Неточные совпадения
Г-жа Простакова (обробев и иструсясь). Как! Это ты! Ты, батюшка! Гость наш бесценный! Ах, я дура бессчетная! Да так ли бы надобно было встретить отца родного, на которого вся надежда, который у нас один, как порох в глазе. Батюшка!
Прости меня. Я дура. Образумиться не могу. Где муж? Где
сын? Как в пустой дом приехал! Наказание Божие! Все обезумели. Девка! Девка! Палашка! Девка!
Г-жа Простакова (стоя на коленях). Ах, мои батюшки, повинную голову меч не сечет. Мой грех! Не губите меня. (К Софье.) Мать ты моя родная,
прости меня. Умилосердись надо мною (указывая на мужа и
сына) и над бедными сиротами.
— Я иду,
прощайте! — сказала Анна и, поцеловав
сына, подошла к Алексею Александровичу и протянула ему руку. — Ты очень мил, что приехал.
― Да, я потерял даже любовь к
сыну, потому что с ним связано мое отвращение к вам. Но я всё-таки возьму его.
Прощайте!
Прости меня Бог, но я не могу не ненавидеть память ее, глядя на погибель
сына.
— А кто бросит камень? — сказал Алексей Александрович, очевидно довольный своей ролью. — Я всё
простил и потому не могу лишать ее того, что есть потребность любви для нее — любви к
сыну…
Когда же приспело время ее, внял наконец Господь их молитвам и послал им
сына, и стал Максим Иванович, еще в первый раз с тех пор, светел; много милостыни роздал, много долгов
простил, на крестины созвал весь город.
—
Простите, очень сожалел. Мне
сын говорил, что он вас встретил.
— Нет, слушай дальше… Предположим, что случилось то же с дочерью. Что теперь происходит?..
Сыну родители
простят даже в том случае, если он не женится на матери своего ребенка, а просто выбросит ей какое-нибудь обеспечение. Совсем другое дело дочь с ее ребенком… На нее обрушивается все: гнев семьи, презрение общества. То, что для
сына является только неприятностью, для дочери вечный позор… Разве это справедливо?
— Это еще хуже, папа:
сын бросит своего ребенка в чужую семью и этим подвергает его и его мать всей тяжести ответственности… Дочь, по крайней мере, уже своим позором выкупает часть собственной виды; а сколько она должна перенести чисто физических страданий, сколько забот и трудов, пока ребенок подрастет!.. Почему родители выгонят родную дочь из своего дома, а
сына простят?
Она умоляет, она не отходит, и когда Бог указывает ей на пригвожденные руки и ноги ее
сына и спрашивает: как я
прощу его мучителей, — то она велит всем святым, всем мученикам, всем ангелам и архангелам пасть вместе с нею и молить о помиловании всех без разбора.
Но затем,
простив ей по неведению, прибавил, «как бы смотря в книгу будущего» (выражалась госпожа Хохлакова в письме своем), и утешение, «что
сын ее Вася жив несомненно, и что или сам приедет к ней вскорости, или письмо пришлет, и чтоб она шла в свой дом и ждала сего.
Ведь он Антиповых-то
сыновей без очереди в некруты отдал, мошенник беспардонный, пес,
прости, Господи, мое прегрешенье!
Тихо приподнял веки, блеснул очами: «
Прощай, Стецько! скажи Катерине, чтобы не покидала
сына!
Ты
прости, пресвятая богородица,
Пожалей мою душеньку грешную.
Не себя ради мир я грабила,
А ведь ради
сына единого!..
— Во имя отца и
сына и святаго духа, благословляю вас на добрые труды!
Прощайте.
Прости, любезная моя Анютушка, поучения твои вечно пребудут в сердце моем впечатленны, и
сыны сынов моих наследят в них.
А может случиться — подумать боюсь! —
Я первого мужа забуду,
Условиям новой семьи подчинюсь
И
сыну не матерью буду,
А мачехой лютой?.. Горю от стыда…
Прости меня, бедный изгнанник!
Тебя позабыть! Никогда! никогда!
Ты сердца единый избранник…
— Бог тебя
простит, Мосеюшко, бог благословит, — с строгою ласковостью в голосе ответила старуха, довольная покорностью этого третьего
сына.
Наши здешние все разыгрывают свои роли, я в иных случаях только наблюдатель… [Находясь в Тобольске, Пущин получил 19 октября письмо — от своего крестного
сына Миши Волконского: «Очень, очень благодарю тебя, милый Папа Ваня, за прекрасное ружье…
Прощай, дорогой мой Папа Ваня. Я не видал еще твоего брата… Неленька тебя помнит. Мама свидетельствует тебе свое почтение… Прошу твоего благословения. М. Волконский» (РО, ф. 243, оп. I, № 29).]
—
Прощай! — сказал пастор, отдавая капралу
сына. — Будь честен и люби мать.
С тех пор, как увидала тебя в Москве и потом в Петербурге, — господи,
прости мне это! — я разлюбила совершенно мужа, меньше люблю
сына; желание теперь мое одно: увидаться с тобой.
Прощайте, милая маменька! благословите и пожалейте несчастного, целующего ваши ручки,
сына
—
Прощай! — сказала она, вздыхая.
Сын снова протянул ей руку, и что-то ласковое дрогнуло в его лице.
— А! вы здесь? — изредка говорит ему, проходя мимо, директор, который знает его отца и не прочь оказать протекцию
сыну, — это очень любезно с вашей стороны. Скоро мы и для вас настоящее дело найдем, к месту вас пристроим! Я вашу записку читал… сделана умно, но, разумеется, молодо. Рассуждений много, теория преобладает — сейчас видно, что школьная скамья еще не простыла… ну-с, а покуда
прощайте!
—
Прощайте, monsieur Irteneff, — сказала мне Ивина, вдруг как-то гордо кивнув головой и так же, как
сын, посмотрев мне в брови. Я поклонился еще раз и ей, и ее мужу, и опять на старого Ивина мой поклон подействовал так же, как ежели бы открыли или закрыли окошко. Студент Ивин проводил меня, однако, до двери и дорогой рассказал, что он переходит в Петербургский университет, потому что отец его получил там место (он назвал мне какое-то очень важное место).
— Чего не можно! Садись! Бог
простит! не нарочно ведь, не с намерением, а от забвения. Это и с праведниками случалось! Завтра вот чем свет встанем, обеденку отстоим, панихидочку отслужим — все как следует сделаем. И его душа будет радоваться, что родители да добрые люди об нем вспомнили, и мы будем покойны, что свой долг выполнили. Так-то, мой друг. А горевать не след — это я всегда скажу: первое, гореваньем
сына не воротишь, а второе — грех перед Богом!
Он говорил своему
сыну: «Жена у тебя больно умна и горяча, может, иногда скажет тебе и лишнее; не балуй ее, сейчас останови и вразуми, что это не годится; пожури, но сейчас же
прости, не дуйся, не таи на душе досады, если чем недоволен; выскажи ей всё на прямые денежки; но верь ей во всем; она тебя ни на кого не променяет».
Прощайте,
прощайте, благороднейшая и глубоко уважаемая женщина! Да будет благословение на доме вашем; впрочем, чего желать вам, имея такого
сына? Желаю одного: чтоб вы и он жили долго, очень долго. Вашу руку».
Марья Львовна. Этого мало для женщины, которая любит… И вот еще что, голубчик: мне стыдно жить личной жизнью… может быть, это смешно, уродливо, но в наши дни стыдно жить личной жизнью. Идите, друг мой, идите! И знайте: в трудную минуту, когда вам нужен будет друг, — приходите ко мне… я встречу вас как любимого, нежно любимого
сына…
Прощайте!
—
Прощай,
сын мой! — продолжал он.
— Ты молчишь? — продолжал Авраамий. — Колеблешься?.. Да
простит тебя господь! ты надругался над моими сединами: ты обманул меня. Юноша! ты не
сын Милославского!..
— Не за что, Юрий Дмитрич! Я взыскан был милостию твоего покойного родителя и, служа его
сыну, только что выплачиваю старый долг. Но вот, кажется, и Темрюк готов! Он проведет вас задами; хоть вас ник-то не посмеет остановить, однако ж лучше не ехать мимо церкви. Дай вам господи совет и любовь, во всем благое поспешение, несчетные годы и всякого счастия!
Прощайте!
—
Прости меня, любезный! — кричал он, прижимая его к груди своей. — Я обидел тебя!.. Пусть осмелится кто-нибудь сказать, что ты не
сын моего друга Милославского!
—
Прощай, матушка! — произнес
сын и в первый раз не мог хорошенько совладать с собой, в первый раз зарыдал горько — зарыдал, как мальчик.
Обнимемся,
прощай, мой
сын: сейчас
Ты царствовать начнешь… о боже, боже!
— Нет, как хочешь, а я не отстану! Ivan! — обратилась она к
сыну, — говори:
простите меня, мамаша, за то огорчение, которое причинил вам мой поступок!
— Господи Исусе! — хрипло выговорил Терентий. — Илюша, — ты мне как
сын был… Ведь я… для тебя… для твоей судьбы на грех решился… Ты возьми деньги!.. А то не
простит мне господь…
Эта святая душа, которая не только не могла столкнуть врага, но у которой не могло быть врага, потому что она вперед своей христианской индульгенцией
простила все людям, она не вдохновит никого, и могила ее, я думаю, до сих пор разрыта и сровнена, и
сын ее вспоминает о ней раз в целые годы; даже черненькое поминанье, в которое она записывала всех и в которое я когда-то записывал моею детскою рукою ее имя — и оно где-то пропало там, в Москве, и еще, может быть, не раз служило предметом шуток и насмешек…
Мамаев. Ну,
прощайте, я еду, у меня дела-то побольше вашего. Я вашим
сыном доволен. Вы ему так и скажите, что я им доволен. (Надевая шляпу.) Да, вот было забыл. Я знаю, что вы живете небогато и жить не умеете; так зайдите ко мне как-нибудь утром, я вам дам…
Глумова. Вы меня заставите завидовать
сыну. Да, именно, он себе счастье нашел в вашем семействе. Однако мне и домой пора. Не сердитесь на меня за мою болтовню… А беда, если
сын узнает, уж вы меня не выдайте. Иногда и стыдно ему, что у меня ума-то мало, иногда бы и надо ему сказать: какие вы, маменька, глупости делаете, а ведь не скажет. Он этого слова избегает из почтения к родительнице. А уж я бы ему
простила, только бы вперед от глупостей остерегал.
Прощайте, Клеопатра Львовна!
— Говорят-с! — отвечал барон, пожимая плечами. — В клубе один старичок, весьма почтенной наружности, во всеуслышание и с достоверностью рассказывал, что он сам был на обеде у отца Оглоблина, который тот давал для молодых и при этом он пояснил даже, что сначала отец был очень сердит на
сына за этот брак, но что потом
простил его…
— Что вы Николая-то Гаврилыча не
прощаете!.. Один
сын всего, и с тем вы в ссоре!
И она сказала, что любит его — не
прощает и любит. И это возможно? И как, какими словами назвать то чувство к отцу, которое сейчас испытывает
сын его, Саша Погодин, — любовь? — ненависть и гнев? — запоздалая жажда мести и восстания и кровавого бунта? Ах, если бы теперь встретиться с ним… не может ли Телепнев заменить его, ведь они друзьями были!
— Миром тебя просим, Александр Иваныч,
прости нашу темноту. Ты что ж, Евстигнейка, не кланяешься? Кланяйся, сукин
сын, и благодари за науку.
Он хотел написать матери, чтобы она во имя милосердного бога, в которого она верует, дала бы приют и согрела лаской несчастную, обесчещенную им женщину, одинокую, нищую и слабую, чтобы она забыла и
простила все, все, все и жертвою хотя отчасти искупила страшный грех
сына; но он вспомнил, как его мать, полная, грузная старуха, в кружевном чепце, выходит утром из дома в сад, а за нею идет приживалка с болонкой, как мать кричит повелительным голосом на садовника и на прислугу и как гордо, надменно ее лицо, — он вспомнил об этом и зачеркнул написанное слово.
— Если хотите быть моим отцом, иметь во мне покорного
сына, то вообразите себе, что эта девушка такая неприкосновенная святыня, на которой самое ваше дыхание оставит вечные пятна. Вы меня поняли…
простите меня: моя кровь кипит при одной мысли — я не меряю слова на аршин приличий… вы согласились на мое предложение? в противном случае… всё, всё забыто! уважение имеет границы, а любовь — никаких!
— Ах я проклятая! ах я безумная! — а вы там, чай, родимые, голодали, голодали… нет, я себе этого не
прощу… а ты, болван неотесанный, — закричала она, обратясь к
сыну, — все это по твоей милости! собачий
сын… и снова удары посыпались на бедняка.
— Ah! tu viens de m'absoudre! mon genereux fils! Ах! ты меня
простил! Мой великодушный
сын!
Мольер. Тебе и не придется взглянуть на нее, мой
сын, потому что она ушла, и навеки я один. У меня необузданный характер, потому я и могу сперва совершить что-нибудь, а потом уже думать об этом. И вот, подумав и умудрившись после того, что случилось, я тебя
прощаю и возвращаю в мой дом. Входи.