немного знакомым.
Всякий новичок считался общим достоянием второго класса, но бывали случаи, что один из «отчаянных» всецело завладевал каким-нибудь особенно питательным малышом, брал его, так сказать, на оброк. Для этого отчаянный оказывал сначала новичку лестное внимание,
ходил с ним по
зале обнявшись и
в конце концов обещал ему свое великодушное покровительство.
А у самого сердце так и кипит, встал он и
ходит, как зверь
в узенькой клетке. Лицо горит, глаза полымем пышут, порывается он
пройти в общую
залу и там положить
конец разговорам Лохматова, но сам ни с места. Большого скандала боится.
— Ну, я потому-то вам и рассказываю, что это удивительно! А вы еще представьте себе, что
в зале у нас словно назло именно и стоят такие хозяйские часы, да еще с курантами; как заведут: динь-динь-динь-динь-динь-динь, так и
конца нет, и она мимо их с сумерек даже и
проходить боится, а вынесть некуда, и говорят, будто вещь очень дорогая, да ведь и жена-то сама стала их любить.