Неточные совпадения
С
ребятами, с дево́чками
Сдружился, бродит по лесу…
Недаром он бродил!
«Коли платить не можете,
Работайте!» — А в чем твоя
Работа? — «Окопать
Канавками желательно
Болото…» Окопали мы…
«Теперь рубите лес…»
— Ну, хорошо! — Рубили мы,
А немчура показывал,
Где надобно рубить.
Глядим: выходит просека!
Как просеку прочистили,
К болоту поперечины
Велел по ней возить.
Ну, словом: спохватились мы,
Как уж дорогу сделали,
Что немец нас поймал!
— Как бы поговорить без народа, — сказал Нехлюдов,
глядя на отворенную дверь, в которой стояли
ребята, а за
ребятами худая женщина с исчахшим, но всё улыбавшимся, от болезни бледным ребеночком в скуфеечке из лоскутиков.
Дверь была отворена, и сени были полны народом; и
ребята, девочки, бабы с грудными детьми жались в дверях,
глядя на чудного барина, рассматривавшего мужицкую еду. Старуха, очевидно, гордилась своим уменьем обойтись с барином.
Дети Николая Иваныча еще малы; первые все перемерли, но оставшиеся пошли в родителей: весело
глядеть на умные личики этих здоровых
ребят.
Царь премудрый,
Издай указ, чтоб жены были верны,
Мужья нежней на их красу
глядели,
Ребята все чтоб были поголовно
В невест своих безумно влюблены,
А девушки задумчивы и томны…
Ну, словом, как хотят, а только б были
Любовники.
А в те поры деньги были дороги, вещи — дешевы,
гляжу я на них, на мать твою с отцом — экие
ребята, думаю, экие дурачишки!
Меня и не тянула улица, если на ней было тихо, но когда я слышал веселый ребячий гам, то убегал со двора, не
глядя на дедов запрет. Синяки и ссадины не обижали, но неизменно возмущала жестокость уличных забав, — жестокость, слишком знакомая мне, доводившая до бешенства. Я не мог терпеть, когда
ребята стравливали собак или петухов, истязали кошек, гоняли еврейских коз, издевались над пьяными нищими и блаженным Игошей Смерть в Кармане.
— Хорошенько его, — поощрял Деян Поперешный, который жил напротив и теперь высунул голову в окошко. — От рук
ребята отбиваются,
глядя на хохлов. Ты его за волосья да по спине… вот так… Поболтай его хорошенько, дольше не рассохнется.
—
Гляди,
ребята! — раздался предупреждающий крик.
Схватился я,
гляжу, и жены мои ворочаются, и
ребята заплакали.
—
Гляди за ним,
ребята, а то убежит с выигрышем…
— Тогда лавку закроем… А мне без
ребят одному на прииске не разорваться. Надо смотреть за всеми: того
гляди, золото-то рабочие растащат…
— Вот,
гляди,
ребята, это все мое состояние. Пропьем, а потом уж вы меня в артель возьмите, надо и лямку попробовать… Прямо говорить буду, деваться некуда, работы никакой не знаю, служил в цирке, да пришлось уйти, и паспорт там остался.
—
Гляди, сам паршивый козел из помойной ямы вылезает, становись,
ребята! — загрохотал Сашка.
— Вытолкать? меня?.. Попытайтесь! — отвечал незнакомый, приподымаясь медленно со скамьи. — Ну, что ж вы стали, молодцы? — продолжал он, обращаясь к казакам, которые, не смея тронуться с места,
глядели с изумлением на колоссальные формы проезжего. — Что,
ребята, видно — я не по вас?
Поверите ль,
ребята? как я к нему подходил,
гляжу: кой прах! мужичонок небольшой — ну, вот не больше тебя, — прибавил Суета, показывая на одного молодого парня среднего роста, — а как он выступил вперед да взглянул, так мне показалось, что он целой головой меня выше!
— Да порядком поубавилось. Теперь дело пошло врукопашную: одного-то боярина, что поменьше ростом, с первых разов повалили; да зато другой так наших варом и варит! а
глядя на него, и холопи как приняли нас в ножи, так мы свету божьего невзвидели. Бегите проворней,
ребята!
— Учись,
ребята, как надо с людями жить, — кричал Артамонов детям. —
Гляди, Петруха!
— Эх вы,
ребята, словоохотливые какие, право, — начали опять те, — видите, не хочет продавать — и только; и что это вы разгасились так на эвту лошадь? Мотрите, того и
гляди, хвост откинет, а вы сорок даете; пойдемте, вам такого рысачка за сорок-то отвалим, знатного, статного… четырехлетку… как перед богом, четырехлетку…
—
Гляди на меня, — говорит, — пятьдесят три года имею, а у
ребят грамоте учусь и по сей день!
И по долине восклицанья
Восторга дикого гремят;
Благословляя час свиданья,
Вкруг Измаила стар и млад
Теснятся, шепчут; поднимая
На плечи маленьких
ребят,
Их жены смуглые, зевая,
На князя нового
глядят.
Как отъехала вольная команда,
ребята наши повеселели. Володька даже в пляс пустился, и сейчас мы весь свой страх забыли. Ушли мы в падь, называемая та падь Дикманская, потому что немец-пароходчик Дикман в ней свои пароходы строил… над рекой… Развели огонь, подвесили два котла, в одном чай заварили, в другом уху готовим. А дело-то уж и к вечеру подошло,
глядишь, и совсем стемнело, и дождик пошел. Да нам в то время дождик, у огня-то за чаем, нипочем показался.
Послушались
ребята, легли. Выбрали мы место на высоком берегу, близ утесу. Снизу-то, от моря, нас и не видно: деревья кроют. Один Буран не ложится: все в западную сторону
глядит. Легли мы, солнце-то еще только-только склоняться стало, до ночи далеко. Перекрестился я, послушал, как земля стонет, как тайгу ветер качает, да и заснул.
Остались
ребята, а мы втроем пошли по берегу. Шли-шли, вышли на утесик,
глядим, а внизу, над речкой, гиляк стоит, снасть чинит. Бог нам его, Оркуна этого, послал.
Попадались им собашники:
Псы носились по кустам,
А охотничек покрикивал,
В роги звонкие трубил,
Чтобы серый зайка спрыгивал,
В чисто поле выходил.
Остановятся с
ребятами:
«Чьи такие господа?»
— «Кашпирята с Зюзенятами…
Заяц! вон
гляди туда!»
Всполошилися борзители:
«Ай! а-ту его! а-ту!»
Ну собачки! Ну губители!
Подхватили на лету…
Первая суета стихла в старом этапном здании. Места заняты, споры об этих местах покончены. Арестанты лежат на нарах, сидят кучками, играют в три листика, иные уже дремлют. Из отдельных, «семейных», камер слышится крик
ребят, матери баюкают грудных детей, а в окна и открытые двери
глядит сырая, но теплая сибирская ночь, и полная луна всплывает красноватым шаром над зубцами частокола.
3-й мужик. Ну их к богу совсем! Тут, того
гляди, в полицию попадешь. А я в жизнь не судился. Пойдем на фатеру,
ребята!
Ну, разговариваем этак, едем себе не торопясь. К тайге подъехали, к речушке. Перевоз тут. Речка в малую воду узенькая: паром толканешь, он уж и на другой стороне. Перевозчиков и не надо. Ребятки проснулись, продрали глазенки-то,
глядят: ночь ночью. Лес это шумит, звезды на небе, луна только перед светом подымается… Ребятам-то и любо… Известное дело — несмысли!
Ну, сели, поехали. До свету еще часа два оставалось. Выехали на дорогу, с версту этак проехали;
гляжу, пристяжка у меня шарахнулась. Что, думаю, такое тут? Остановил коней, оглядываюсь: Кузьма из кустов ползет на дорогу. Встал обок дороги, смотрит на меня, сам лохмами своими трясет, смеется про себя… Фу ты, окаянная сила! У меня и то кошки по сердцу скребнули, а барыня моя,
гляжу, ни жива ни мертва…
Ребята спят, сама не спит, мается. На глазах слезы. Плачет… «Боюсь я, говорит, всех вас боюсь…»
— Гляди-ка,
гляди,
ребята! — вскрикнул вдруг молодой ямщик, подошедший к обрыву вслед за мною. — Ведь это бурмакинский караван!
Суетятся и навзрыд голосят бабы, справляя проводы, ревут,
глядя на них, малы
ребята, а лесники ровно на праздник спешат.
— Девица, вижу, ты хорошая, — молвила та женщина,
глядя с любовью на Таню. — Не тебе б по зарям ходить, молоды
ребята здесь бессовестные, старые люди обидливые — как раз того наплетут на девичью голову, что после не открестишься, не отмолишься.
— Проворь,
ребята, проворь лошадей! — закричал он на всю зимницу. — И то гляди-ка, сколько времени проваландались. Чтоб у меня все живой рукой!.. Ну!..
— Кормит-де она мою девочку и обещала ей отказать избу и корову, а вот коровы уже и нетути. Того
гляди то же самое выйдет и со всем ее богачеством. Все она истравит на чужих
ребят, а тогда мне с моими детями уж ничего и не останется… Лучше бы она, старушка, сделала, если бы теперь поскорей померла!.. Чего ей?.. ведь уж пожила! А то все будет жить да раздавать, и раздаст все так, что после, как помрет, то и попу за похороны дать будет нечего, — еще с нею, с мертвою-то, тогда и наплачешься.
—
Ребята, навались… Он здесь… Он машет рукой…
Гляди… Братушки, навались!
— Как он смеет? — кипятится Диомид. — Что за самовольство? Не имеет он права до положенного срока лавы ставить!
Ребята, вы наплюйте! Нечего на болвана
глядеть!
Накрал раз у попа ночью мешок яблок, приносит нам да и наставляет: «Вы же,
ребята,
глядите, до Спаса не лопайте яблок, потому грех»…
— Забастовка идет!
Гляди,
ребята!
Трое остальных шли по шоссе Камер-Коллежского Вала и пели «По морям». Ветер гнал по сухой земле опавшие листья тополей, ущербный месяц
глядел из черных туч с серебряными краями. Вдруг в мозгах у Юрки зазвенело, голова мотнулась в сторону, кепка слетела. Юрка в гневе обернулся. Плотный парень в пестрой кепке второй раз замахивался на него. Юрка отразил удар, но сбоку получил по шее. Черкизовцев было человек семь-восемь. Они окружили заводских
ребят. Начался бой.
— Мещанство разводишь, товарищ Буераков. А еще в партии состоял. Жена из дому уходит, — подумаешь! А ты — дома. Вот и посиди заместо ее, пригляди за
ребятами. Новое, брат, дело. Ты по-старому брось
глядеть.
— Вяжите его,
ребята, — выпустил наконец Яков Григория Лукьяновича и поднялся с земли, — не
глядите, что Скурлатович, бейте его в мою голову, но не до смерти, а так, чтобы помнил он до самого смертного часа, как сметь ему даже мысль держать в подлой башке своей о княжне Прозоровской!
За Арона голосовали только его ученики по кружку и большинство
ребят из закройной передов. Остальные голосовали против, в том числе и Лелька. Арона провалили. Тогда еще раз встал Ведерников. Бася побледнела. А он, беспощадно
глядя, сказал...
— Погоди, дядя, не толкайся, мы это и сами умеем! Завяжем тебе воз… — Вдруг Юрка оборвал свои шутки и задохнулся от радости. Крикнул товарищам: —
Ребята!
Глядите!
Лельку
ребята выбрали командиром одного из «преуспевающих» взводов. В юнгштурмовке защитного цвета, с ременным поясом, с портупеей через плечо, она сидела, положив ногу на ногу. К ней теснились девчата и парни, задавали торопливые вопросы. Она отвечала с медленным нажимом, стараясь покрепче впечатлеть ответы в мозги. В уголке, за буфетным столиком, одиноко сидел Ведерников и зубрил по книжке, не
глядя по сторонам.
Она сошла на пол, бойко постукивая своими, с высокими каблучками, новыми ботинками, не
глядя на
ребят, вышла в сени.
— Не хорошо, так и делать не надо. На тебя
глядя, и другой станет. А пуще всего молодые
ребята. Скажут: вот старый курит, а нам и бог велел.
— Quartire, quartire, logement, — сказал офицер, сверху вниз, с снисходительною и добродушною улыбкой,
глядя на маленького человека. — Les Français sont de bons enfants. Que diable! Voyons! Ne nous fâchons pas, mon vieux, [ — Квартир, квартир. Французы добрые
ребята. Чорт возьми, не будем ссориться, дедушка,] — прибавил он, трепля по плечу испуганного и молчаливого Герасима.
Проснулся Борька очень поздно, с тяжелою головой, мрачный. В восемь утра его пытались разбудить
ребята на утреннюю физкультуру, но он сказал, что нездоровится. Никого уже в спальне не было. Он долго лежал,
глядел на лепные украшения потолка, и мутные, пугающие мысли проходили в голове.
— Эх, ты, яма, матушка!.. — он приговаривал. — Хозяина дождалась!.. Смотрите, горе-ребята,
гляди, как месить следует. Вот как, вот как!.. А вы что?.. Кисельники!.. Гляди-ка ты!.. Вот как, вот как следует!.. А тоже, каменщики!.. Эх, вы, горе!..
А у брата меньшого сам-пят
ребят, а у меня,
гляди, одна солдатка осталась.