Неточные совпадения
В то время как он подходил к ней, красивые глаза его особенно нежно заблестели, и с чуть-заметною счастливою и скромно-торжествующею улыбкой (так показалось Левину), почтительно и осторожно наклонясь
над нею, он
протянул ей свою небольшую, но широкую
руку.
— Раз, два, три! — скомандовал он, подпрыгивая,
протянув руки над головами, и вразброд, неладно, люди запели...
Опираясь локтями на стол, поддерживая ладонью подбородок, он
протянул над столом левую
руку с бокалом вина в ней, и бесцветные глаза его смотрели в лицо Самгина нехорошо, как будто вызывающе. В его звонком голосе звучали едкие, задорные ноты.
Протяните руку падшему человеку, чтоб поднять его, или горько плачьте
над ним, если он гибнет, а не глумитесь.
Она улыбнулась ему,
протянула руку, дала милые права дружбы
над собой — и тут же при нем падала в отчаянии под тяжестью удара, поразившего ее так быстро и неожиданно, как молния.
Одна Вера ничего этого не знала, не подозревала и продолжала видеть в Тушине прежнего друга, оценив его еще больше с тех пор, как он явился во весь рост
над обрывом и мужественно перенес свое горе, с прежним уважением и симпатией
протянул ей
руку, показавшись в один и тот же момент и добрым, и справедливым, и великодушным — по своей природе, чего брат Райский, более его развитой и образованный, достигал таким мучительным путем.
Поднялась, подошла ко мне,
протянула руку: «Позвольте мне, говорит, изъяснить вам, что я первая не смеюсь
над вами, а, напротив, со слезами благодарю вас и уважение мое к вам заявляю за тогдашний поступок ваш».
Я сделал
над собой усилие и прижался в сторону. Гольд вполз под палатку, лег рядом со мной и стал покрывать нас обоих своей кожаной курткой. Я
протянул руку и нащупал на ногах у себя знакомую мне меховую обувь.
— Это я, моя родная дочь! Это я, мое серденько! — услышала Катерина, очнувшись, и увидела перед собою старую прислужницу. Баба, наклонившись, казалось, что-то шептала и,
протянув над нею иссохшую
руку свою, опрыскивала ее холодною водою.
— Ну, теперь кончено, — сказал он, — и забыто. А если, — прибавил он, вдруг свирепо вытаращив глаза и
протягивая вперед свои жилистые
руки с короткими растопыренными пальцами, — если я еще услышу, что кто-нибудь позволит себе смеяться
над чужой верой… к — кости пер — реломаю… все кости…
Он подумал было, что это всё его мама, но нет, не она; кто же это его позвал, он не видит, но кто-то нагнулся
над ним и обнял его в темноте, а он
протянул ему
руку и… и вдруг, — о, какой свет!
— Да, правда; только там судьбе не
над чем забавляться, больше забавляюсь я
над нею: смотришь, то рыба сорвется с удочки, когда уж
протянул к ней
руку, то дождь пойдет, когда собрался за город, или погода хороша, да самому не хочется… ну и смешно…
Она уже привстала, но откуда-то вдруг просунулся долговязый Покорни, изогнувшись
над Александровым,
протянул руку Оленьке.
Матвей посмотрел вперед. А там, возвышаясь
над самыми высокими мачтами самых больших кораблей, стояла огромная фигура женщины, с поднятой
рукой. В
руке у нее был факел, который она
протягивала навстречу тем, кто подходит по заливу из Европы к великой американской земле.
Она, не отнимая лица от подушек,
протянула назад обнаженную
руку, точно ища чего-то в воздухе. Я понял это движение и взял ее горячую
руку в свои
руки. Два огромных синих пятна — одно
над кистью, а другое повыше локтя — резко выделялись на белой, нежной коже.
Инстинктивно Фома бросился грудью на бревна плота и
протянул руки вперед, свесив
над водой голову. Прошло несколько невероятно долгих секунд… Холодные, мокрые пальцы схватили его за
руки, темные глаза блеснули перед ним…
— Чем же ты обижена? Скажи, чем оскорбил я тебя? —
протягивая руки, спрашивал Долинский, но вместо ответа у него
над самым ухом прогорланил петух, и вдруг все сникло. Долинский проснулся.
Тут же сидел на корточках чахоточный мастеровой, наклонившись к огню впалой грудью; очевидно, беднягу била жестокая лихорадка, и он напрасно
протягивал над самым огнем свои высохшие
руки с скрюченными пальцами.
Тот, конечно, не отказал ему. При прощанье Тюменев с Бегушевым нежно расцеловался, а графу
протянул только
руку и даже не сказал ему: «До свиданья!» По отъезде их он немедленно ушел в свой кабинет и стал внимательно разбирать свои бумаги и вещи: «прямолинейность» и плотный мозг Ефима Федоровича совершенно уже восторжествовали
над всеми ощущениями. Граф Хвостиков, едучи в это время с Бегушевым, опять принялся плакать.
Ночь тянулась, и костры еще тлели. Иуда отвалился от стены и медленно прибрел к одному из костров, раскопал уголь, поправил его, и хотя холода теперь не чувствовал,
протянул над огнем слегка дрожащие
руки. И забормотал тоскливо...
Блудный сын стоит на коленях, а старик отец
протягивает над ним благословляющую
руку.
Красный и растерянный, я слушал, как все хохотали. Особенно потешался Митя Ульянинский. Решили сейчас же нас обвенчать. Поставили на террасе маленький столик, как будто аналой. Меня притащили насильно. Я отбивался, выворачивался, но меня поставили, — потного, задыхающегося и взъерошенного, — рядом с Машей. Маша, спокойно улыбаясь,
протянула мне
руку. Ее как будто совсем не оскорбляло, а только забавляло то шутовство, которое
над нами проделывали, и в глазах ее мелькнула тихая, ободряющая ласка.
А тут же, в уголочке ресторана, за круглым столиком, в полнейшем одиночестве сидел профессор Ф. Ф. Соколов. Он сидел, наклонившись
над столиком, неподвижно смотрел перед собою в очки тусклыми, ничего как будто не видящими глазами и перебирал губами. На краю столика стояла рюмочка с водкой, рядом — блюдечко с мелкими кусочками сахара. Не глядя, Соколов
протягивал руку, выпивал рюмку, закусывал сахаром и заставал в прежней позе. Половой бесшумно подходил и снова наполнял рюмку водкою.
Волынской усмехнулся, посмотрел на Зуду, слегка покачавшего головой, и
протянул ладонь своей
руки. Цыганка схватила ее, долго рассматривала на ней линии, долго
над ней думала, наконец произнесла таинственным голосом...
Она искренно сочувствовала бедным людям, непритворно плакала
над брошенным на произвол судьбы ребенком, охотно
протягивала руку помощи неимущим и сиротам, а между тем совершенно не любила своих собственных детей, бывших подруг маленькой Коры Белавиной.
— Я чувствую довольно твердости, чтобы умереть с голоду, но ты будь вольна
над собою: я больше не смею сказать ничего о тебе самой и о несчастных Вирине и Витте. Испробуй последнее: пошли их самих просить подаяния; Витт и Вирина красивы, а мать моя Пуплия так стара, что от нее уже пахнет могилой; когда они сядут втроем на пути к Газе или к Азоту и
протянут свои
руки, то, наверное, их пожалеют и бросят им зерен или хоть мертвую рыбу.
— Да, — сказала графиня и
протянула ему
руку и с смешанным чувством отчужденности и нежности прижалась губами к его лбу, когда он наклонился
над ее
рукой. Она желала любить его, как сына; но чувствовала, что он был чужой и страшный для нее человек.