Неточные совпадения
Так вот что с парнем сталося.
Пришел в село да, глупенький,
Все сам и рассказал,
За то и сечь надумали.
Да благо подоспела я…
Силантий осерчал,
Кричит: «Чего толкаешься?
Самой под розги хочется?»
А Марья, та свое:
«Дай, пусть проучат глупого!»
И
рвет из
рук Федотушку.
Федот как лист дрожит.
Он не договорил и зарыдал громко от нестерпимой боли сердца, упал на стул, и оторвал совсем висевшую разорванную полу фрака, и швырнул ее прочь от себя, и, запустивши обе
руки себе в волосы, об укрепленье которых прежде старался, безжалостно
рвал их, услаждаясь болью, которою хотел заглушить ничем не угасимую боль сердца.
Представляя, что она
рвет с дерева какие-то американские фрукты, Любочка сорвала на одном листке огромной величины червяка, с ужасом бросила его на землю, подняла
руки кверху и отскочила, как будто боясь, чтобы из него не брызнуло чего-нибудь. Игра прекратилась: мы все, головами вместе, припали к земле — смотреть эту редкость.
От природы была она характера смешливого, веселого и миролюбивого, но от беспрерывных несчастий и неудач она до того яростно стала желать и требовать, чтобы все жили в мире и радости и не смели жить иначе, что самый легкий диссонанс в жизни, самая малейшая неудача стали приводить ее тотчас же чуть не в исступление, и она в один миг, после самых ярких надежд и фантазий, начинала клясть судьбу,
рвать и метать все, что ни попадало под
руку, и колотиться головой об стену.
Самгин не ответил. Озябшая лошадь мчалась встречу мороза так, что санки и все вокруг подпрыгивало, комья снега летели из-под копыт, резкий холод бил и
рвал лицо, и этот внешний холод, сливаясь с внутренним, обезволивал Самгина. А Дронов, просунув
руку свою под локоть его, бормотал...
Но она не слушала, качала в отчаянии головой,
рвала волосы, сжимала
руки, вонзая ногти в ладони, и рыдала без слез.
Полугодовой медведь Шайтан жил в комнатах и служил божеским наказанием для всего дома: он грыз и
рвал все, что только попадалось ему под
руку, бил собак, производил неожиданные ночные экскурсии по кладовым и чердакам и кончил тем, что бросился на проходившую по улице девочку-торговку и чуть-чуть не задавил ее.
Автоматически, почти бессознательно я ломал камыши, порезал
руки, но боялся оставить работу и продолжал
рвать траву до тех пор, пока окончательно не обессилел.
—
Рви траву
руками, — крикнул он, стараясь пересилить шум ветра.
Между солдатами произошло смятение, но офицер бросился вперед, солдаты за ним последовали и сбежали в
ров; разбойники выстрелили в них из ружей и пистолетов и стали с топорами в
руках защищать вал, на который лезли остервенелые солдаты, оставя во
рву человек двадцать раненых товарищей.
Статьи Белинского судорожно ожидались молодежью в Москве и Петербурге с 25 числа каждого месяца. Пять раз хаживали студенты в кофейные спрашивать, получены ли «Отечественные записки»; тяжелый номер
рвали из
рук в
руки. «Есть Белинского статья?» — «Есть», — и она поглощалась с лихорадочным сочувствием, со смехом, со спорами… и трех-четырех верований, уважений как не бывало.
Бешенство овладевает им; как полоумный, грызет и кусает себе
руки и в досаде
рвет клоками волоса, покамест, утихнув, не упадет, будто в забытьи, и после снова принимается припоминать, и снова бешенство, и снова мука…
В одну из палаток удалось затащить чиновника в сильно поношенной шинели. Его долго
рвали пополам два торговца — один за правую
руку, другой за левую.
Благоразумнее других оказалась Харитина, удерживавшая сестер от открытого скандала. Другие начали ее подозревать, что она заодно с Агнией, да и прежде была любимою тятенькиной дочерью. Затем явилось предположение, что именно она переедет к отцу и заберет в
руки все тятенькино хозяйство, а тогда пиши пропало. От Харитины все сбудется… Да и Харитон Артемьич оказывал ей явное предпочтение. Особенно
рвала и метала писариха Анна, соединившаяся на этот случай с «полуштофовой женой».
Будьте опрятны в одежде вашей; тело содержите в чистоте; ибо чистота служит ко здравию, а неопрятность и смрадность тела нередко отверзает неприметную стезю к гнусным порокам. Но не будьте и в сем неумеренны. Не гнушайтесь пособить, поднимая погрязшую во
рве телегу, и тем облегчить упадшего; вымараете
руки, ноги и тело, но просветите сердце. Ходите в хижины уничижения; утешайте томящегося нищетою; вкусите его брашна, и сердце ваше усладится, дав отраду скорбящему.
И с криком «иду!» я бежала бегом,
Рванув неожиданно
руку,
По узкой доске над зияющим
рвомНавстречу призывному звуку…
«Иду!..» Посылало мне ласку свою
Улыбкой лицо испитое…
При одной мысли о такой возможности Родиона Антоныча прошибал холодный пот, хотя в душе он считал себя бессребреником, что выводилось, впрочем, сравнительно: другие-то разве так
рвали, да сходило с
рук!
Опять затишье, и новая молния, и вслед за ней уже без всякого перерыва покатились страшные громовые раскаты, точно какая-то сильная
рука в клочья
рвала все небо с оглушающим треском.
Прозоров страшно горевал о жене,
рвал на себе волосы и неистовствовал, клялся для успокоения ее памяти исправиться, но не мог никак освободиться от влияния Раисы Павловны, которая не выпускала его из своих
рук.
Говоря, он крепко растер озябшие
руки и, подойдя к столу, начал поспешно выдвигать ящики, выбирая из них бумаги, одни
рвал, другие откладывал в сторону, озабоченный и растрепанный.
Он со злобным наслаждением разорвал письмо пополам, потом сложил и разорвал на четыре части, и еще, и еще, и когда, наконец,
руками стало трудно
рвать, бросил клочки под стол, крепко стиснув и оскалив зубы.
— Как же это, любезный, — обращается к нему Хрептюгин, — у тебя беспорядки такие! воду из
рук мужички
рвут!
— Насилу и воды-то допросился! — докладывает Петр Парамоныч, — эти каверзные богомолки так и набросились, даже из
рук рвут!
Я только головой качнул, ну, думаю, это опять непременно мне пострелята досаждают и из
рук рвут…
Мне скажут, может быть, что и в провинции уже успело образоваться довольно компактное сословие «кровопивцев», которые не имеют причин причислять себя к лику недовольных; но ведь это именно те самые люди, о которых уже говорено выше и которые, в одно и то же время и пирог зубами
рвут, и глумятся над
рукою, им благодеющею.
Наконец, он блуждающей и нетвердой
рукой нащупал на груди свою ладонку и начал
рвать ее с себя, точно и та была ему в тягость, беспокоила, давила его.
Вдруг узнает Фарлафа он;
Глядит, и
руки опустились;
Досада, изумленье, гнев
В его чертах изобразились;
Скрыпя зубами, онемев,
Герой, с поникшею главою
Скорей отъехав ото
рва,
Бесился… но едва, едва
Сам не смеялся над собою.
Не веря сам своим очам,
Нежданным счастьем упоенный,
Наш витязь падает к ногам
Подруги верной, незабвенной,
Целует
руки, сети
рвет,
Любви, восторга слезы льет,
Зовет ее — но дева дремлет,
Сомкнуты очи и уста,
И сладострастная мечта
Младую грудь ее подъемлет.
Руки мне жгло и
рвало, словно кто-то вытаскивал кости из них. Я тихонько заплакал от страха и боли, а чтобы не видно было слез, закрыл глаза, но слезы приподнимали веки и текли по вискам, попадая в уши.
Пугачев стоял во
рву с копьем в
руке, сначала стараясь лаской возбудить ревность приступающих, наконец сам коля бегущих.
— Друг мой, успокойся! — сказала умирающая от избытка жизни Негрова, но Дмитрий Яковлевич давно уже сбежал с лестницы; сойдя в сад, он пустился бежать по липовой аллее, вышел вон из сада, прошел село и упал на дороге, лишенный сил, близкий к удару. Тут только вспомнил он, что письмо осталось в
руках Глафиры Львовны. Что делать? — Он
рвал свои волосы, как рассерженный зверь, и катался по траве.
Круциферская была поразительно хороша в эту минуту; шляпку она сняла; черные волосы ее, развитые от сырого вечернего воздуха, разбросались, каждая черта лица была оживлена, говорила, и любовь струилась из ее синих глаз; дрожащая
рука то жала платок, то покидала его и
рвала ленту на шляпке, грудь по временам поднималась высоко, но казалось, воздух не мог проникнуть до легких.
— С Европой-то-с! Господи помилуй: да мало ли на ней, на старой грешнице, всяких вин и неправд? И мотовство, и фатовство, и лукавство, и через нее, проклятую цивилизацию, сколько рабочих
рук от сохи оторвано, и казенную амуницию
рвет, — да еще не за что ее пороть! Нет-с; пороть ее, пороть!
Я тебя
рву за
руки, а ты меня тянешь за ноги…
Голос у Татьяны Власьевны дрогнул, в глазах все смешалось, но она пересилила себя и не поддалась на «прелестные речи» Поликарпа Семеновича, который
рвал на себе волосы и божился на чем свет стоит, что сейчас же наложит на себя
руки.
— Нет, — сказал он, — мы не для того целовали крест польскому королевичу, чтоб иноплеменные, как стая коршунов, делили по себе и
рвали на части святую Русь! Да у кого бы из православных поднялась
рука и язык повернулся присягнуть иноверцу, если б он не обещал сохранить землю Русскую в прежней ее славе и могуществе?
Все думаешь: как это так? пять минут назад на желтенькую бумажку и смотреть никто не хотел, а тут с
руками ее
рвут!
Вот эта-то глухомань и была для маленькой Маши ее детским садом, куда она вылезала из окна вровень с землей. Отец, бывало, на репетиции, мать хлопочет по хозяйству, а Машенька гуляет одна-одинешенька.
Рвет единственные цветы — колючий репей и в кровь
руки исколет. Большие ливни вымывают иногда кости.
Люди в безумии страха метались по плоту; он колебался под их ногами и от этого плыл быстрее. Было слышно, как вода плещет на него и хлюпает под ним. Крики
рвали воздух, люди прыгали, взмахивали
руками, и лишь стройная фигура Саши неподвижно и безмолвно стояла на краю плота.
Он все еще жил в мире сказок, но безжалостная
рука действительности уже ревностно
рвала красивую паутину чудесного, сквозь которую мальчик смотрел на все вокруг него.
Согнув спины, взмахивая
руками и ногами, натужно покряхтывая, устало хрипя, они деловито возились на мостовой, как большие мохнатые черви, таская по камням раздавленное и оборванное тело белокурого юноши, били в него ногами, растаптывая лицо и грудь, хватали за волосы, за ноги и
руки и одновременно
рвали в разные стороны.
Климков взмахнул бутылкой и ударил ею по лицу, целясь в глаза. Масляно заблестела алая кровь, возбуждая у Климкова яростную радость, — он ещё взмахнул
рукой, обливая себя пивом. Всё ахнуло, завизжало, пошатнулось, чьи-то ногти впились в щёки Климкова, его схватили за
руки, за ноги, подняли с пола, потащили, и кто-то плевал в лицо ему тёплой, клейкой слюной, тискал горло и
рвал волосы.
— Это прекрасно все, — начала тихо Стугина, — только героизма-то все-таки тут никакого нет. Бабки наши умели терпеть, как им ноздри
рвали и
руки вывертывали, а тут—что ж тут такого, скажите на милость?.. Еще бы в несчастии бросить!
Князь задыхался от ярости. Перед крыльцом и на конюшне наказывали гонцов и других людей, виновных в упуске из
рук дерзкого янки, а князь, как дикий зверь, с пеною у рта и красными глазами метался по своему кабинету. Он
рвал на себе волосы, швырял и ломал вещи, ругался страшными словами.
— Под Кыном надо будет хватку сделать. Эх, задарма сколько время потеряли даве, цельное утро, а теперь, того гляди, паводок от дождя захватит в камнях! Беда, барин!.. Кабы вы даве с Егором-то Фомичом покороче ели, выбежали бы из гор, пожалуй, и под Молоковом успели бы пробежать загодя… То-то, поди, наш Осип Иваныч теперь горячку порет, — с улыбкой прибавил Савоська, делая
рукой кормовым знак «поддоржать корму». — Поди,
рвет и мечет, сердяга.
Она оделась, но прежде забежала к Зине, чтоб сообщить ей, в главных чертах, свое решение и некоторые инструкции. Но Зина не могла ее слушать. Она лежала в постели, лицом в подушках; она обливалась слезами и
рвала свои длинные, чудные волосы своими белыми
руками, обнаженными до локтей. Изредка вздрагивала она, как будто холод в одно мгновение проходил по всем ее членам. Марья Александровна начала было говорить, но Зина не подняла даже и головы.
Поднялся гвалт, десятки
рук ухватились за кобылу, но Арефа сказал верному коню заветное киргизское словечко, и кобыла взвилась на дыбы. Она с удивительной легкостью перепрыгнула
ров и понеслась стрелой по дороге в Усторожье.
Наталья заплетала косу, когда слова мужа вдруг зажгли в ней злой огонь. Она прислонилась к стене, прижав спиною
руки, которым хотелось бить,
рвать; захлёбываясь словами, сухо всхлипывая, она говорила, не слушая себя, не слыша окриков изумлённого мужа, — говорила о том, что она чужая в доме, никем не любима, живёт, как прислуга.
Но кто в ночной тени мелькает?
Кто легкой тенью меж кустов
Подходит ближе, чуть ступает,
Всё ближе… ближе… через
ровИдет бредучею стопою?..
Вдруг видит он перед собою:
С улыбкой жалости немой
Стоит черкешенка младая!
Дает заботливой
рукойХлеб и кумыс прохладный свой,
Пред ним колена преклоняя.
И взор ее изобразил
Души порыв, как бы смятенной.
Но пищу принял русский пленный
И знаком ей благодарил.
Не успел я коснуться подушки, как передо мной в сонной мгле всплыло лицо Анны Прохоровой, семнадцати лет, из деревни Торопово. Анне Прохоровой нужно было
рвать зуб. Проплыл бесшумно фельдшер Демьян Лукич с блестящими щипцами в
руках. Я вспомнил, как он говорит «таковой» вместо «такой» — из любви к высокому стилю, усмехнулся и заснул.