Неточные совпадения
Левину невыносимо скучно было в этот
вечер с дамами: его, как никогда прежде, волновала мысль о том, что то недовольство хозяйством, которое он теперь испытывал, есть не исключительное его положение, а общее условие, в котором находится дело в России, что устройство какого-нибудь такого отношения рабочих, где бы они
работали, как у мужика на половине дороги, есть не мечта, а задача, которую необходимо решить. И ему казалось, что эту задачу можно решить и должно попытаться это сделать.
Нестор Катин носил косоворотку, подпоясанную узеньким ремнем, брюки заправлял за сапоги, волосы стриг в кружок «à la мужик»; он был похож на мастерового, который хорошо
зарабатывает и любит жить весело. Почти каждый
вечер к нему приходили серьезные, задумчивые люди. Климу казалось, что все они очень горды и чем-то обижены. Пили чай, водку, закусывая огурцами, колбасой и маринованными грибами, писатель как-то странно скручивался, развертывался, бегал по комнате и говорил...
Вчера она досидела до конца
вечера в кабинете Татьяны Марковны: все были там, и Марфенька, и Тит Никонович. Марфенька
работала, разливала чай, потом играла на фортепиано. Вера молчала, и если ее спросят о чем-нибудь, то отвечала, но сама не заговаривала. Она чаю не пила, за ужином раскопала два-три блюда вилкой, взяла что-то в рот, потом съела ложку варенья и тотчас после стола ушла спать.
Вечером Тушин звал Райского к себе на неделю погостить, посмотреть его лес, как
работает у него машина на паровом пильном заводе, его рабочую артель, вообще все лесное хозяйство.
Мальчикам платят по полуреалу в день (около семи коп. сер.), а
работать надо от шести часов утра до шести
вечера; взрослым по реалу; когда понадобится, так за особую плату
работают и ночью.
— Я бы устроила так, чтобы всем было весело… Да!.. Мама считает всякое веселье грехом, но это неправда. Если человек
работает день, отчего же ему не повеселиться
вечером? Например: театр, концерты, катание на тройках… Я люблю шибко ездить, так, чтобы дух захватывало!
На другой день
вечером, сидя у костра, я читал стрелкам «Сказку о рыбаке и рыбке». Дерсу в это время что-то тесал топором. Он перестал
работать, тихонько положил топор на землю и, не изменяя позы, не поворачивая головы, стал слушать. Когда я кончил сказку, Дерсу поднялся и сказал...
Целый день мы
работали не покладая рук, даже не останавливаясь на обед, и все же прошли не больше 10 км. Бурелом, наледи, кочковатые болота, провалы между камней, занесенные снегом, создавали такие препятствия, что за 8 часов пути нам удалось сделать только 4,5 км, что составляет в среднем 560 м/ч. К
вечеру мы подошли к гребню Сихотэ-Алиня. Барометр показывал 700 м.
Дерсу весь
вечер работал один.
В этот день
работать не удалось. Палатку так сильно трепало, что казалось, вот-вот ее сорвет ветром и унесет в море. Часов в десять
вечера непогода стала стихать. На рассвете дождь перестал, и небо очистилось.
Китайцы в рыбной фанзе сказали правду. Только к
вечеру мы дошли до реки Санхобе. Тропа привела нас прямо к небольшому поселку. В одной фанзе горел огонь. Сквозь тонкую бумагу в окне я услышал голос Н.А. Пальчевского и увидел его профиль. В такой поздний час он меня не ожидал. Г.И. Гранатман и А.И. Мерзляков находились в соседней фанзе. Узнав о нашем приходе, они тотчас прибежали. Начались обоюдные расспросы. Я рассказывал им, что случилось с нами в дороге, а они мне говорили о том, как
работали на Санхобе.
Говоря это, он достал с воза теплые вязаные перчатки и подал их мне. Я взял перчатки и продолжал
работать. 2 км мы шли вместе, я чертил, а крестьянин рассказывал мне про свое житье и ругательски ругал всех и каждого. Изругал он своих односельчан, изругал жену, соседа, досталось учителю и священнику. Надоела мне эта ругань. Лошаденка его шла медленно, и я видел, что при таком движении к
вечеру мне не удастся дойти до Имана. Я снял перчатки, отдал их возчику, поблагодарил его и, пожелав успеха, прибавил шагу.
С утра он должен был
работать в крепости до
вечера; когда наступала ночь, он брал письмецо Ивашева и отправлялся, несмотря ни на бураны, ни на свою усталь, и возвращался к рассвету на свою работу.
С утра до
вечера они сидели одни в своем заключении. У Ольги Порфирьевны хоть занятие было. Она умела вышивать шелками и делала из разноцветной фольги нечто вроде окладов к образам. Но Марья Порфирьевна ничего не умела и занималась только тем, что бегала взад и вперед по длинной комнате, производя искусственный ветер и намеренно мешая сестре
работать.
— Что ж, что в поневе! И все бабы так ходят. Будешь баба, по-бабьему и одеваться будешь. Станешь бабью работу
работать, по домашеству старикам помогать — вот и обойдется у вас. Неужто ж лучше с утра до
вечера, не разгибаючи спины, за пяльцами сидеть?
Мастеровые в будние дни начинали работы в шесть-семь часов утра и кончали в десять
вечера. В мастерской портного Воздвиженского
работало пятьдесят человек. Женатые жили семьями в квартирах на дворе; а холостые с мальчиками-учениками ночевали в мастерских, спали на верстаках и на полу, без всяких постелей: подушка — полено в головах или свои штаны, если еще не пропиты.
Работая в «Русских ведомостях», я часто встречался с Глебом Ивановичем. Не раз просиживали мы с ним подолгу и в компании и вдвоем, обедывали и
вечера вместе проводили. Как-то Глеб Иванович обедал у меня, и за стаканом вина разговор пошел о трущобах.
В учениках у него всегда было не меньше шести мальчуганов. И
работали по хозяйству и на посылушках, и краску терли, и крыши красили, но каждый
вечер для них ставился натурщик, и они под руководством самого Грибкова писали с натуры.
Вечером Стабровский
работал в своем кабинете за полночь и все думал о маленькой славяночке, которая войдет в дом. Кто знает, что из этого может произойти? Из маленьких причин очень часто вырастают большие и сложные последствия.
Аня. Ты, мама, вернешься скоро, скоро… не правда ли? Я подготовлюсь, выдержу экзамен в гимназии и потом буду
работать, тебе помогать. Мы, мама, будем вместе читать разные книги… Не правда ли? (Целует матери руки.) Мы будем читать в осенние
вечера, прочтем много книг, и перед нами откроется новый, чудесный мир… (Мечтает.) Мама, приезжай…
Лопахин. Знаете, я встаю в пятом часу утра,
работаю с утра до
вечера, ну, у меня постоянно деньги свои и чужие, и я вижу, какие кругом люди. Надо только начать делать что-нибудь, чтобы понять, как мало честных, порядочных людей. Иной раз, когда не спится, я думаю: господи, ты дал нам громадные леса, необъятные поля, глубочайшие горизонты, и, живя тут, мы сами должны бы по-настоящему быть великанами…
Бабушка
работала за кухарку — стряпала, мыла полы, колола дрова, носила воду, она была в работе с утра до
вечера, ложилась спать усталая, кряхтя и охая.
Кержаки
работали дружно, любо-дорого смотреть, а по
вечерам у Никитича весело заливались старинные кержацкие песни.
Теперь можно спокойно, не торопясь, со вкусом, сладко обедать и ужинать, к чему Анна Марковна всегда питала большую слабость, выпить после обеда хорошей домашней крепкой вишневки, а по
вечерам поиграть в преферанс по копейке с уважаемыми знакомыми пожилыми дамами, которые хоть никогда и не показывали вида, что знают настоящее ремесло старушки, но на самом деле отлично его знали и не только не осуждали ее дела, но даже относились с уважением к тем громадным процентам, которые она
зарабатывала на капитал.
Целый
вечер и следующее утро я провел в каком-то унылом онемении. Помнится, я попытался
работать и взялся за Кайданова — но напрасно мелькали передо мною разгонистые строчки и страницы знаменитого учебника. Десять раз сряду прочел я слова: «Юлий Цезарь отличался воинской отвагой» — не понял ничего и бросил книгу. Перед обедом я опять напомадился и опять надел сюртучок и галстук.
— Да, нам
работать надо. Поговорить хотелось бы, да уж до
вечера! Идем, ребята…
— Покуда — ничего. В департаменте даже говорят, что меня столоначальником сделают. Полторы тысячи — ведь это куш. Правда, что тогда от частной службы отказаться придется, потому что и на дому казенной работы по
вечерам довольно будет, но что-нибудь легонькое все-таки и посторонним трудом можно будет
заработать, рубликов хоть на триста. Квартиру наймем; ты только
вечером на уроки станешь ходить, а по утрам дома будешь сидеть; хозяйство свое заведем — живут же другие!
Ничем подобным не могли пользоваться Черезовы по самому характеру и обстановке их труда. Оба
работали и утром, и
вечером вне дома, оба жили в готовых, однажды сложившихся условиях и, стало быть, не имели ни времени, ни привычки, ни надобности входить в хозяйственные подробности. Это до того въелось в их природу, с самых молодых ногтей, что если бы даже и выпал для них случайный досуг, то они не знали бы, как им распорядиться, и растерялись бы на первом шагу при вступлении в практическую жизнь.
Спустя некоторое время нашлась вечерняя работа в том самом правлении, где
работал ее муж. По крайней мере, они были вместе по
вечерам. Уходя на службу, она укладывала ребенка, и с помощью кухарки Авдотьи устраивалась так, чтобы он до прихода ее не был голоден. Жизнь потекла обычным порядком, вялая, серая, даже серее прежнего, потому что в своей квартире было голо и царствовала какая-то надрывающая сердце тишина.
С получением штатного места пришлось несколько видоизменить modus vivendi. [образ жизни (лат.)] Люберцев продолжал принимать у себя раз в неделю, но товарищей посещал уже реже, потому что приходилось и по
вечерам работать дома. Дружеский кружок редел; между членами его мало-помалу образовался раскол. Некоторые члены заразились фантазиями, оказались чересчур рьяными и отделились.
Утром она
работала в банкирской конторе,
вечером — имела урок.
Она и теперь продолжает
работать с утра до
вечера. Теряя одну работу, подыскивает другую, так что «каторга» остается в прежней силе.
Часу в десятом
вечера, окончив писать, я вышел в коридор, чтобы поразмяться, и, к великому своему удивлению, увидал, что как раз против моего номера отпирал дверь только что вернувшийся домой старик-коневод Василий Степанович, у которого когда-то, в дни скитаний и приключений моей молодости, я
работал в зимовнике, заявив ему, что перед этим я служил в цирке при лошадях.
«Лучше я
вечером к ней, а теперь
работает она и всё такое…»
Однажды
вечером, кончив дневной сбор винограда, партия молдаван, с которой я
работал, ушла на берег моря, а я и старуха Изергиль остались под густой тенью виноградных лоз и, лежа на земле, молчали, глядя, как тают в голубой мгле ночи силуэты тех людей, что пошли к морю.
Так наступила зима и прошли святки. В нашей жизни никаких особенных перемен не случилось, и мы так же скучали. Я опять писал повесть для толстого журнала и опять мучился. Раз
вечером сижу,
работаю, вдруг отворяется дверь, и Пепко вводит какого-то низенького старичка с окладистой седой бородой.
И я плакала, слушая эту песню… (Басов: «Саша! дайте-ка пива… и портвейна…».) Хорошо я жила тогда! Эти женщины любили меня… Помню,
вечерами, кончив
работать, они садились пить чай за большой, чисто вымытый стол… и сажали меня с собою, как равную.
— Здесь все друг другу чужие, пока не помрут… А отсюда живы редко выходят. Работа легкая, часа два-три утром, столько же
вечером, кормят сытно, а тут тебе и конец… Ну эта легкая-то работа и манит всякого… Мужик сюда мало идет, вреды боится, а уж если идет какой, так либо забулдыга, либо пропоец… Здесь больше отставной солдат
работает али никчемушный служащий, что от дела отбился. Кому сунуться некуда… С голоду да с холоду… Да наш брат, гиляй бездомный, который, как медведь, любит летом волю, а зимой нору…
Вечером, возвращаясь домой, Илья входил на двор с важным видом человека, который хорошо
поработал, желает отдохнуть и совсем не имеет времени заниматься пустяками, как все другие мальчишки и девчонки. Всем детям он внушал почтение к себе солидной осанкой и мешком за плечами, в котором всегда лежали разные интересные штуки…
Жадов. Для меня было бы ужасно убедиться в том, что ты говоришь. Нет, я надеюсь, что ты меня поймешь наконец. Теперь много работы у меня; а вот будет поменьше, мы с тобой займемся. Утром будешь
работать, а по
вечерам будем читать. Тебе многое надо прочесть, ты ведь ничего не читала.
Он присматривался к странной жизни дома и не понимал её, — от подвалов до крыши дом был тесно набит людьми, и каждый день с утра до
вечера они возились в нём, точно раки в корзине.
Работали здесь больше, чем в деревне, и злились крепче, острее. Жили беспокойно, шумно, торопливо — порою казалось, что люди хотят скорее кончить всю работу, — они ждут праздника, желают встретить его свободными, чисто вымытые, мирно, со спокойной радостью. Сердце мальчика замирало, в нём тихо бился вопрос...
Он сердито повернул в сторону, сел к столу и упорно, не разгибаясь,
работал до
вечера.
От скуки он валялся в постели до самого
вечера; между тем позарез нужно было изготовить срочную корреспонденцию, и потом вдруг садился, читал листы различных газет, брошюр и
работал напролет целые ночи.
Долинский в этот день
работал по обыкновению, до самых сумерек. Никто его не отвлекал и не беспокоил. Перед
вечером m-me Бюжар принесла ему обед.
В простые дни он обыкновенно вставал с зарею, запрягал жене лошадь и с зеленою шерстяною сумою за плечами уходил до
вечера работать на чужих, больших огородах.
На другой день после объяснения с сестрой я с утра до
вечера работал у Ажогиных.
Во время сенокоса у меня с непривычки болело все тело; сидя
вечером на террасе со своими и разговаривая, я вдруг засыпал, и надо мною громко смеялись. Меня будили и усаживали за стол ужинать, меня одолевала дремота, и я, как в забытьи, видел огни, лица, тарелки, слышал голоса и не понимал их. А вставши рано утром, тотчас же брался за косу или уходил на постройку и
работал весь день.
Шел ли я по улице,
работал ли, говорил ли с ребятами, я все время думал только о том, как
вечером пойду к Марии Викторовне, и воображал себе ее голос, смех, походку.
А когда
работали около мостов, то по
вечерам приходила к нам гурьбой «чугунка» только затем, чтобы бить маляров, — для нее это был род спорта.
Кулыгин. Ах, милая моя Ольга, милая моя! Я вчера
работал с утра до одиннадцати часов
вечера, устал и сегодня чувствую себя счастливым. (Уходит в залу к столу.) Милая моя…