Неточные совпадения
— Любопытна слишком. Ей все надо знать — судоходство, лесоводство. Книжница. Книги портят женщин. Зимою я познакомился с водевильной актрисой, а она вдруг спрашивает: насколько зависим Ибсен от Ницше? Да черт их знает, кто от кого зависит! Я — от
дураков. Мне на днях губернатор сказал, что я компрометирую себя, давая
работу политическим поднадзорным. Я говорю ему: Превосходительство! Они относятся к
работе честно! А он: разве, говорит, у нас, в России, нет уже честных людей неопороченных?
— Да, все второй нумер, легкий товар, спешная
работа. Это нравится, и он нравится, и сам он этим доволен — ну и браво. А я не сержусь; эта кантата и я — мы оба старые
дураки; мне немножко стыдно, но это ничего.
— Ну, нескоро тоже, вон у дедушки вашего, — не то что этакой
дурак какой-нибудь, а даже высокоумной этакой старик лакей был с двумя сыновьями и все жаловался на барина, что он уже стар, а барин и его, и его сыновей все работать заставляет, — а
работа их была вся в том, что сам он после обеда с тарелок барские кушанья подъедал, а сыновья на передней когда с господами выедут…
Арестанты смеялись над Сушиловым — не за то, что он сменился (хотя к сменившимся на более тяжелую
работу с легкой вообще питают презрение, как ко всяким попавшимся впросак
дуракам), а за то, что он взял только красную рубаху и рубль серебром: слишком уж ничтожная плата. Обыкновенно меняются за большие суммы, опять-таки судя относительно. Берут даже и по нескольку десятков рублей. Но Сушилов был так безответен, безличен и для всех ничтожен, что над ним и смеяться-то как-то не приходилось.
— Тебя,
дурак, ценят, — говорит, — о тебе думают, ревность твою к
работе заметили, разуму твоему хотят воздать должное. И вот ныне я предлагаю тебе даже на выбор два послушания: хочешь ли ты в конторе сидеть, или — в келейники к отцу Антонию?
— Земля по закону — господская, и вы если не хотите сносить с нее усадьбу, должны выкуп платить по соглашению. Затем, перехожу я к душевому наделу: для вас же,
дураков, для вашей же собственной пользы и выгоды, чтобы вам же облегчение сделать, вместо платежа за землю по душевому наделу, вам пока предлагают
работу, то есть замену денег личным трудом, а не барщину, и ведь это только пока.
— Вот уж и
дурак! Хе-хе-хе… тлли… Красный нос сидел браво на лошадке, как деревянный солдат, дал мне грамотку и сказал: отнеси, умница, эту грамотку маленькому дурному офицеру, которого хуже нет, в больших сапогах и в больших рукавицах, и попроси с него за
работу.
— Нельзя так, ребята! Ну что это! Все дело только портите. Она сразу и поняла, что мы
дурака валяем. Нужно было ничего не показывать, — только растягивай каждый
работу, и больше ничего. Эх, подгадили все дело!
Вечером ездили на Брянский вокзал [Теперь Киевский вокзал.] провожать наших ребят, командированных на
работу в деревне. Ждали отхода поезда с час.
Дурака валяли, лимонадом обливались, вообще было очень весело. Назад вместе шли пешком вдвоем. Перешли Дорогомиловский мост [Теперь Бородинский мост.], налево гранитная лестница с чугунными перилами — вверх, на Варгунихину горку, к раскольничьей церкви.
— Та-ак… — Бася вынула свои записи. — Вот. Я твою
работу подробно записала, как будто не заметила, что ты
дурака валяешь. И выходит, что при такой
работе, какую ты делал передо мною тогда, ты в день отлакируешь никак не больше трехсот-четырехсот пар. Ты сам себя, Царапкин, обличил. Стыдись!