Неточные совпадения
Но тут Левину опять показалось, что они,
подойдя к самому главному, опять отходят, и он решился предложить
профессору вопрос.
Слушая разговор брата с
профессором, он замечал, что они связывали научные вопросы с задушевными, несколько раз почти
подходили к этим вопросам, но каждый раз, как только они
подходили близко к самому главному, как ему казалось, они тотчас же поспешно отдалялись и опять углублялись в область тонких подразделений, оговорок, цитат, намеков, ссылок на авторитеты, и он с трудом понимал, о чем речь.
Взглянув на меня и заметив мои дрожащие губы и налитые слезами глаза, он перевел, должно быть, мое волнение просьбой прибавить мне балл и, как будто сжалившись надо мной, сказал (и еще при другом
профессоре, который
подошел в это время...
Три
профессора сидели за тем столом, к которому я
подошел вместе с Икониным; ни один из них не ответил на наш поклон.
Я
подошел к столу, у которого сидело два
профессора и стоял гимназист перед черной доской.
Я отступил. Я убежден был как дважды два, что без катастрофы он оттуда не выйдет. Между тем как я стоял в полном унынии, предо мною мелькнула опять фигура приезжего
профессора, которому очередь была выходить после Степана Трофимовича и который давеча всё поднимал вверх и опускал со всего размаху кулак. Он всё еще так же расхаживал взад и вперед, углубившись в себя и бормоча что-то себе под нос с ехидною, но торжествующею улыбкой. Я как-то почти без намерения (дернуло же меня и тут)
подошел и к нему.
Было полное белое утро с золотой полосой, перерезавшей кремовое крыльцо института, когда
профессор покинул микроскоп и
подошел на онемевших ногах к окну. Он дрожащими пальцами нажал кнопку, и черные глухие шторы закрыли утро, и в кабинете ожила мудрая ученая ночь. Желтый и вдохновенный Персиков растопырил ноги и заговорил, уставившись в паркет слезящимися глазами...
Вечером в кабинете зоологического института затрещал телефон.
Профессор Персиков взъерошил волосы и
подошел к аппарату.
— Сдаюсь! — воскликнул он, — смиряюсь перед указанием свыше: вот сын народа, которого предстоит разбудить. При сем случае можем произвести и надлежащий эксперимент. Итак, господа, — заговорил вдруг Чубаров,
подходя к Прошке и принимая позу и тон одного из
профессоров, — прошу внимания.
В середине зала стоял у стола ректор университета,
профессор Александр Шмидт, секретарь вызывал поименно студентов, студент
подходил, ректор пожимал ему руку и вручал матрикул — пергаментный лист, на котором золотыми буквами удостоверялось на латинском языке, что такой-то студент Universitatis Caesareae Dorpatensis, data dextra, pollicitum (дав правую руку, обязался) исполнять все правила университетского устава.
А тут же, в уголочке ресторана, за круглым столиком, в полнейшем одиночестве сидел
профессор Ф. Ф. Соколов. Он сидел, наклонившись над столиком, неподвижно смотрел перед собою в очки тусклыми, ничего как будто не видящими глазами и перебирал губами. На краю столика стояла рюмочка с водкой, рядом — блюдечко с мелкими кусочками сахара. Не глядя, Соколов протягивал руку, выпивал рюмку, закусывал сахаром и заставал в прежней позе. Половой бесшумно
подходил и снова наполнял рюмку водкою.