Одинцова произнесла весь этот маленький спич [Спич (англ.) — речь, обычно застольная, по поводу какого-либо торжества.] с особенною отчетливостью, словно она наизусть его выучила; потом она обратилась к Аркадию. Оказалось, что мать ее знавала Аркадиеву мать и была даже поверенною ее любви к Николаю Петровичу. Аркадий с жаром заговорил о покойнице; а Базаров между тем принялся
рассматривать альбомы. «Какой я смирненький стал», — думал он про себя.
Пока он
рассматривал альбом и стоял перед зеркалом, в это время в кухне и около нее, в сенях, Самойленко, без сюртука и без жилетки, с голой грудью, волнуясь и обливаясь потом, суетился около столов, приготовляя салат, или какой-нибудь соус, или мясо, огурцы и лук для окрошки, и при этом злобно таращил глаза на помогавшего ему денщика и замахивался на него то ножом, то ложкой.
Нам показалось досадно, и мы навели дядю на то, чтоб он стал
рассматривать альбом; а чтоб он не проглядел подписей, я указал ему имя известного русского живописца, подписанное по-французски, и сказал Казначееву вполголоса, но так, чтоб дядя слышал: «Какой позор! русский художник рисует для русской девушки и не смеет или стыдится подписать свою фамилию русскими буквами, да и как исковеркал бедное свое имя!» Казначеев отвечал мне в том же тоне, и дядя воспламенился гневом: начал бранить Турсукову, рисовальщиков, общество и пробормотал: «Жаль, что нет чернильницы и пера; я переправил бы их имена по-русски».
Неточные совпадения
— Может быть, вам лучше знать. Итак, вам угодно спорить, — извольте. Я
рассматривал виды Саксонской Швейцарии в вашем
альбоме, а вы мне заметили, что это меня занять не может. Вы это сказали оттого, что не предполагаете во мне художественного смысла, — да, во мне действительно его нет; но эти виды могли меня заинтересовать с точки зрения геологической, с точки зрения формации гор, например.
А между тем Марья Тимофеевна увлеклась совершенно: она с наслаждением и нимало не конфузясь
рассматривала прекрасную гостиную Варвары Петровны — меблировку, ковры, картины на стенах, старинный расписной потолок, большое бронзовое распятие в углу, фарфоровую лампу,
альбомы, вещицы на столе.
Самойленко только немногих помнил по фамилии, а про тех, кого забыл, говорил со вздохом: «Прекраснейший, величайшего ума человек!» Покончив с
альбомом, фон Корен брал с этажерки пистолет и, прищурив левый глаз, долго прицеливался в портрет князя Воронцова или же становился перед зеркалом и
рассматривал свое смуглое лицо, большой лоб и черные, курчавые, как у негра, волоса, и свою рубаху из тусклого ситца с крупными цветами, похожего на персидский ковер, и широкий кожаный пояс вместо жилетки.
Придя к Самойленку, он застал в гостиной фон Корена. Зоолог только что пришел обедать и, по обыкновению, раскрыв
альбом,
рассматривал мужчин в цилиндрах и дам в чепцах.
Он молча садился в гостиной и, взявши со стола
альбом, начинал внимательно
рассматривать потускневшие фотографии каких-то неизвестных мужчин в широких панталонах и цилиндрах и дам в кринолинах и в чепцах...
Не знаю, попадался ли прежде на глаза дяде этот
альбом, только я и Казначеев,
рассматривая его в первый раз на столе в гостиной, увидели, что под всеми рисунками, рисованными русскими художниками и любителями, имена подписаны по-французски, равно как имя и фамилия самой Турсуковой.
Толпенников успел
рассмотреть несколько
альбомов с видами Швейцарии и Парижа, и эти дурно исполненные картинки, одинаковые во всех приемных, докторских и адвокатских, наполнили его чувством терпеливой скуки и какого-то безразличия к себе и к собственному делу, когда дверь из кабинета раскрылась и выпустила запоздавшего клиента — невысокого, толстого мужчину с широкой русой бородой и маленькими серыми глазами.
Шмахин миллион раз уже видел этот
альбом, но от скуки притянул его к себе и в миллион первый раз стал
рассматривать карточки.
Поздоровавшись со всеми, она села к столу, где лежал
альбом, и стала его
рассматривать.
Если бы я не был очень недоволен собою, то я всего охотнее занялся бы занесением в мой
альбом этих лиц,
рассматривая которые всякий порядочный человек, наверное, сказал бы: „Вот та компания, в которой не пожелаешь себя увидеть в серьезную минуту жизни!“ Но мне было не до того, чтобы их срисовывать.
В субботу (Нордена снова не было: он уехал в город) я весь вечер сидел в его прекрасной библиотеке,
рассматривал заграничные, весьма ценные художественные
альбомы и с некоторой грустью размышлял о том, что мое эстетическое развитие не стоит на должной высоте.