Неточные совпадения
Городничий (
в сторону).
Прошу посмотреть, какие пули отливает! и старика отца приплел! (Вслух.)И на
долгое время изволите ехать?
Теперь, когда лошади нужны были и для уезжавшей княгини и для акушерки, это было затруднительно для Левина, но по
долгу гостеприимства он не мог допустить Дарью Александровну нанимать из его дома лошадей и, кроме того, знал, что двадцать рублей, которые
просили с Дарьи Александровны за эту поездку, были для нее очень важны; а денежные дела Дарьи Александровны, находившиеся
в очень плохом положении, чувствовались Левиными как свои собственные.
— Вы мне нужны, — шептала она: — вы
просили мук, казни — я дам вам их! «Это жизнь!» — говорили вы: — вот она — мучайтесь, и я буду мучаться, будем вместе мучаться… «Страсть прекрасна: она кладет на всю жизнь
долгий след, и этот след люди называют счастьем!..» Кто это проповедовал? А теперь бежать: нет! оставайтесь, вместе кинемся
в ту бездну! «Это жизнь, и только это!» — говорили вы, — вот и давайте жить! Вы меня учили любить, вы преподавали страсть, вы развивали ее…
С этим чувством сознания своего
долга он выехал из дома и поехал к Масленникову —
просить его разрешить ему посещения
в остроге, кроме Масловой, еще и той старушки Меньшовой с сыном, о которой Маслова
просила его. Кроме того, он хотел
просить о свидании с Богодуховской, которая могла быть полезна Масловой.
Лошади были давно готовы, а мне все не хотелось расстаться с смотрителем и его дочкой. Наконец я с ними простился; отец пожелал мне доброго пути, а дочь проводила до телеги.
В сенях я остановился и
просил у ней позволения ее поцеловать; Дуня согласилась… Много могу я насчитать поцелуев, [с тех пор, как этим занимаюсь,] но ни один не оставил во мне столь
долгого, столь приятного воспоминания.
Старушка, бабушка моя,
На креслах опершись, стояла,
Молитву шепотом творя,
И четки всё перебирала;
В дверях знакомая семья
Дворовых лиц мольбе внимала,
И
в землю кланялись они,
Прося у бога
долги дни.
Теперь я
прошу у него всего только пятнадцать рублей и обещаюсь, что никогда уже больше не буду
просить и сверх того
в течение первых трех месяцев выплачу ему весь
долг до последней копейки.
Слышал я также, как моя мать
просила и молила со слезами бабушку и тетушку не оставить нас, присмотреть за нами, не кормить постным кушаньем и,
в случае нездоровья, не лечить обыкновенными их лекарствами: гарлемскими каплями и эссенцией
долгой жизни, которыми они лечили всех, и стариков и младенцев, от всех болезней.
Зверолов побледнел и униженно стал
просить поиграть еще с ним
в долг.
— Все-таки странно! — произнес владыко, и при этом у него на губах пробежала такая усмешка, которою он как бы дополнял: «Что такое ныне значит масонство?.. Пустая фраза без всякого содержания!». Но вслух он проговорил: — Хоть отец Василий и не хотел обратиться ко мне, но
прошу вас заверить его, что я, из уважения к его учености, а также
в память нашего товарищества, считаю непременным
долгом для себя повысить его.
А Павел отвечал так: «Дражайшая родительница! хотя вы
долгов за меня еще не платили, но выговор
в названии меня мотом беспрепятственно принимаю,
в чем и
прошу чувствительнейше принять уверение».
Его
просили неотступно: дамы брали его за руки, целовали его
в лоб; он ловил на лету прикасавшиеся к нему дамские руки и целовал их, но все-таки отказывался от рассказа, находя его
долгим и незанимательным. Но вот что-то вдруг неожиданно стукнуло о пол, именинница, стоявшая
в эту минуту пред креслом карлика,
в испуге посторонилась, и глазам Николая Афанасьевича представился коленопреклоненный, с воздетыми кверху руками, дьякон Ахилла.
В хитрых черных глазах его вспыхнул презрительный огонек. Он думал, что Передонов пришел
просить денег
в долг, и решил, что больше полутораста рублей не даст. Многие
в городе чиновники должны были Скучаеву более или менее значительные суммы. Скучаев никогда не напоминал о возврате
долга, но зато не оказывал дальнейшего кредита неисправным должникам.
В первый же раз он давал охотно, по мере своей свободной наличности и состоятельности просителя.
Она прибавила, что теперь раскаялась
в тех словах, которые вырвались у нее при первом свидании с Михайлом Максимовичем
в Парашине, и что ни под каким видом она не хочет жаловаться на него губернатору; но, считая за
долг избавить от его жестокости крепостных людей своих, она хочет уничтожить доверенность на управление ее имением и
просит Степана Михайловича взять это управление на себя;
просит также сейчас написать письмо к Михайлу Максимовичу, чтоб он возвратил доверенность, а если же он этого не сделает, то она уничтожит ее судебным порядком.
Я пробежал бумагу и вижу, что предводитель дворянства нашей губернии,
в уважение
долгого моего пребывания за границей и приобретенных там познаний по части сельского благоустройства,
просит меня принять на себя труд приготовить к предстоящему собранию земства соображения насчет возможно лучшего устройства врачебной части
в селениях.
— Прощай, почтенный гражданин! — сказал он Минину. — Я спешу теперь
в дом боярина Туренина и через несколько часов явлюсь вместе с ним пред лицом сановников нижегородских,
в числе которых надеюсь увидеть и тебя. Повторяю еще раз: я исполню
долг мой; но…
прошу тебя — не осуждай меня прежде времени!
— Вот
в том-то и дело, что это не
долг, а просто я
прошу вас исполнить мое поручение. Я никому
в долг не даю и вынутые из кармана деньги уже не считаю своими, а пускаю их
в оборот — гулять по свету. С вами мы квиты. Но я вам их не дарю, конечно. Только вы их должны не мне, а кому-то другому… И я
попрошу вас передать их только тогда, когда у вас будут свободные деньги.
Было известно также и то, что Долинский иногда сам очень сбивается с копейки и что
в одну из таких минут он самым мягким и деликатным образом
попросил их, не могут ли они ему отдать что-нибудь; но ответа на это письмо не было, а Долинский перестал даже напоминать приятелям о
долге.
— Я вот видите-с… служу бухгалтером… жалованье получаю порядочное… и
просил бы вас… сделать мне
в долг… за поручительством, разумеется, казначея нашего…
в долг платье… с рассрочкой на полгода, что ли!..
Тюменев прямо-напрямо бранил Бегушева, что как ему не стыдно рекомендовать на службу подобного пустоголова, как
Долгов, и при этом присовокуплял, что
Долгов сам неоднократно
просил его о месте письмами, написанными с такой синтаксической неправильностью, с такими орфографическими ошибками, что его разве
в сторожа только можно взять…
На другой день Траховы уехали
в Петербург, куда граф Хвостиков и
Долгов написали Татьяне Васильевне письма,
в которых каждый из них, описывая свое страшное денежное положение,
просил ее дать им места.
В-третьих… Я еще имею сказать… Я заложил дом, не испросив у вас позволения…
В этом я виноват, да, и
прошу меня извинить. Меня побудили к этому
долги… тридцать пять тысяч… Я уже не играю
в карты, давно бросил, но главное, что могу сказать
в свое оправдание, это то, что вы девушки, вы получаете пенсию, я же не имел… заработка, так сказать…
Чутьё мужчины, опытного
в делах любви, подсказывало ему, что Полина стала холоднее с ним, а хладнокровный поручик Маврин подтверждал подозрения Якова; встречаясь с ним, поручик теперь только пренебрежительно касался пальцем фуражки и прищуривал глаза, точно разглядывая нечто отдалённое и очень маленькое, тогда как раньше он был любезней, вежливее и
в общественном собрании, занимая у Якова деньги на игру
в карты или
прося его отсрочить уплату
долга, не однажды одобрительно говорил...
— Что я вас хотел
попросить, Александр Давыдыч… Нельзя ли как-нибудь старца моего вразумить… Вы вот дуэты с ним разыгрываете… Дает мне пять синеньких
в месяц… Это что же такое?! На табак не хватает. Еще толкует: не делай
долгов! Я бы его на мое место посадил и посмотрел бы! Я ведь никаких пенсий не получаю; не то что иные (Виктор произнес это последнее слово с особенным ударением). А деньжищев у него много, я знаю. Со мной Лазаря петь нечего, меня не проведешь. Шалишь! Руки-то себе нагрел тоже… ловко!
— И так как я желаю
в сем деле, — продолжал, еще более возвысив голос, Харлов, — должный порядок и законность соблюсти, то покорнейше
прошу вашего сыночка, Дмитрия Семеновича, — вас я, сударыня, обеспокоивать не осмеливаюсь, —
прошу оного сыночка, Дмитрия Семеновича, родственнику же моему Бычкову
в прямой
долг вменяю — при совершении формального акта и ввода во владение моих двух дочерей, Анны замужней и Евлампии девицы, присутствовать; который акт имеет быть
в действие введен послезавтра,
в двенадцатом часу дня,
в собственном моем имении Еськове, Козюлькине тож, при участии предержащих властей и чинов, кои уже суть приглашены.
Его
просили неотступно, дамы его брали за руки, целовали его
в лоб; он ловил на лету прикасавшиеся к нему дамские руки и целовал их, но все-таки отказывался от рассказа, находя его и
долгим и незанимательным. Но вот что-то вдруг неожиданно стукнуло об пол; именинница, стоявшая
в эту минуту пред креслом карлика,
в испуге посторонилась, и глазам Николая Афанасьевича представился коленопреклоненный, с воздетыми кверху руками дьякон Ахилла.
— Если он приходил, значит или
долг принес, или умирает с голоду и
в долг просит.
Надобно было их достать, что не составляло трудности, и я сейчас написал записку — и
попросил на две недели две тысячи рублей [Для уплаты этих денег я написал
в Москву к должнику своему Великопольскому, который сейчас выслал мне две тысячи семьсот рублей, то есть весь
долг.] — к известному богачу, очень замечательному человеку по своему уму и душевным свойствам, разумеется весьма односторонним, — откупщику Бенардаки, с которым был хорошо знаком.
Прежде
в Нью-Лэнэрке торговали барышники, вытягивавшие последний сок из беспорядочного и пьяного населения: что было нужно, за то
просили впятеро; у кого не было денег, тому отпускали
в долг с ужасными процентами, обманывали и обсчитывали на каждом шагу.
Ольга Петровна. Вы, Алексей Николаич,
в рассказе отцу забыли ему напомнить, что прежде, чем я обратилась к вам, я писала ему и со слезами
просила его заплатить мой
долг, а он мне даже не отвечал на мои письма.
—
Прошу, господа, лишних удалиться! — сказал следователь, когда после
долгого стука и треска дверь уступила топору и долоту. —
Прошу это
в интересах следствия… Урядник, никого не впускать!
Проситель после
долгих околичностей докладывал, что вся его просьба, от которой зависит его счастие, счастие его детей и жены, состоит
в том, чтобы его превосходительство изволило откушать у него завтра или отужинать сегодня; он так трогательно
просил, что ни один высокий сановник не мог противустоять и давал ему слово.
— Мой двоюродный брат поручил мне
просить вас об одном одолжении, — продолжал поручик, еще раз звякнув шпорами и садясь. — Дело
в том, что ваш покойный батюшка покупал зимою у брата овес и остался ему должен небольшую сумму. Срок векселям будет только через неделю, но брат убедительно
просил вас, не можете ли вы уплатить этот
долг сегодня?
Это было отчаянное, но единственное средство спасения, которое уже не раз избавляло Кожиёна от смерти на рогах чудовища. Как он, бывало, заляжет у быка между рог, так тот его носит на голове, пока измается, и тогда сбросит его на землю, а сам убежит, а Кожиён после выспится, чувствует себя как после качки на море и «кунежнтся» — ищет, чтобы его пожалели: «Преставьте, —
просит, — меня либо к матери божией — она мне заступница, либо пойдемте
в кабак — мне целовальник
в долг даст».
— Не стоит благодарности-с, ваше превосходительство… Помилуйте-с… Мой
долг… рад живот положить!.. Какое распоряжение изволите теперь сделать-с?..
В острог?.. — Очень хорошо-с. Ну, любезнейшие, пожалуйте-с!.. Милости
просим на казенное содержание!.. А что? Будете теперь сомневаться, от кого мы письма получаем? Будете требовать отчетов? ась?..
Артур написал сестре письмо,
в котором
просил ее сообщить ему, какая участь постигла имение их матери, и если оно не было продано за
долги, то уделить ему частицу получаемых с него доходов.
«Что же
в самом деле, — подумала Глафира, — ведь оно совершенно логично, что если сама мать детей скажет: я не требую содействия моего мужа
в содержании ребят, а
прошу посадить его за
долг мне
в тюрьму, то, кажется, и взаправду едва ли найдутся логические причины отказать ей
в такой справедливости».
Я
просила Алину Дмитриевну исполнить прямой ее
долг: взять ее сумасшедшего мужа; но она вчера отказала мне
в этом под предлогом своей болезни и тесноты своего помещения, а сегодня письмо,
в котором она вовсе отказывается принять его.
— Так
прошу же тебя, доверши мне твои услуги: съезди еще раз на твоих рысаках к ним, к этим подлецам, пока они не уехали на своих рысаках на пуант любоваться солнцем, и скажи им, что дело не подается ни на шаг, что они могут делать со мной, что им угодно: могут сажать меня
в долговую тюрьму,
в рабочий дом, словом, куда только могут, но я не припишу на себя более ни одной лишней копейки
долга; я не стану себя застраховывать, потому что не хочу делать мою кончину выгодною для моих злодеев, и уж наверное (он понизил голос и, весь побагровев, прохрипел)… и уж наверное никогда не коснуся собственности моей сестры, моей бедной Лары, которой я обещался матери моей быть опорой и от которой сам удалил себя, благодаря… благодаря… окутавшей меня подтасованной разбойничьей шайке…
Она
просила барона фон-Горнштейна достать ей как можно скорее денег на поездку, обещая как эти деньги, так и нужные на уплату ее
долгов, выслать немедленно по прибытии
в Персию.
Утром держали совет всем классом и после
долгих споров решили: 1) изводить всячески Пугача, не боясь наказаний; 2) идти
в случае чего к начальнице и
просить не отпускать Fraulein; 3) сделать любимой немочке по подписке подарок.
Это было уже
в начале 1901 года. Весною этого года я был выслан из Петербурга. Поселился
в Туле. Изредка получал письма от Александры Ивановны. Писала она о своей жизни очень сдержанно. Раз, после
долгих извинений,
попросила у меня взаймы полтораста рублей на покупку вязальной машины, — что будет выплачивать
долг частями. А еще через год я получил от нее такое письмо...
Но знакомые мужчины не встречались. Их не трудно встретить вечером
в «Ренессансе», но
в «Ренессанс» не пустят
в этом простом платье и без шляпы. Как быть? После
долгого томления, когда уже надоело и ходить, и сидеть, и думать, Ванда решила пуститься на последнее средство: сходить к какому-нибудь знакомому мужчине прямо на квартиру и
попросить денег.
—
Прошу извинить за беспокойство, — начал Куцын улыбаясь. — Честь имею рекомендоваться: потомственный почетный гражданин и кавалер Степан Иванович Куцын, местный городской голова. Почитаю своим
долгом почтить
в лице вашей персоны, так сказать, представителя дружественной и соседственной нам державы.
— Господа честные, покупатели дорогие! К нам
в лавку покорно
просим, у нас всякого товару припасено вдоволь, есть атласы, канифасы, всякие дамские припасы, чулки, платки, батисты!.. Продаем без обмеру, без обвесу, безо всякого обману. Сдачи не даем и сами мелких денег не берем. Отпускаем товар за свою цену за наличные деньги, у кого денег нет, тому и
в долг можем поверить: заплатишь — спасибо, не заплатишь — бог с тобой.
Крайность моя принудила беспокоить вас моею просьбою; тридцать лет я ничем вас не беспокоила, воспитывая нашего сына
в страхе Божием, внушала ему почтение, повиновение, послушание, привязанность и все сердечные чувства, которыми он обязан родителям, надеясь, что Бог столь милосерд, преклонить ваше к добру расположенное сердце к вашему рождению; видя детей, да и детей ваших, вспомните и несчастную их мать,
в каком она недостатке, получая
в разные годы и разную малую пенсию, воспитывала сына, вошла
в долги до 22 000 рублей, о которых
прошу сделать милость заплатить.
— Ну, а я, нечего греха таить, спервоначалу не понял… Я-то, спрашиваю, почему кстати… А потому, говорит, нечего делать-то
в долгий ящик откладывал, у вас товар, а у меня купец… Имею честь за сына своего Александра
просить руки вашей дочери, княжны Варвары… Меня
в жар бросило от неожиданности…
На предложение духовника сделать перед смертью какое-либо письменное распоряжение дядюшка
попросил бумаги и прибор для письма и, когда подали ему то и другое, продиктовал Гагену духовное завещание, которым отказывал третью часть своего движимого имущества [Почти все имущество его находилось
в долгу за Августом, который никогда не думал уплатить его.
Виктор стал тихо бродить по комнатам, останавливаясь по
долгу то
в той, то
в другой. Особенно продолжительное время он пробыл вгостиной, где за четверть часа перед этим говорил с Пальм-Швейцарской. Он припомнил теперь, что она не подала ему руки ни при встрече, ни при прощанье, даже не
попросила сесть. Значит он здесь
в последний раз. Ему вдруг страшно захотелось совсем не уходить отсюда.
Может статься, Владислав дал ей слово остаться верным России, убедить брата возвратиться к своему
долгу и
просить прощения у Того, Кто
в беспредельной доброте милует раскаявшихся преступников.