Неточные совпадения
«Поярков», — признал Клим, входя в свою улицу. Она встретила его шумом
работы, таким же, какой он слышал вчера. Самгин пошел тише, пропуская в памяти своей жильцов этой улицы, соображая: кто из них может строить баррикаду? Из-за угла вышел
студент, племянник акушерки, которая раньше жила в доме Варвары, а теперь — рядом с ним.
— Значит, рабочие наши задачи такие: уничтожить самодержавие — раз! Немедленно освободить всех товарищей из тюрем, из ссылки — два! Организовать свое рабочее правительство — три! — Считая, он шлепал ладонью по ящику и притопывал ногою в валенке по снегу; эти звуки напоминали
работу весла — стук его об уключину и мягкий плеск. Слушало Якова человек семь, среди них — двое
студентов, Лаврушка и толстолицый Вася, — он слушал нахмуря брови, прищурив глаза и опустив нижнюю губу, так что видны были сжатые зубы.
Еще с начала вечера во двор особняка въехало несколько ассенизационных бочек, запряженных парами кляч, для своей
работы, которая разрешалась только по ночам. Эти «ночные брокары», прозванные так в честь известной парфюмерной фирмы, открывали выгребные ямы и переливали содержимое черпаками на длинных рукоятках и увозили за заставу.
Работа шла.
Студенты протискивались сквозь вереницы бочек, окруживших вход в общежитие.
Она вздохнула трудно и тяжело, как бы переводя дыхание после тяжелой
работы, и оглянулась кругом. Она не могла бы сказать, долго ли длилось молчание, давно ли смолк
студент, говорил ли он еще что-нибудь… Она посмотрела туда, где за минуту сидел Петр… Его не было на прежнем месте.
— Так-с; они ни больше ни меньше, как выдали
студента Богатырева, которого увезли в Петербург в крепость; передавали все, что слышали на сходках и в домах, и, наконец, Розанов украл, да-с, украл у меня вещи, которые, вероятно, сведут меня, Персиянцева и еще кого-нибудь в каторжную
работу. Но тут дело не о нас. Мы люди, давно обреченные на гибель, а он убил этим все дело.
Потом он спрашивал себя: а зачем ему надо было лезть из своего подвала в этот котел кипящий? И недоумевал. Но все эти думы вращались где-то глубоко в нём, они были как бы отгорожены от прямого влияния на его
работу тем напряжённым вниманием, с которым он относился к действиям врачебного персонала. Он никогда не видал, чтоб в каком-нибудь труде люди убивались так, как они убиваются тут, и не раз подумал, глядя на утомлённые лица докторов и
студентов, что все эти люди — воистину, не даром деньги получают!
Тогда ему снова начинает казаться, что
студент только притворяется, что его интересует съемка и болтовня с крестьянами на привалах, а что на самом деле он приставлен помещицей с тайным наказом наблюдать, не пьет ли землемер во время
работы.
В Отделе, народного образования, — сокращенно: «Отнаробраз», —
работа била ключом. Профессор Дмитревский, оказалось, был еще и прекрасным организатором. Комиссаром его не утвердили, — он был не коммунист. Комиссаром был юный студент-математик, не пытавшийся проявлять своей власти и конфузливо уступивший руководство Дмитревскому. Официально Дмитревский числился членом коллегии.
Эмигрант из московских
студентов, поляк Г. (явившийся под другой фамилией Л.) ходил ко мне каждое утро, садился к столу, писал очень скоро на четвертушках с большими краями и за
работу свою получал пять франков, клал их в карман и уходил.
Но в последние три года, к 1858 году, меня, дерптского
студента, стало все сильнее забирать стремление не к научной, а к литературной
работе. Пробуждение нашего общества, новые журналы, приподнятый интерес к художественному изображению русской жизни, наплыв освобождающих идей во всех смыслах пробудили нечто более трепетное и теплое, чем чистая или прикладная наука.
Фундаментальная, научная библиотека помещалась наверху, а тут на столах были разложены все выходившие в России журналы и газеты, выдавалась
студентам беллетристика, публицистика и ходовые в студенчестве книги для собственного чтения, а не для научной
работы.
Рабинович перед моим отъездом настаивал перед Карповым, чтоб дать мне наградные за добросовестную
работу, тем более, что получал я сто рублей — много ниже средней нормы, какую в то горячее время платили студентам-медикам.
Теперь каждый вечер, выучив наскоро уроки, я садился за Бокля (начал его с первой страницы), закуривал и наслаждался силою умственной
работы, и что вот я какую читаю книгу — Бокля! — как будто уже
студент, и что табачный пепел падает на книгу (Некрасов...
Всюду кипела напряженная революционная
работа, велись занятия в рабочих кружках, печатались на мимеографах прокламации и распространялись по фабрикам и заводам, сотни марксистов,
студентов и рабочих заполнили тюрьмы и места ссылки.
Но возвратимся опять к протесту Деревянной Трубки. Сделавшись модной личностью, обладатель забавного псевдонима стал выпускать периодически нечто вроде журнальца с виньеткой, изображавшей короткую трубку-носогрейку, до сих пор употребительную во Франции и между
студентами, и между всяким деловым и бездельным людом. Журналец этот не пошел; через несколько месяцев история была забыта, а с ней и братья Гонкур, которые, однако, продолжали неутомимо свою беллетристическую
работу.
Сегодня воскресенье. На улице веселая праздничная толпа народа. Идут
студенты, учащиеся барышни, служащие и освобожденные от
работы фабричные мастеровые. У всех веселые, довольные лица. Всех наполняет и радует расцветающий праздник близкой весны.
Половина фабричных должны бы были прекратить
работу и начать каяться,
студенты — оставить учиться и каяться, войско — оставить учение артикула и каяться, и так далее, и далее, все бы должны были сидеть по монастырям и каяться.
Вслед за какою-то старушкой с подвязанным подбородком, в коротком стеганом салопце, и он проник в боковой ход. Сюда попадал он в первый раз в жизни. Когда Стягин был
студентом, храм строился, и строился долго-долго. Никогда его не интересовали
работы внутри церкви. Наружный ее вид находил он всегда тяжелым, лишенным всякого стиля, с безвкусною золотою шапкой.