Неточные совпадения
Вдохновляясь, поспешно нанизывая слово на слово, размахивая руками, он долго и непонятно объяснял различие между смыслом и
причиной, — острые глазки его неуловимо быстро меняли выражение, поблескивая жалобно и сердито, ласково и хитро. Седобородый, наморщив переносье, открывал и закрывал рот, желая что-то сказать, но ему мешала оса, летая пред его широким лицом. Третий мужик, отломив от ступени большую гнилушку, внимательно
рассматривал ее.
Но историки и психологи говорят, что в каждом частном факте общая
причина «индивидуализируется» (по их выражению) местными, временными, племенными и личными элементами, и будто бы они-то, особенные-то элементы, и важны, — то есть, что все ложки хотя и ложки, но каждый хлебает суп или щи тою ложкою, которая у него, именно вот у него в руке, и что именно вот эту-то ложку надобно
рассматривать.
Он может сам обманываться от невнимательности, может не обращать внимания н факт: так и Лопухов ошибся, когда Кирсанов отошел в первый раз; тогда, говоря чистую правду, ему не было выгоды, стало быть, и охоты усердно доискиваться
причины, по которой удалился Кирсанов; ему важно было только
рассмотреть, не он ли виноват в разрыве дружбы, ясно было — нет, так не о чем больше и думать; ведь он не дядька Кирсанову, не педагог, обязанный направлять на путь истинный стопы человека, который сам понимает вещи не хуже его.
Рассматривая сие дело, я не находил достаточной и убедительной
причины к обвинению преступников.
— Люди, истощенные голодом, преждевременно ложатся в могилы, дети родятся слабыми, гибнут, как мухи осенью, — мы все это знаем, знаем
причины несчастия и,
рассматривая их, получаем жалование. А дальше ничего, собственно говоря…
Эти две
причины, до некоторой степени противоположные, если
рассмотреть их внимательно, произвели, однако ж, одно следствие: осмеяние пустого подражания французам (62).
Мы не хотим пускаться здесь в разбор
причин такого состояния [образованного нашего] общества, предоставляя себе
рассмотреть это при другом случае.
Выслушивая сердце, можно с точностью определить, какой именно из его четырех клапанов действует неправильно и в чем заключается
причина этой неправильности — в сращении клапана или его недостаточности; соответственными зеркалами мы в состоянии осмотреть внутренность глаза, носоглоточное пространство, гортань, влагалище, даже мочевой пузырь и желудок; невидимая, загадочная и непонятная «зараза» разгадана; мы можем теперь приготовлять ее в чистом виде в пробирке и
рассматривать под микроскопом.
Мы должны
рассматривать настоящее состояние вселенной как следствие ее предыдущего состояния и как
причину последующего.
Для нас не новая религия служит
причиною изменения народного богочувствования. Скорее наоборот: только изменившееся отношение народа к божеству и жизни делает возможным не формальное, а действительно внутреннее усвоение новой религии.
Рассмотрим же прежде всего те внутренние изменения в эллинском духе, которые сделали возможным завоевание Эллады Дионисом. Ярко и цельно эти изменения выражаются в послегомеровской литературе.
— Это вот он сам и есть, который сам часто из трактиров на карачках ползает, — говорил Пекторалис, указывая на Сафроныча; но Сафронычу так же слепо везло, как упрямо не везло Пекторалису, — и судья, во-первых, не разделил взгляда Гуго на самое слово «карачки» и не видал
причины, почему бы и немцу не поползти на карачках; а во-вторых,
рассматривая это слово по смыслу общей связи речи, в которой оно поставлено, судья нашел, что ползать на карачках, после ста лет жизни, в устах Сафроныча есть выражение высшего благожелания примерного долгоденствия Пекторалису, — тогда как со стороны сего последнего это же самое слово о ползанье Сафроныча из трактиров произносимо как укоризна, за которую Гуго и надлежит подвергнуть взысканию.
Только впоследствии, когда губернский суд
рассмотрел дело, не избег он заключения в тюрьму, но, посидев в ней несколько времени, выпущен, однако ж, из нее на поруки по
причине, что не спрошены еще все лица, причастные к делу, которое более и более разрасталось.
Напротив, Антон
рассматривал его с каким-то грустным предчувствием, хотя соглашался с товарищами, что не пожар
причиною этого явления.
Убедившись, что молодая девушка только в обмороке, он, казалось, не допытывался умом его
причины и спокойно стал
рассматривать лежащую.
Только ограничив эту свободу до бесконечности, т. е.
рассматривая ее, как бесконечно малую величину, мы убедимся в совершенной недоступности
причин, и тогда, вместо отыскания
причин, история поставит своею задачей отыскание законов.
История
рассматривает проявления свободы человека в связи с внешним миром во времени и в зависимости от
причин, т. е. определяет эту свободу законами разума, и потому история только на столько есть наука, на сколько эта свобода определена этими законами.
Она заходит к хозяевам «только взять узелок». Она «как потерянная», но для объяснения этого состояния слишком много
причин, за которыми не
рассмотреть настоящей. Другие вещи, составляющие богатство девочки, ей дозволяют оставить: «все тебе сбережем».
Итак, представление наше о свободе и необходимости постепенно уменьшается и увеличивается, смотря по большей или меньшей связи с внешним миром, по бòльшему или меньшему отдалению времени и бòльшей или меньшей зависимости от
причин, в которых мы
рассматриваем явление жизни человека.
Это есть то основание, вследствие которого действия наши и других людей представляются нам, с одной стороны, тем более свободными и менее подлежащими необходимости, чем более известны нам те выведенные из наблюдения физиологические, психологические и исторические законы, которым подлежит человек, и чем вернее усмотрена нами физиологическая, психологическая или историческая
причина действия; с другой стороны, чем проще самое наблюдаемое действие и чем несложнее характером и умом тот человек, действие которого мы
рассматриваем.
Или, другими словами, к явлению, которое мы
рассматриваем, понятие
причины неприложимо.
Так что
рассматривая во времени отношение приказаний к событиям, мы найдем, что приказание ни в каком случае не может быть
причиною события, а что между тем и другим существует известная определенная зависимость.
Но даже если бы, представив себе человека совершенно исключенного от всех влияний,
рассматривая только его мгновенный поступок настоящего и предполагая, что он не вызван никакою
причиною, мы допустили бесконечно малый остаток необходимости равным нулю, мы бы и тогда не пришли к понятию о полной свободе человека; ибо существо, не принимающее на себя влияний внешнего мира, находящееся вне времени и не зависящее от
причин, уже не есть человек.
Если же мы
рассматриваем человека в наименьшей зависимости от внешних условий; если действие его совершено в ближайший момент к настоящему, и
причины его действия нам недоступны, то мы получим представление о наименьшей необходимости и наибольшей свободе.
Так что, если мы
рассматриваем такое положение человека, в котором связь его с внешним миром наиболее известна, период времени суждения от времени совершения поступка наибольший и
причины поступка наидоступнейшие, то мы получаем представление о наибольшей необходимости и наименьшей свободе.
Если же и самый человек, действие которого мы
рассматриваем, стоит на самой низкой степени развития ума, как ребенок, сумасшедший, дурачек, то мы, зная
причины действия и несложность характера и ума, уже видим столь большую долю необходимости и столь малую свободы, что как скоро нам известна
причина, долженствующая произвести действие, мы можем предсказать поступок.