Неточные совпадения
Мгновенно изменился масштаб видимого: ручей казался девочке огромной рекой, а яхта — далеким, большим судном, к которому, едва не падая в
воду, испуганная и оторопевшая,
протягивала она руки.
Но лодки было уж не надо: городовой сбежал по ступенькам схода к канаве, сбросил с себя шинель, сапоги и кинулся в
воду. Работы было немного: утопленницу несло
водой в двух шагах от схода, он схватил ее за одежду правою рукою, левою успел схватиться за шест, который
протянул ему товарищ, и тотчас же утопленница была вытащена. Ее положили на гранитные плиты схода. Она очнулась скоро, приподнялась, села, стала чихать и фыркать, бессмысленно обтирая мокрое платье руками. Она ничего не говорила.
У чана с
водою встал Захарий,
протянул над ним руки в широких рукавах и заговорил не своим, обычным, а неестественно высоким, вздрагивающим голосом...
Клим подошел к дяде, поклонился,
протянул руку и опустил ее: Яков Самгин, держа в одной руке стакан с
водой, пальцами другой скатывал из бумажки шарик и, облизывая губы, смотрел в лицо племянника неестественно блестящим взглядом серых глаз с опухшими веками. Глотнув
воды, он поставил стакан на стол, бросил бумажный шарик на пол и, пожав руку племянника темной, костлявой рукой, спросил глухо...
Я несколько раз хотел было взять их, но едва только
протягивал руку, они совершенно свободно подымались на воздух и, отлетев немного, снова опускались на
воду.
— Это я, моя родная дочь! Это я, мое серденько! — услышала Катерина, очнувшись, и увидела перед собою старую прислужницу. Баба, наклонившись, казалось, что-то шептала и,
протянув над нею иссохшую руку свою, опрыскивала ее холодною
водою.
Игнат смотрел на них, тихонько шевеля грязными пальцами разутой ноги; мать, скрывая лицо, смоченное слезами, подошла к нему с тазом
воды, села на пол и
протянула руки к его ноге — он быстро сунул ее под лавку, испуганно воскликнув...
Власьевна,
протягивая ковш
воды, плачевно ныла...
Часа через три он возвратился с сильной головной болью, приметно расстроенный и утомленный, спросил мятной
воды и примочил голову одеколоном; одеколон и мятная
вода привели немного в порядок его мысли, и он один, лежа на диване, то морщился, то чуть не хохотал, — у него в голове шла репетиция всего виденного, от передней начальника губернии, где он очень приятно провел несколько минут с жандармом, двумя купцами первой гильдии и двумя лакеями, которые здоровались и прощались со всеми входящими и выходящими весьма оригинальными приветствиями, говоря: «С прошедшим праздничком», причем они, как гордые британцы,
протягивали руку, ту руку, которая имела счастие ежедневно подсаживать генерала в карету, — до гостиной губернского предводителя, в которой почтенный представитель блестящего NN-ского дворянства уверял, что нельзя нигде так научиться гражданской форме, как в военной службе, что она дает человеку главное; конечно, имея главное, остальное приобрести ничего не значит; потом он признался Бельтову, что он истинный патриот, строит у себя в деревне каменную церковь и терпеть не может эдаких дворян, которые, вместо того чтоб служить в кавалерии и заниматься устройством имения, играют в карты, держат француженок и ездят в Париж, — все это вместе должно было представить нечто вроде колкости Бельтову.
Люди смотрели на него молча; лица у всех были строгие, и, хотя на дворе было шумно и суетно, здесь, около кузницы, — тихо. Вот из толпы вылез дедушка Еремей, растрёпанный, потный; он дрожащей рукой
протянул кузнецу ковш
воды...
Инстинктивно Фома бросился грудью на бревна плота и
протянул руки вперед, свесив над
водой голову. Прошло несколько невероятно долгих секунд… Холодные, мокрые пальцы схватили его за руки, темные глаза блеснули перед ним…
Все стояли по шею в
воде события, нахлынувшего внезапно. Ганувер подошел к Молли,
протянув руки, с забывшимся и диким лицом. На него было больно смотреть, — так вдруг ушел он от всех к одной, которую ждал. «Что случилось?» — прозвучал осторожный шепот. В эту минуту оркестр, мягко двинув мелодию, дал знать, что мы прибыли в Замечательную Страну.
В продолжение стола, перед кем стояло в бутылке вино, те свободно наливали и пили; перед кем же его не было, тот пил одну
воду. Петрусь, как необыкновенного ума был человек и шагавший быстро вперед, видя, что перед ним нет вина,
протянул руку через стол, чтобы взять к себе бутылку… Как же вскрикнет на него полковник, чтобы он не смел так вольничать и что ему о вине стыдно и думать! Посмотрели бы вы, господин полковник, — подумал я сам себе. — как мы и водочку дуем, и сколько лет уже!
— Вот ваш портрет. — Аян
протянул маленькую овальную дощечку. — Я берег его от
воды и грязи, — прибавил он.
— Полноте, как вам не грешно, полноте, — и она снова
протянула мне руку, омоченную слезами, а другою закрыла глаза, — вы не можете понять, сколько добра вы мне сделали вашим посещением, это — благодеяние… будьте же снисходительны, подождите минуту… я немного выпью
воды, тогда все пройдет, — и она улыбнулась мне так хорошо и так печально…
Действительно, определить направление было трудно. Лодка, покачиваясь, казалось, стоит на месте на небольшом темном кружке
воды, окруженном белою непроницаемою стеною. Но вдруг Микеша наклонился,
протянул весло и вытащил из
воды таловую ветку с неопавшими еще листьями.
Постников бросился к сходням, сбежал с сильно бьющимся сердцем на лед, потом в наплывшую
воду полыньи и, скоро рассмотрев, где бьется заливающийся утопленник,
протянул ему ложу своего ружья.
Платонов. Возьмите меня к себе! Я болен, пить хочу, страдаю страшно, невыносимо! Спать хочу, а лечь негде… Меня хоть бы в сарай, лишь бы угол,
вода и… хинину немножко. Пожалуйста! (
Протягивает руку.)
Как только солнце выглянуло своей золотистой верхушкой, Михаила Бастрюков, бывший на вахте, снял шапку и, глядя на солнышко, три раза истово перекрестился. Затем погладил быков в стойлах, каждого почесал под шеей, сказал им по ласковому слову и, весь как-то радостно улыбаясь, подошел к кадке с
водой, закурил свою маленькую трубочку с медным колпачком и, затянувшись раз-другой,
протянул своим приятным певучим баском, ни к кому не обращаясь...
Гусев не слушает и смотрит в окошечко. На прозрачной, нежно-бирюзовой
воде, вся залитая ослепительным, горячим солнцем, качается лодка. В ней стоят голые китайцы,
протягивают вверх клетки с канарейками и кричат...
У меня смутно шевелилась надежда, что
воду она мне даст в чистой посуде. Жена Черкасова взяла ковш, стоявший у постели мужа, и
протянула его мне. У меня упало сердце.
Лиза, веря и не веря показаниям молодого человека, в раздумье покачала головой, потом,
протянув ему руку, наградила его таким взглядом, за который он готов был для нее в огонь и в
воду.
Та, вся зардевшись,
протянула ему руку. Ермак бережно взял ее, точно держал сосуд, до краев наполненный
водою. Он подержал ее лишь несколько мгновений и выпустил, случайно взглянув в лицо девушки. Их взгляды встретились. Это было лишь одно мгновение, которое было для них красноречивее долгой беседы: в нем сказалось все обуревающее их взаимное чувство.