Неточные совпадения
— Ты это говоришь, Павел? ты, которого я
считал всегда самым непреклонным
противником подобных браков! Ты это говоришь! Но разве ты не знаешь, что единственно из уважения к тебе я не исполнил того, что ты так справедливо назвал моим долгом!
Старец этот, отец Ферапонт, был тот самый престарелый монах, великий постник и молчальник, о котором мы уже и упоминали как о
противнике старца Зосимы, и главное — старчества, которое и
считал он вредным и легкомысленным новшеством.
Я остался духовным
противником тоталитарного коммунизма как в России, так и на Западе, что не мешало невежественным и маниакальным кругам эмиграции
считать меня если не коммунистом, то коммюнизаном.
Оба эти человека очень серьезно взаимно
считают себя
противниками, оба от полноты сердца язвят друг друга и отнюдь не догадываются, что только счастливое недоумение не позволяет им видеть, что оба они, в сущности, делают одно и то же дело и уязвлениями своими не разбивают, а, напротив того, подкрепляют друг друга.
Еще раз повторяю: я и тогда
считал его и теперь
считаю (когда уже всё кончено) именно таким человеком, который, если бы получил удар в лицо или подобную равносильную обиду, то немедленно убил бы своего
противника, тотчас же, тут же на месте и без вызова на дуэль.
Кровотечение из носа
противника он, видимо,
считал высшим пунктом своего успеха, самым ярким рубином в златом венце славы своей и рассказывал об этом сладострастно...
Вопрос ведь состоит в том: каким образом разрешать столкновения людей, когда одни люди
считают злом то, что другие
считают добром, и наоборот? И потому
считать, что зло есть то, что я
считаю злом, несмотря на то, что
противник мой
считает это добром, не есть ответ. Ответов может быть только два: или тот, чтобы найти верный и неоспоримый критериум того, что есть зло, или тот, чтобы не противиться злу насилием.
Итак, говорим мы, аксиома, утверждающая, что равномерность равномерна, находится вне спора, и не о ней намерены мы повести речь с почтенною газетою"Зеркало Пенкоснимательности", которая делает нам честь
считать нас в числе ее
противников почти по всем вопросам нашей общественной жизни.
От этого вокруг меня образовалась пустота. Товарищеская среда недоумевала. Ранее она меня знала и любила. Я горячо откликался на все ее волнения, и меня привыкли «чувствовать» именно таким: волнующимся, отзывчивым на всякое дело, которое я
считал справедливым. У меня были союзники и
противники. И я был в союзе или в борьбе среди того маленького мирка, который учился, думал, волновался и спорил вокруг академии.
Вокруг нас собиралась кучка студентов, внимательно слушавших этот односторонний диалог. Здесь были
противники Бел_и_чки, как и Крестовоздвиженский, которые
считали, что я должен быть на их стороне, и удивлялись, что я как будто возражаю. Были и другие, которые теперь
считали меня своим неожиданным союзником, и тоже не понимали, почему это случилось?..
Голова моя была сильно вскружена от похвал и высокого о себе мнения, и я
считал, что театр без меня невозможен; но
противники мои только того и ждали.
На стрельцах, которых
считал он в этом случае представителями противной партии и сообщниками которых
считал всех своих недоброхотов, начиная с сестер и жены, на них решился он показать страшный, жестокий пример того, как он карает своих
противников.
— И когда в Петербург ехал, за наиблагороднейшего человека
считал вас-с. Я всегда уважал вас, Алексей Иванович, — Павел Павлович поднял глаза и ясно, уже нисколько не конфузясь, глядел на своего
противника. Вельчанинов вдруг струсил: ему решительно не хотелось, чтобы что-нибудь случилось или чтобы что-нибудь перешло за черту, тем более что сам вызвал.
Коса получил известие, без сомнения преувеличенное, о движении команды солдат в Свиное и
счел себя в критическом положении;
противник был у него в тылу, ни из Свиного, ни из Кричева не возвращались посланные: тут было уже не до нападения. Оставалось замаскированным обходом, пользуясь местными холмами, у деревни Горбатки предупредить
противника и выйти на дорогу в Красное. Но и тут неудача: со всеми своими стратегическими соображениями пришлось Косе набрести если не на камень, то на фейерверкера Шитенина.
— И потом, для чего это обливание
противников грязью? Я понимаю — борьба; вы ее даже
считаете политической. Но неужели для нее неизбежны те нечистые средства, к которым прибегаете вы?