Неточные совпадения
Она зашла в глубь маленькой гостиной и опустилась на кресло. Воздушная юбка платья поднялась облаком вокруг ее тонкого стана; одна обнаженная, худая, нежная девичья
рука, бессильно опущенная, утонула в складках розового тюника; в другой она держала веер и быстрыми, короткими движениями обмахивала свое разгоряченное лицо. Но, вопреки этому виду бабочки, только что уцепившейся за травку и готовой, вот-вот вспорхнув,
развернуть радужные крылья, страшное отчаяние щемило ей сердце.
Пульхерия Александровна дрожащими
руками передала письмо. Он с большим любопытством взял его. Но, прежде чем
развернуть, он вдруг как-то с удивлением посмотрел на Дунечку.
Соня
развернула книгу и отыскала место.
Руки ее дрожали, голосу не хватало. Два раза начинала она, и все не выговаривалось первого слога.
И Катерина Ивановна не то что вывернула, а так и выхватила оба кармана, один за другим наружу. Но из второго, правого, кармана вдруг выскочила бумажка и, описав в воздухе параболу, упала к ногам Лужина. Это все видели; многие вскрикнули. Петр Петрович нагнулся, взял бумажку двумя пальцами с пола, поднял всем на вид и
развернул. Это был сторублевый кредитный билет, сложенный в восьмую долю. Петр Петрович обвел кругом свою
руку, показывая всем билет.
— Со мною, — отвечал Максимыч, положив
руку за пазуху. — Я обещался Палаше уж как-нибудь да вам доставить. — Тут он подал мне сложенную бумажку и тотчас ускакал. Я
развернул ее и с трепетом прочел следующие строки...
Он быстро пошел в комнату Марины, где Кутузов,
развернув полы сюртука, сунув
руки в карманы, стоял монументом среди комнаты и, высоко подняв брови, слушал речь Туробоева; Клим впервые видел Туробоева говорящим без обычных гримас и усмешечек, искажавших его красивое лицо.
Клим подметил, что Туробоев пожал
руку Лютова очень небрежно, свою тотчас же сунул в карман и наклонился над столом, скатывая шарик из хлеба. Варавка быстро сдвинул посуду,
развернул план и, стуча по его зеленым пятнам черенком чайной ложки, заговорил о лесах, болотах, песках, а Клим встал и ушел, чувствуя, что в нем разгорается ненависть к этим людям.
— Гм. — Он подмигнул и сделал
рукой какой-то жест, вероятно долженствовавший обозначать что-то очень торжествующее и победоносное; затем весьма солидно и спокойно вынул из кармана газету, очевидно только что купленную,
развернул и стал читать в последней странице, по-видимому оставив меня в совершенном покое. Минут пять он не глядел на меня.
— Болтать-то вам легко, — усмехнулся он еще, но уже почти ненавистно. Взял я книгу опять,
развернул в другом месте и показал ему «К евреям», глава Х, стих 31. Прочел он: «Страшно впасть в
руки Бога живаго».
«Как же это? ведь он в Москве?» Она торопливо
развернула письмо и побледнела;
рука ее с письмом опустилась.
— Постой, пан голова! — сказал писарь,
развернув записку, — комиссарова
рука!
Оставшись один на перекрестке, князь осмотрелся кругом, быстро перешел через улицу, близко подошел к освещенному окну одной дачи,
развернул маленькую бумажку, которую крепко сжимал в правой
руке во всё время разговора с Иваном Федоровичем, и прочел, ловя слабый луч света...
Лиза пошла в другую комнату за альбомом, а Паншин, оставшись один, достал из кармана батистовый платок, потер себе ногти и посмотрел, как-то скосясь, на свои
руки. Они у него были очень красивы и белы; на большом пальце левой
руки носил он винтообразное золотое кольцо. Лиза вернулась; Паншин уселся к окну,
развернул альбом.
Сергей обернулся лицом к Луке Назарычу, вынул из-под ризы свернутую вчетверо бумагу,
развернул ее своими белыми
руками и внятно начал читать манифест: «Осени себя крестным знамением, русский народ…» Глубокая тишина воцарилась кругом.
— Нуте-ка, покажите, — произнес Бычков и бесцеремонно выдернул сложенный листок из
рук Розанова,
развернул и стал читать: «Рай православных и рай Магомета».
Лиза зажгла свечу, надела на нее лежавший на камине темненький бумажный абажурчик и, усевшись в уголке,
развернула какую-то книгу. Она плохо читала. Ее занимала судьба Райнера и вопрос, что он делает и что сделает? А тут эти странные люди! «Что же это такое за подбор странный, — думала Лиза. — Там везде было черт знает что такое, а это уж совсем из
рук вон. Неужто этому нахальству нет никакой меры, и неужто все это делается во имя принципа?»
Но Майданов отрицательно покачал головой и взмахнул волосами. Я после всех опустил
руку в шляпу, взял и
развернул билет… Господи! что сталось со мною, когда я увидал на нем слово: поцелуй!
В 12 часов — опять розовато-коричневые рыбьи жабры, улыбочка — и наконец письмо у меня в
руках. Не знаю почему, я не прочел его здесь же, а сунул в карман — и скорее к себе в комнату.
Развернул, пробежал глазами и — сел… Это было официальное извещение, что на меня записался нумер I-330 и что сегодня в 21 я должен явиться к ней — внизу адрес…
И висела над столом. Опущенные глаза, ноги,
руки. На столе еще лежит скомканный розовый талон т о й. Я быстро
развернул эту свою рукопись — «МЫ» — ее страницами прикрыл талон (быть может, больше от самого себя, чем от О).
Мало того, был даже компрометирован: случилось так, что чрез его
руки, в молодости, прошли целые склады «Колокола» и прокламаций, и хоть он их даже
развернуть боялся, но отказаться распространять их почел бы за совершенную подлость — и таковы иные русские люди даже и до сего дня.
Протопоп взял из его
рук разносную книгу и,
развернув ее, весь побагровел; в книге лежал конверт, на котором написан был следующий адрес: «Благочинному Старогородского уезда, протопопу Савелию Туберкулову». Слово «Туберкулову» было слегка перечеркнуто и сверху написано: «Туберозову».
— Правда! — воскликнул Кожемякин, незаметно впадая в покаянное настроение, схватил её за
руку, посадил рядом с собою, потом, взяв одну из тетрадок,
развернул и наскоро прочитал...
Она взяла мою
руку, вспыхнула и сунула в нее — так быстро, что я не успел сообразить ее намерение, — тяжелый сверток. Я
развернул его. Это были деньги — те тридцать восемь фунтов, которые я проиграл Тоббогану. Дэзи вскочила и хотела убежать, но я ее удержал. Я чувствовал себя весьма глупо и хотел, чтобы она успокоилась.
Он не знал ее
руки; следовательно, не догадался по адресу, от кого письмо, и прехладнокровно
развернул его.
— Извольте, — отвечал Калатузов и, бесцеремонно нагнувшись к своему маленькому соседу, взял в
руки географию,
развернул ее, взглянул на заголовок статьи и сказал...
Он, махнув
рукой,
развернул последнюю папильотку и, намочив лежавшее возле него полотенце одеколоном, обтер себе
руки и заключил...
Камердинер
развернул свою записную книжечку и показал листок, на котором
рукою князя было написано...
— От Полины!.. — вскричал Рославлев. Он, сорвав печать,
развернул дрожащей
рукою письмо. Холодный пот покрыл помертвевшее лицо его, глаза искали слов… но сначала он не мог разобрать ничего: все строчки казались перемешанными, все буквы не на своих местах; наконец, с величайшим трудом он прочел следующее...
Он недолго дожидался разрешения этой загадки. Возвращаясь, часу в двенадцатом ночи, в свою комнату, шел он по темному коридору. Вдруг кто-то сунул ему в
руку записку. Он оглянулся: от него удалялась девушка, как ему показалось, Натальина горничная. Он пришел к себе, услал человека,
развернул записку и прочел следующие строки, начертанные
рукою Натальи...
Сначала Григорий Иваныч не мог без смеха смотреть на мою жалкую фигуру и лицо, но когда,
развернув какую-то французскую книгу и начав ее переводить, я стал путаться в словах, не понимая от рассеянности того, что я читал, ибо перед моими глазами летали утки и кулики, а в ушах звенели их голоса, — воспитатель мой наморщил брови, взял у меня книгу из
рук и, ходя из угла в угол по комнате, целый час читал мне наставления, убеждая меня, чтобы я победил в себе вредное свойство увлекаться до безумия, до забвения всего меня окружающего…
Плодомасов увидел, что ему от этой бумаги не отвязаться: он выдернул ее из
рук раболепного пристава, нетерпеливо
развернул, прочитал и остолбенел.
(Махает
рукой, подходит к Маше, садится на диван рядом с ней.) Ах, Маша, Маша, как ты мне
разворачиваешь нутро все.
Высунув свои длинные костистые
руки из широких рукавов, старик начал
разворачивать свертки.
Я помню, что нас
разворачивал из свиты этот самый мужик, которого теперь окружали все наши Аннушки, и все они вырывали нас у него из
рук и при этом самого его за что-то немилосердно бранили, и свитку его, в которой мы были им так хорошо сбережены, бросили ему с величайшим презрением на землю.
Дрожащими
руками я
развернул этот счет и — о, канальство! — увидел, что все то, чем потчивал меня и Кузьму гостеприимный хозяин, все это поставлено в счет, и не только, что на нас употреблено, но что и для извозчика и лошадей: не забыта ни одна коврига хлеба, ни малейший клочок сена, ни одна чашка чаю, ни один прутик из веника, коим меня с Кузьмою парили в бане. Это ужас!
Он
развернул книгу, отнес ее от лица на расстояние
руки, кивая головой, прощупал страницы зеленым глазом уверенно заметил...
— Хуже я Семенова, глупее его? Я ж его моложе, я ж красивый, я ж ловкий… да вы дайте мне за что ухватиться зубом, дайте ж мне хоша бы малое дело в
руки, я тотчас всплыву наверх, я так крылья
разверну — ахнешь, залюбуешься! При моей красоте лица и корпуса — могу я жениться на вдове с капиталом, а? И даже на девице с приданым, — отчего это недостойно меня? Я могу сотни народа кормить, а — что такое Семенов? Даже противно смотреть… некоторый сухопутный сом: ему бы жить в омуте, а он — в комнате! Чудище!
— Эх ты… паяц из балагана! А еще солдат был… — не преминул укорить его Кувалда, выхватив из его
рук коленкоровую папку с синей актовой бумагой. Затем,
развернув перед собой бумаги и всё более возбуждая любопытство Вавилова, ротмистр стал читать, рассматривать и при этом многозначительно мычал. Вот, наконец, он решительно встал и пошел к двери, оставив бумаги на стойке и кинув Вавилову...
Я
развернул одно письмо и узнал
руку Пасынкова.
Вошла белокурая девушка в локонах, собою нехороша и немолода, но в белом кисейном платье, в голубом поясе и с книгою в
руках. Я тотчас же догадался, что это m-lle Марасеева, и не ошибся. Лидия Николаевна познакомила нас и сказала, что я друг Леонида и был с нею очень дружен, когда она была еще в девушках. М-lle Марасеева жеманно поклонилась мне, села и
развернула книгу.
Вдруг m-me M*, как будто догадавшись,
развернула книгу, которая была у нее в
руках, и, закрасневшись, очевидно стараясь не смотреть на меня, сказала, как будто сейчас только спохватилась...
Доказательства и здесь совершеннейшая роскошь;
разверните Магеллана,
разверните Дюмон д’Юрвиля и читайте первое, что раскроется, — будет хорошо: вам или индеец попадется какой-нибудь, который во славу Вишны сидит двадцать лет с поднятой
рукой и не утирает носу для приобретения бесконечной радости на том свете, или женщина, которая из учтивости и приличия бросается на костер, на котором жгут труп мужа.
После завтрака он разбирал в кабинете доставленную из города корреспонденцию. Хмуро и рассеянно, поблескивая очками, он разбирал конверты, одни откладывая в сторону, другие обрезая ножницами и невнимательно прочитывая. Одно письмо в узком конверте из дешевой тонкой бумаги, сплошь залепленное копеечными желтыми марками, подвернулось под
руку и, как другие, было тщательно обрезано по краю. Отложив конверт, он
развернул тонкий, промокший от чернил лист и прочел...
— На, на, возьми! сбереги это, — говорил Шумков, всовывая какую-то бумажку в
руку Аркадия. — Они у меня унесут. Принеси мне потом, принеси; сбереги… — Вася не договорил, его кликнули. Он поспешно сбежал с лестницы, кивая всем головою, прощаясь со всеми. Отчаяние было на лице его. Наконец усадили его в карету и повезли. Аркадий поспешно
развернул бумажку: это был локон черных волос Лизы, с которыми не расставался Шумков. Горячие слезы брызнули из глаз Аркадия. «Ах, бедная Лиза!»
Он встал, хотел было долго и сладко потянуться уставшим телом, но вспомнил, что в пост грех это делать, и сдержался. Быстро потерев
рукой об
руку, точно при умыванье, он опять присел к столу и
развернул ветхую записную книжку с побуревшими от частого употребления нижними концами страниц. Вслед за записями крахмального белья, адресами и днями именин, за графами прихода и расхода шли заметки для памяти, написанные бегло, с сокращениями в словах, но все тем же прекрасным писарским почерком.
Офицер очень деликатно, действуя более большими и указательными пальцами
рук,
развернул и тщательно расправил скомканную бумажку и все с той же мягкой, приятной улыбочкой посмотрел на заголовок послания и на подпись.
Положив на стол икону, трепещущими
руками Фленушка
развернула бумажку.
Глафира, стоя в эту минуту по другую сторону фортепиано,
развернула и показала княгине фальшивый вексель от имени Бодростина, писанный ее
рукой.
Глафира Васильевна в сопровождении Висленева скорою походкой прошла две гостиных, библиотеку, наугольную и вступила в свой кабинет. Здесь Висленев поставил лампу и, не отнимая от нее своей
руки, стал у стола. Бодростина стояла спиной к нему, но, однако, так, что он не мог ничего видеть в листке, который она пред собою
развернула. Это было письмо из Петербурга, и вот что в нем было написано, гадостным каракульным почерком, со множеством чернильных пятен, помарок и недописок...
Она вырвала из моих
рук записку,
развернула ее и сказала...