Неточные совпадения
Он не думал, что тот христианский закон, которому он всю жизнь
свою хотел следовать, предписывал ему
прощать и любить
своих врагов; но радостное чувство любви и прощения к
врагам наполняло его душу.
Он молился о всех благодетелях
своих (так он называл тех, которые принимали его), в том числе о матушке, о нас, молился о себе, просил, чтобы бог
простил ему его тяжкие грехи, твердил: «Боже,
прости врагам моим!» — кряхтя поднимался и, повторяя еще и еще те же слова, припадал к земле и опять поднимался, несмотря на тяжесть вериг, которые издавали сухой резкий звук, ударяясь о землю.
Там сказано:
прощайте всем
врагам своим.
Хаджи-Мурат поднял глаза и руки к небу и сказал мне, что всё в руках бога, но что он никогда не отдастся в руки
своему врагу, потому что он вполне уверен, что Шамиль его не
простит и что он бы тогда недолго остался в живых.
— Полно, Глеб Савиныч, — сказал он, — полно, слободи ты
свою душу… Христос велел
прощать лютым
врагам своим… Уйми
свое сердце!.. Вспомяни и других детей
своих… Вспомяни и благослови Петра и Василия.
— Глеб Савиныч! — подхватил отец Дуни. — Един бог властен в нашей жизни! Сегодня живы — завтра нет нас… наш путь к земле близок; скоро, может, покинешь ты нас… ослободи душу
свою от тяжкого помышления! Наказал ты их довольно при жизни… Спаситель
прощал в смертный час
врагам своим… благослови ты их!..
— Ничего подобного. В Евангелии сказано, что мы должны
прощать даже
врагам своим.
Эта святая душа, которая не только не могла столкнуть
врага, но у которой не могло быть
врага, потому что она вперед
своей христианской индульгенцией
простила все людям, она не вдохновит никого, и могила ее, я думаю, до сих пор разрыта и сровнена, и сын ее вспоминает о ней раз в целые годы; даже черненькое поминанье, в которое она записывала всех и в которое я когда-то записывал моею детскою рукою ее имя — и оно где-то пропало там, в Москве, и еще, может быть, не раз служило предметом шуток и насмешек…
—
Прощайте, возлюбленные!
Прощайте! — раздался его любящий, но твердый старческий голос. — Расставаясь с вами, скажу одно вам: будьте твердыми сынами нашей Православной Восточной церкви; будьте твердыми и честными людьми русскими! Ежели кого обидел или прегрешил я пред кем-либо из вас,
простите мне ради Христа, простившего
врагам своим свое великое поругание,
свою страшную крестную смерть.
Прощайте!
— Отче наш иже еси в нас, освяти нас именем твоим и приведи нас в царствие твое, волей нашей води нас по земле и небесам. Хлеб слова твоего дай нам днесь и
прости наши прегрешенья, как и мы
прощаем своей братии. Сохрани нас от искушений
врага, избавь от лукавого.
— Павла Артемьевна,
прощайте! — и низким реверансом «настоящей» барышни Наташа присела перед
своим недавним
врагом.
Как могла, помогала
своей подружке Дорушка, мастерица и рукодельница на все руки. Несмотря на
свои девять лет, маленькая Иванова шила и вышивала гладью не хуже другой старшеотделенки, возбуждая восторг и зависть воспитанниц. За искусство Дорушки Павла Артемьевна
прощала многое и Дуне, как ближайшей ее подруге. Но Дуня не могла не чувствовать глубоко затаенной к ее маленькой особе неприязни со стороны ее
врага.
— А я весь
свой век ворочал делами и в гору шел, не изменяя тому, что во мне заложили лучшие годы, проведенные в университете. Вот мне и не хотят
простить, что я шестидесятыми годами отзываюсь, что я
враг всякой татарской надувастики и рутины… И поползли клопы из всех щелей, — клопы, которым мы двадцать лет назад пикнуть не давали. А по нынешнему времени они ко двору.
Основная идея этой проповеди была та, что мало испросить прощенье у ближнего на словах, надо заслужить это прощенье и делом, и словом, и помышлением, и, главное, самому безусловно, непоколебимо, с чистым сердцем,
простить врагов своих. «Яко же и мы оставляем должникам нашим», — таково условное обращение к Богу-Отцу, предписанное нам словом Бога-Сына.
— Стыдись спрашивать, много ли числом
врагов! — возразил Иван. — Мы не привыкли считать их. Узнай только, где они! Теперь не трогайте же, отпустите его, — продолжал он. — Сохраните новгородское слово свято. Ведь он далеко не уйдет.
Прощай, приятель, — обратился он к пленнику. — Если увидишь
своих, то кланяйся и скажи, что мы рады гостям и что у нас есть чем угостить их; да не прогневались бы тогда, когда мы незваными гостями нагрянем к ним. В угоду или не в угоду, а рассчитывайся, чем попало.
— Человеку долженствует помнить одно добро; тебя смутил искуситель в образе неверного литвина.
Прости меня, боярыня. Хоть ты и чтишь его
своим суженым, но истина руководствует мной, и я вторично повторяю устами ее: «отжени от себя
врага, удались от зла и сотвори благо».
— Человеку долженствует помнить одно добро; тебя смутил искуситель в образе неверного литвина.
Прости меня, боярыня. Хоть ты чтишь его
своим суженым, но истина руководствует мною, и я вторично повторяю устами ее: «отжени от себя
врага, удались от зла и сотвори благо».
— Стыдись спрашивать, много ли числом
врагов! — возразил Иван. — Мы не привыкли считать их. Узнай только где они! Теперь не трогайте же, отпустите его, — продолжал он. — Сохраните новгородское слово свято. Ведь он далеко не уйдет.
Прощай, приятель, — обратился он к пленнику. — Если увидишь
своих, то кланяйся им и скажи, что мы рады гостям и что у нас есть чем угостить их; да не прогневались бы тогда, когда мы незваными гостями нагрянем к ним. В угоду или не в угоду, а рассчитывайся чем попало.
— Что вы, матушка Анна Филатьевна, зачем накликать? Наше место свято. Я вот вам про солдатика одного расскажу: от смертной болезни Божией милостью оправился, а противу беса,
прости, Господи, не устоял, — сгиб и души
своей не пожалел. Силен он — враг-то человеческий.
— Я
враг Паткулю, не языком, а делом, — отвечала дипломатка. — Впрочем, вы знаете, что я люблю политические споры. Не из возмущенного ли моря выплывают самые драгоценные перлы? Ловите их, ловите, почтеннейший генерал, как я это делаю, и
простите благородной откровенности моих соотечественников, этих добрых детей природы, любящих
своего государя, право, не хуже шведов.
Марья Ивановна была того убеждения, что Наталья Николаевна не любила и была
врагом ее. Она не могла
простить ей того, что не она, сестра, отдала ему
свое именье и поехала с ним в Сибирь, а Наталья Николаевна, и что брат решительно отказал ей в этом, когда она собиралась ехать. После тридцати пяти лет она начинала верить иногда брату, что Наталья Николаевна лучшая жена в мире и его ангел-хранитель была, но она завидовала, и ей все казалось, что она дурная женщина.