Неточные совпадения
«Очень
путает разум это смешение хорошего и дурного в одном
человеке…»
В день похорон с утра подул сильный ветер и как раз на восток, в направлении кладбища. Он толкал
людей в спины, мешал шагать женщинам, поддувая юбки,
путал прически мужчин, забрасывая волосы с затылков на лбы и щеки. Пение хора он относил вперед процессии, и Самгин, ведя Варвару под руку, шагая сзади Спивак и матери, слышал только приглушенный крик...
— На что
путать лишних
людей!
— Зачем же вы, господа, раскольников-то
путаете? — начал Стрепетов. — Ну, помилуйте, скажите: есть ли тут смысл? Ну что общего, например скажем, хоть с этими вашими сойгами у русского
человека?
— Да зачем же? Вы ведь с Бычковым давно знакомы: можете просто пригласить его, и только. К чему же тут все это
путать? И то, что вы его приглашаете «только как порядочного
человека», совсем лишнее. Неужто он так глуп, что истолкует ваше приглашение как-нибудь иначе, а это письмо просто вас компрометирует своею…
— Однако же вы должны согласиться, что
люди семинария воспитанского лучше, — пролепетал,
путая слова, Варнава.
Самовар свистит тише, но пронзительнее. Этот тонкий звук надоедливо лезет в уши, — он похож на писк комара и беспокоит,
путает мысли. Но закрыть трубу самовара крышкой Илье не хочется: когда самовар перестаёт свистеть, в комнате становится слишком тихо… На новой квартире у Лунёва появились неизведанные до этой поры им ощущения. Раньше он жил всегда рядом с
людьми — его отделяли от них тонкие деревянные переборки, — а теперь отгородился каменными стенами и не чувствовал за ними
людей.
— Ну хорошо — бывали и тогда разные
люди, а ты не
путай, а рассказывай: «В Палестине жил ученый, который выучил наизусть сто книг…» Продолжай дальше!
Яков был уверен, что
человек — прост, что всего милее ему — простота и сам он,
человек, никаких тревожных мыслей не выдумывает, не носит в себе. Эти угарные мысли живут где-то вне
человека, и, заражаясь ими, он становится тревожно непонятным. Лучше не знать, не раздувать эти чадные мысли. Но, будучи враждебен этим мыслям, Яков чувствовал их наличие вне себя и видел, что они, не развязывая тугих узлов всеобщей глупости, только
путают всё то простое, ясное, чем он любил жить.
Её рассказы о дрянненьких былях города
путали думы Артамонова, отводили их в сторону, оправдывали и укрепляли его неприязнь к скучным грешникам — горожанам. На место этих дум вставали и двигались по какому-то кругу картины буйных кутежей на ярмарке; метались неистовые
люди, жадно выкатив пьяные, но никогда не сытые глаза, жгли деньги и, ничего не жалея, безумствовали всячески в лютом озлоблении плоти, стремясь к большой, ослепительно белой на чёрном, бесстыдно обнажённой женщине…
Снова не то: усомнился я в боге раньше, чем увидал
людей. Михайла, округлив глаза, задумчиво смотрит мне в лицо, а дядя тяжело шагает по комнате, гладит бороду и тихонько мычит. Нехорошо мне пред ними, что принижаю себя ложью. В душе у меня бестолково и тревожно; как испуганный рой пчёл, кружатся мысли, и стал я раздражённо изгонять их — хочу опустошить себя. Долго говорил, не заботясь о связности речи, и, пожалуй, нарочно
путал её: коли они умники, то должны всё разобрать. Устал и задорно спрашиваю...
— По-моему — про душу тот болтает, у кого ума ни зерна нет! Ему говорят: вот как делай! А он: душа не позволяет или там — совесть… Это все едино — совесть али душа, лишь бы от дела отвертеться! Один верит, что ему все запрещено, — в монахи идет, другой — видит, что все можно, — разбойничает! Это — два
человека, а не один! И нечего
путать их. А чему быть, то — будет сделано… надо сделать — так и совесть под печку спрячется и душа в соседи уйдет.
— Ну,
человек. А я? Я, значит, не
человек? Скажет тоже… Сошлись мы с тобой полюбу… ну, и пришло время разойтись. Тоже надо полюбу. Тебе жить надо, и мне тоже;
путать друг друга нам не след… А ты нюнишь! Дурашка! А ты вспомни: сладко целоваться со мной? Ну? Эх, ты… оладья…
Такую перемену в обоих я объяснял себе тем, что они обиделись на дядю. Рассеянный дядя
путал их имена, до самого отъезда не научился различать, кто из них учитель, а кто муж Татьяны Ивановны, самое Татьяну Ивановну величал то Настасьей, то Пелагеей, то Евдокией. Умиляясь и восторгаясь нами, он смеялся и держал себя словно с малыми ребятами… Всё это, конечно, могло оскорблять молодых
людей. Но дело было не в обиде, а, как теперь я понимаю, в более тонких чувствах.
— Ишь, жулик! — продолжал кричать Кузьма, всё более возбуждаясь. — Сам пропил, а на
людей путаешь, старая собака! Я судиться буду! За наговор ты у меня насидишься в остроге!
— Неохота связываться с тобой, а то загудел бы ты у меня, — проговорил он как бы про себя. — Я бы тебе показал, как на
людей путать, чёрт лысый…
— Никогда я с этим не соглашусь, — отвечала Форова, — никогда не стану так думать, я не стану так жить, чтобы молчать, видючи, как моих родных… близких
людей мутят,
путают. Нет, никогда этого не будет; я не перестану говорить, я не замолчу; не стану по-вашему хитрить, лукавить и отмалчиваться.
— То-то и оно-то… Схоронил он его, а снадобье-то еще немец-колдун делал… Рассказывал мне старик-то… Такое снадобье, какого лучше не надо… Изводит
человека точно от болезни какой, на глазах тает, а от чего — никакие дохтура дознаться не могут… Бес, говорит, меня с ним
путает… Сколько разов вылить хотел — не могу, рука не поднимается… Схоронил в потайное место, с глаз долой… Никто не сыщет…