Неточные совпадения
А.И. Соколова — образованная вполне, литературная дама,
в прошлом воспитанница Смольного института, много лет
работала в разных изданиях, была
в редакции все.
— Да и поляки-то, брат, не скоро его забудут, — сказал стрелец, ударив рукой по своей сабле. — Я сам был
в Москве и
поработал этой дурою, когда
в прошлом марте месяце, помнится,
в день святого угодника Хрисанфа, князь Пожарский принялся колотить этих незваных гостей. То-то была свалка!.. Мы сделали на Лубянке, кругом церкви Введения божией матери, засеку и ровно двое суток отгрызались от супостатов…
Серебряков. Всю жизнь
работать для науки, привыкнуть к своему кабинету, к аудитории, к почтенным товарищам — и вдруг, ни с того ни с сего, очутиться
в этом склепе, каждый день видеть тут глупых людей, слушать ничтожные разговоры… Я хочу жить, я люблю успех, люблю известность, шум, а тут — как
в ссылке. Каждую минуту тосковать о
прошлом, следить за успехами других, бояться смерти… Не могу! Нет сил! А тут еще не хотят простить мне моей старости!
Клеопатра Николаевна, посидев немного, вышла
в диванную и прошла
в девичью, где, поздоровавшись с целою дюжиною горничных девушек и справившись, что теперь они
работают, объявила им, что она своими горничными очень довольна и что на
прошлой неделе купила им всем на платья прехорошенькой холстинки.
По-прежнему Ольга Ивановна искала великих людей, находила и не удовлетворялась и опять искала. По-прежнему она каждый день возвращалась поздно ночью, но Дымов уже не спал, как
в прошлом году, а сидел у себя
в кабинете и что-то
работал. Ложился он часа
в три, а вставал
в восемь.
— Доктора врут, — сказал бухгалтер; все засмеялись. — Ты не верь им, — продолжал он, польщенный этим смехом. —
В прошлом году,
в посту, из барабана зуб выскочил и угораздил прямо
в старика Калмыкова,
в голову, так что мозг видать было, и доктор сказал, что помрет; одначе, до сих пор жив и
работает, только после этой штуки заикаться стал.
Она не думала, не рассуждала, но, вспоминая свою прежнюю жизнь
в подвале,
в тесном кругу забот о муже и хозяйстве, невольно сравнивала
прошлое с настоящим, и мрачные картины подвального существования постепенно отходили всё далее и далее от неё. Барачное начальство полюбило её за сметливость и уменье
работать, все относились к ней ласково,
в ней видели человека, это было ново для неё, оживляло её…
Савелий Кузнецов — человек изувеченный, едва ходит:
работал прошлой весной
в городе на пивном заводе, и там ему пьяный казак плетью рёбра перебил. Встречался я с ним часто — он любит на бугре у мельниц лежать, греясь на солнышке. Мужчина мне неизвестный: он не столько говорит, сколько кашляет.
— Потому что у нас, на Куриной переправе,
в прошлом году страховое судно затонуло и наши сельские на том разгрузе вволю и
заработали, а если нынче опять у нас этому статься, то на Поросячьем броде люди осерчают и
в донос пойдут.
Он изучил все привычки его обитателей, и, когда
в прошлом году, весной, пришли плотники и маляры и стали
работать, Андрей Николаевич все свое свободное время проводил у окна и сильно тревожился.
— Да вот как: жила я у хозяина двенадцать лет, принесла ему двенадцать жеребят, и все то время пахала да возила, а
прошлым годом ослепла и все
работала на рушалке; а вот намедни стало мне не
в силу кружиться, я и упала на колесо. Меня били, били, стащили за хвост под кручь и бросили. Очнулась я, насилу выбралась, и куда иду — сама не знаю. — Волк говорит...
Серебряков. Всю жизнь
работать для науки, привыкнуть к своему кабинету, к аудитории, к почтенным товарищам и вдруг ни с того ни с сего очутиться
в этом склепе, каждый день видеть тут пошлых людей, слушать ничтожные разговоры. Я хочу жить, я люблю успех, люблю известность, шум, а тут точно
в ссылке. Каждую минуту тосковать по
прошлом, следить за успехами других, бояться смерти… не могу! Нет сил! А тут еще не хотят простить мне моей старости!
Брат
в присутствии сестры уже не мог
работать и раздражался, когда знал, что сестра лежит на диване и глядит ему
в спину; сестра же как-то болезненно морщилась и потягивалась, когда он, пытаясь вернуть
прошлое, пробовал делиться с нею своими восторгами.
— Господа, теперь сведя счеты с
прошлым, нужно подумать о настоящем, — возбужденным, ненатуральным голосом начала Надежда Александровна. — Надо забыть все, что было, и приняться за новое. Искусство должно быть у нас на первом плане, нашей единственной целью! Мы должны отрешиться от наших личных интересов и желаний,
работая для общего дела. Для этой цели все надо принести
в жертву. Что теперь делать? Кого выбирать? — вот вопросы.
«О, я отдам все, отдам и триста тысяч этой „обаятельной“ акуле, этому дьяволу
в изящном образе женщины, лишь бы кончить роковые счеты с
прошлым, вздохнуть свободно. От шестовских капиталов, таким образом, у меня не останется почти ничего, но и пусть — они приносили мне несчастье. Буду
работать, на мой век хватит! Aprez nous le déluge!» — пришла ему на память любимая фраза покойной Зинаиды Павловны.
Более продолжительно остановились его мысли на
прошлом после отправления князя Александра Павловича. Жизнь
в Москве, среди комфорта, богатства и лихорадочной деятельности, свиданья с княжной Маргаритой, смерть сестры ее Лиды, наконец труп княгини, лежащий на столе
в номере гостиницы «Гранд-Отель»
в Т. Над всеми этими и даже другими более мелкими картинами этого периода его жизни довольно долго
работала его память. Конвульсивные движения передергивали порой его лицо.
Угнетенный
в одиночестве воспоминаниями
прошлого ум отказывался
работать.
— Ну, смотри на меня, ведь я любя тебя говорю… Неужели нельзя заняться делом серьезно, без легкомыслия… Вспомни, как мы сошлись с тобой, что говорили, на что надеялись! Как мы могли бы быть счастливы! Ведь у нее одна идея, одно общее дело, будем
работать вместе
в одну сторону. Если опять выберут, надо бросить
прошлое легкомыслие, глядеть на жизнь серьезнее и тогда ты увидишь, что больше этого не случится, все будут уважать, любить тебя, как я люблю…