«Особа» и Тамара Николаевна, однако, и теперь не обратили на эту романтическую часть
рассказа юноши внимания, поглощенные остальными ужасающими подробностями его повествования. Когда Костя кончил, в кабинете воцарилось молчание Его превосходительство сидел в глубокой задумчивости, изредка произнося односложное...
Неточные совпадения
На таких-то пружинах и подпорках он и соорудил свою сюиту (он не знал значения этого иностранного слова), сюиту «Последний дебют». В ней говорилось о тех вещах и чувствах, которых восемнадцатилетний
юноша никогда не видел и не знал: театральный мир и трагическая любовь к самоубийствам. Скелет
рассказа был такой...
И так, почти до ужина, поблескивая зоркими, насмешливыми глазами, старый Кожемякин поучал сына
рассказами о прошлых днях. Тёплая тень обнимала душу
юноши, складные
рассказы о сумрачном прошлом были интереснее настоящего и, тихонько, незаметно отводя в сторону от событий дни, успокаивали душу музыкою мерной речи, звоном ёмких слов.
Иногда посещал его князь Пожар-кий, изредка Авраамий Палицын и князь Черкасский; но безотлучно находились при нем добрый его служитель и верный Кирша, которому удавалось иногда веселыми своими
рассказами рассеивать на несколько минут мрачные мысли и глубокое уныние, овладевшие душою несчастного
юноши.
А у Фомы этот
рассказ вызвал какой-то непонятный ему огромный и щекочущий интерес к судьбе девочки, и
юноша быстро спросил у приемщика...
Не говорим уже о том, что влюбленная чета, страдающая или торжествующая, придает целым тысячам произведений ужасающую монотонность; не говорим и о том, что эти любовные приключения и описания красоты отнимают место у существенных подробностей; этого мало: привычка изображать любовь, любовь и вечно любовь заставляет поэтов забывать, что жизнь имеет другие стороны, гораздо более интересующие человека вообще; вся поэзия и вся изображаемая в ней жизнь принимает какой-то сантиментальный, розовый колорит; вместо серьезного изображения человеческой жизни произведения искусства представляют какой-то слишком юный (чтобы удержаться от более точных эпитетов) взгляд на жизнь, и поэт является обыкновенно молодым, очень молодым
юношею, которого
рассказы интересны только для людей того же нравственного или физиологического возраста.
В кружке, куда входили еще трое или четверо
юношей, я был моложе всех и совершенно не подготовлен к изучению книги Дж. Стюарта Милля с примечаниями Чернышевского. Мы собирались в квартире ученика учительского института Миловского, — впоследствии он писал
рассказы под псевдонимом Елеонский и, написав томов пять, кончил самоубийством, — как много людей, встреченных мною, ушло самовольно из жизни!
Мне запомнился навсегда простодушно-эпический тон этого
рассказа и наивно-бесстрастное выражение синих глаз сибирского
юноши.
Правда, мы немало также встречаем у Толстого благочестивых старцев и добродетельных
юношей, в них любовь и самоотречение как будто горят прочным, из глубины идущим огнем, но образы эти обитают лишь в одной резко обособленной области толстовского творчества — в его «народных
рассказах».
Также и напоминанием Ивану Ильичу об «истинно хорошей жизни» является не благочестивый какой-нибудь старец из народного
рассказа, не доброжелательный
юноша Памфилий — ходячий труп, набальзамированный ароматами всех христианских добродетелей.
Солдаты то и дело, несмотря на горячку боя, осведомлялись о втором «дите». Онуфриев, тот несколько раз заставлял повторит Игоря
рассказ обо всем происшедшем с «младшеньким разведчиком», как он называл иногда Милицу или Митю Агарина, и этими расспросами еще более бередил душу Игоря. Чтобы забыться хот немного,
юноша хватал винтовку, проворно заряжал ее и посылал пулю за пулей туда, вдаль, где намечались при свете молодого утра синие мундиры и металлические каски немцев, соединившихся с их верными союзниками.
И вот теперь ему придется выслушать откровенную исповедь
юноши, еще совсем мальчика, который не замечен им во лжи, о внутренней стороне жизни Дарьи Николаевны Салтыковой, о гнусностях и злодействах, которые она производит, и потерпевшим лицом этих действий является, наконец, ее приемыш. «Его превосходительство» был убежден, что услышит правдивый, искренний, ничем не прикрашенный
рассказ. Внутренний голос подсказывал уме это. Знание характера Кости это подтверждало.
— Кто же этот молящийся
юноша? — спросил он, окончив
рассказ.
Последняя далеко не спала, она лежала с закрытыми глазами и старалась воссоздать своим воображением ослепительный образ красивого
юноши, очерченный лишь несколькими штрихами в
рассказе старухи.
Рассказы об устраиваемых им гомерических попойках и кутежах, об его гениальной изобретательности в области прожигания жизни, не могли не произвести впечатления на молодого, неопытного
юношу, почувствовавшего себя впервые самостоятельным человеком, членом известной корпорации, эмблемой которой являлся только что надетый им юнкерский мундир.