Неточные совпадения
Почему возможна трагедия
познания, почему свет Логоса не всегда освещает познавательный
путь человека, как существа духовного, превышающего мир?
Только
путь расслоения, раздвоения и дифференциации жизни дает настоящий опыт и
познание жизни.
Тот, кто находится внутри, в самой глубине европейского процесса
познания, а не со стороны благоговейно на него смотрит, постигает внутреннюю трагедию европейского разума и европейской науки, глубокий их кризис, мучительную неудовлетворенность, искание новых
путей.
Понимаю же я, каково должно быть сотрясение вселенной, когда все на небе и под землею сольется в один хвалебный глас и все живое и жившее воскликнет: «Прав ты, Господи, ибо открылись
пути твои!» Уж когда мать обнимется с мучителем, растерзавшим псами сына ее, и все трое возгласят со слезами: «Прав ты, Господи», то уж, конечно, настанет венец
познания и все объяснится.
Моя память о моей жизни и моем
пути будет сознательно активной, то есть будет творческим усилием моей мысли, моего
познания сегодняшнего дня.
Я не задаюсь целью обнаружить себя в сыром виде, обнажить себя, я задаюсь целью совершить акт экзиcтенциального философского
познания о себе, осмыслить свой духовный
путь.
Общение с людьми есть
путь опытного
познания.
Наоборот, я всегда думал, что философское
познание есть функция жизни, есть символика духовного опыта и духовного
пути.
И на протяжении всей истории философской мысли обращались к самопознанию как
пути к
познанию мира.
Вновь обрести утерянный Логос философия может лишь
путем посвящения в тайны религиозной жизни, лишь приобщением к жизни Логоса приобретается он как орган
познания.
Эта наличность несомненна в том случае, когда содержание
познания «дано» мне, а не произведено деятельностью, которая чувствуется мною как «мое» субъективное усилие, когда содержание знания присутствует и развивается в акте знания само собою, а я только следую за ним, сосредоточивая на нем внимание и дифференцируя его
путем сравнения».
Но можно ли примириться с безнадежностью этой болезни, есть ли выход, остаются ли
пути здорового
познания бытия?
Вот почему религиозное восстановление духовной цельности в
познании есть не порабощение познающего разума, а его освобождение, раскрытие ему
путей к истине, к бытию.
Но, предложив вам
пути к
познаниям, с тех пор, как начали разума своего ощущати силы, сами шествуете к отверстой вам стезе.
— Такая же, как между всякой философией и религией: первая учит познавать сущность вещей посредством разума, а религия преподает то, что сказано в божественном откровении; но
путь в достижении того и другого
познания в мистицизме иной, чем в других философских системах и в других вероучениях, или, лучше сказать, оба эти
пути сближены у мистиков: они в своей философии ум с его постепенным ходом, с его логическими выводами ставят на вторую ступень и дают предпочтение чувству и фантазии, говоря, что этими духовными орудиями скорее и вернее человек может достигнуть
познания сущности мирового бытия и что
путем ума человек идет черепашьим шагом, а чувством и созерцанием он возлетает, как орел.
Одни люди — меньшинство — тотчас же, сразу пророческим чувством указывают истинность учения, отдаются ему и исполняют его. Другие — большинство — только длинным
путем ошибок, опытов и страданий приводятся к
познанию истинности учения и необходимости усвоения его.
Но это именно бывает у людей «образованного» общества, которые, обогащаясь всякого рода
познаниями, открывают для себя множество целей и
путей, но, чтобы достигнуть этих целей, не имеют достаточно сил, да и насчет пути-то оказываются очень ленивы…
Но теоретическое
познание, хотя и не этих объектов, но вообще разума (?), здесь все-таки расширяется, именно постольку, поскольку этим идеям,
путем практических постулатов, даются объекты, а через это мысль, только проблематическая, получает объективную реальность.
Одно только существенное различие надо себе уяснить в предопределении
путем физической науки или
путем духовного
познания.
Единственным же
путем реального, жизненного
познания Бога остается религиозный опыт.
«Единое, непознаваемое, пресущественное (ύπερούσιον), самоблагост-нре (αϋτοτάγαθον), именуемое тройственным единством, единобожественное (όμόθεον) и единоблагое (όμοαγαθόν) невозможно ни высказать словом, ни понять умом, и приближение к
познанию должно совершаться
путем абстрагирования [Св. Максим Исповедник следующим образом комментирует понятие ύπερουσιότης (S. Maximi scholia in lib., de div. nom., cm.
И тем не менее даже и в этом учении Канта об идеях как имманентных проекциях Ding an sich заключается драгоценное зерно теории мифотворчества: Ding an sich, трансцендентная теоретическому
познанию, все же познаваема, и притом своим особым
путем, отличным от имманентно-опытного; кантовские постулаты практического разума, его «разумная» вера, есть также не что иное, как мифотворчество.
Здесь начинается область «мистики», а равно и
путь «оккультизма», или «науки, как достигнуть
познания высших миров» (Штейнер).
На
пути оккультного
познания, как и всякого
познания вообще, при постоянном и бесконечном углублении в область божественного, в мире нельзя, однако, встретить Бога, в этом
познании есть бесконечность — в религиозном смысле дурная, т. е. уводящая от Бога, ибо к Нему не приближающая.
К нему нет
пути методического восхождения (ибо
путь религиозного подвига не имеет в виду
познания, не руководится познавательным интересом), оно вне собственной досягаемости для человека, к нему можно стремиться и рваться, но нельзя планомерно, методически приходить.
Познание Божества для человека, так же как и для чинов ангельских и для всякой твари, возможно лишь
путем снисхождения Божества и ответного восхождения твари, только через сопричастие (ταΐς μετοχαΐς μύνον), «само же Оно, насколько Оно есть в себе, по своему собственному началу и свойству выше ума, сущности и знания» (de d. п., II, 4, с.
Человек жалок и беспомощен, когда подходит к жизни с одним только умом, с кодексом его понятий, суждений и умозаключений. Так был бы беспомощен скрипач, который вышел бы играть хотя бы и с самым прекрасным смычком, но без скрипки. Сущность жизни познается каким-то особенным
путем, внеразумным. Есть способность к этому
познанию, — и ум, как смычок, извлечет из него полные, живые, могущественные мелодии.
Говорю об этом не как о факте автобиографии, а как о факте философского
познания, философского
пути.
Философии мир раскрывается иначе, чем науке, и
путь ее
познания иной.
Так и на всем познавательном
пути его перед ним продолжает стоять
познание, а не бытие.
После того как человек вступил на
путь различения добра и зла, само
познание не есть зло.
Если это ничто есть изначальная, бездонная свобода, меоническая, несотворенная, то, хотя и остается непроницаемая тайна, на
путях ее
познания мы достигаем более осмысленных и менее оскорбительных результатов.
Прохождение философского
познания через раздвоение и критическую рефлексию было неизбежно — таков был
путь европейской философии, ее внутренняя драматическая судьба.
Опыт «зла» обогащает «добро» вследствие того творческого напряжения, которое вызывает противоречие и борьба, того
познания, которое дает
путем раздвоения и поляризации,
путем изживания испытаний.
И только на этих
путях возможно
познание духа, который всегда конкретен.
Но опыт учит нас тому, что грех лучше побеждается положительным, чем отрицательным
путем, пробуждением любви,
познания, творчества, направленностью на красоту и благородство, на высоту.
Познание той истины, что бытие есть страдание, есть уже
путь к избавлению от страдания, от горя бытия.
Человек как замкнутое индивидуальное существо не имел бы
путей к
познанию вселенной.
— Открыть вернейший
путь к
познанию истины.
Философия всегда боролась за свободу своего творческого акта, всегда была искусством
познания и постоянно испытывала рабскую зависимость от необходимости, к которой приспособлялась
путем научности.
— Град на
пути — то Ноев ковчег, понеже плавайте по непроходному
пути, сиречь по потопным водам: посол нем — то есть чистая голубица, а грамота неписана — то есть сучец масличный, его же принесе в ковчег голубица к Ною за уверение
познания, что есть суша, и Ной праведный, зря той сучец, с сынами и дщерями, со скотом и со птицы и со всяким гадом, бывшим в ковчеге едиными усты и единым сердцем прославиша благодеющего бога.