Неточные совпадения
— У меня хозяйство простое, — сказал Михаил Петрович. — Благодарю Бога. Мое хозяйство всё, чтобы денежки к осенним податям были готовы. Приходят мужички: батюшка, отец, вызволь! Ну, свои всё соседи мужики, жалко. Ну, дашь на первую треть, только скажешь:
помнить,
ребята, я вам помог, и вы помогите, когда нужда — посев ли овсяный, уборка сена, жнитво, ну и выговоришь, по скольку с тягла. Тоже есть бессовестные и из них, это правда.
— И ты прав, ей-богу прав! — сказал самозванец. — Ты видел, что мои
ребята смотрели на тебя косо; а старик и сегодня настаивал на том, что ты шпион и что надобно тебя пытать и повесить; но я не согласился, — прибавил он, понизив голос, чтоб Савельич и татарин не могли его услышать, —
помня твой стакан вина и заячий тулуп. Ты видишь, что я не такой еще кровопийца, как говорит обо мне ваша братья.
— Право,
ребята,
помяните мое слово, — продолжал первый голос, — у кого грудь ввалилась, волосы из дымчатых сделались красными, глаза ушли в лоб, — тот беспременно умрет… Прощай, Мотенька: мы тебе гробок сколотим да поленцо в голову положим…
— Господин почтенный, едем мы с честного пирка, со свадебки; нашего молодца, значит, женили; как есть уложили:
ребята у нас все молодые, головы удалые — выпито было много, а опохмелиться нечем; то не будет ли ваша такая милость, не пожалуете ли нам деньжонок самую чуточку, — так, чтобы по косушке на брата? Выпили бы мы за ваше здоровье,
помянули бы ваше степенство; а не будет вашей к нам милости — ну, просим не осерчать!
Я
помню его, когда еще пустыри окружали только что выстроенный цирк. Здесь когда-то по ночам «всякое бывало». А днем
ребята пускали бумажные змеи и непременно с трещотками. При воспоминании мне чудится звук трещотки. Невольно вскидываю глаза в поисках змея с трещоткой. А надо мной выплывают один за другим три аэроплана и скрываются за Домом крестьянина на Трубной площади.
— Как же,
помним тебя, соколик, — шамкали старики. — Тоже, поди, наш самосадский. Еще когда ползунком был, так на улице с нашими
ребятами играл, а потом в учебу ушел. Конечно, кому до чего господь разум откроет… Мать-то пытала реветь да убиваться, как по покойнике отчитывала, а вот на старости господь привел старухе радость.
— Молодцы,
ребята! — кричит он по-военному, — за веру!
Помнить,
ребята! За веру, за царя и отечество! С железом в руке… С богом!
— Стара стала, слаба стала! Шли мы, я
помню, в восемьсот четырнадцатом, походом — в месяц по четыре ведра на брата выходило! Ну-с, четырежды восемь тридцать два — кажется, лопнуть можно! — так нет же, все в своем виде! такая уж компания веселая собралась: всё
ребята были теплые!
Уж я сказал тебе, что с твоими идеями хорошо сидеть в деревне, с бабой да полдюжиной
ребят, а здесь надо дело делать; для этого беспрестанно надо думать и
помнить, что делал вчера, что делаешь сегодня, чтобы знать, что нужно делать завтра, то есть жить с беспрерывной поверкой себя и своих занятий.
— Отправляйтесь, — решил Проктор, — а я с
ребятами тоже посижу в баре. Надеюсь, вы с нами?
Помните о ночлеге. Вы можете ночевать на «Нырке», если хотите.
— Славные
ребята… — умилился Маркушка, любуясь собравшейся компанией. — Ты, Гордей Евстратыч, когда угости их водочкой… пусть не
поминают лихом Маркушку… Так ведь, Окся?
—
Помни,
ребята, — объяснял Ермилов на уроке, — ежели, к примеру, фихтуешь, так и фихтуй умственно, потому фихтование в бою — вещь есть первая, а главное,
помни, что колоть неприятеля надо на полном выпаде, в грудь, коротким ударом, и коротко назад из груди у его штык вырви…
Помни: из груди коротко назад, чтоб ен рукой не схватил… Вот так! Р-раз — полный выпад и р-раз — коротко назад. Потом р-раз — два, р-раз — два, ногой притопни, устрашай его, неприятеля, р-раз — д-два!
— Не торопись, хозяин, — сказал Кирша, — дай мне покрасоваться… Не подходите,
ребята! — закричал он конюхам. — Не пугайте его… Ну, теперь не задохнется, — прибавил запорожец, дав время коню перевести дух. — Спасибо, хозяин, за хлеб, за соль! береги мои корабленики да не
поминай лихом!
Галчиха. Да, да, сын, точно… Как его звали-то? Много у меня ребят-то было, много. Генерала Быстрова
помните? Всех детей принимала.
—
Помни,
ребята, — объяснял Ермилов ученикам-солдатам, — ежели, к примеру, фихтуешь, так и фихтуй умственно, потому фихтование в бою есть вещь первая, а главное,
помни, что колоть неприятеля надо на полном выпаде в грудь, коротким ударом, и коротко назад из груди штык вырви…
Помни, из груди коротко назад, чтобы ён рукой не схватал… Вот так: р-раз — полный выпад и р-раз — назад. Потом р-раз — д-ва, р-раз — д-ва, ногой коротко притопни, устрашай его, неприятеля, р-раз — два!
— Погодите, братцы! — заговорил крестьянин в синем кафтане, — коли этот полоненник доподлинно не русской, так мы такую найдем улику, что ему и пикнуть неча будет. Не велика фигура, что он баит по-нашему: ведь французы на все смышлены, только бога-то не знают.
Помните ли,
ребята, ономнясь, как мы их сотни полторы в одно утро уходили, был ли хоть на одном из этих басурманов крест господень?
— Прощайте,
ребята, прощайте! — кричал Ермолай, размахивая в воздухе шапкой. — Не
поминайте лихом! Прощайте, братцы, прощайте, нас не забывайте!
— Небось не уйдет! — отвечал тот. — Ну, идемте,
ребята… мотри же, Антонушка, опростоволосишься, вот те Христос,
поминай как звали!..
Пришли бабы, пришли девки, пришли малые
ребята — все привалили
помянуть покойников за сытной обительской трапезой.
Спервоначалу девицы одна за другой подходили к Параше и получали из рук ее: кто платок, кто ситцу на рукава аль на передник. После девиц молодицы подходили, потом холостые парни: их дарили платками, кушаками, опоясками. Не остались без даров ни старики со старухами, ни подростки с малыми
ребятами. Всех одарила щедрая рука Патапа Максимыча:
поминали б дорогую его Настеньку, молились бы Богу за упокой души ее.
Нет его, да и только! Бабы говорят: «
ребята затащили», — мужики дерут
ребят за виски;
ребята говорят: «мамка скрала», — мужики
мнут мамке потылицу… Всем дела много, а нож все-таки не отыскивается.
Был он выпивши, ваше благородие, ничего не
помнил и даже отца по уху урезал, щеку себе напорол на сук спьяна-то, а двое наших
ребят — захотелось им, видишь, турецкого табаку — стали ему говорить, чтобы он с ними ночью в армяшкину лавку забрался, за табаком.
—
Ребята! — обратился он к солдатам. —
Помните, что ружье дано солдату затем, чтобы стрелять!.. Перед вами бунтовщики, поэтому будьте молодцами.
— Смотрите же,
ребята,
помните, о чем я вас прошу!
Катя
помнила их два года назад. Счастливая, милая семья на уютной своей дачке, с детками, нарядными и воспитанными. Он тогда служил акцизным ревизором в Курске. У нее — пушистые, золотые волосы вокруг веселого личика. Теперь — лицо старухи, на голове слежавшаяся собачья шерсть, движения вульгарные. Распущенные грязные
ребята с мокрыми носами, копоть и сор в комнатах, неубранные постели, невынесенная ночная посуда. И бешеные, злобные ссоры весь день.
— Не могу знать, а только я, как перед богом (Харламов протянул вперед себя руку и растопырил пальцы)… как перед истинным создателем. И время того не
помню, чтобы у меня свой топор был. Был у меня такой же, словно как будто поменьше, да сын потерял, Прохор. Года за два перед тем, как ему на службу идтить, поехал за дровами, загулял с
ребятами и потерял…
— Вяжите его,
ребята, — выпустил наконец Яков Григория Лукьяновича и поднялся с земли, — не глядите, что Скурлатович, бейте его в мою голову, но не до смерти, а так, чтобы
помнил он до самого смертного часа, как сметь ему даже мысль держать в подлой башке своей о княжне Прозоровской!
Вот за что,
ребята, вперед! И полюбить нужно эту работу, найти в ней счастье, поэзию и красоту, увидеть величайшую нашу гордость в том, чтоб работа наша была без брака, была бы ладная и быстрая.
Помните, товарищи, что в этих производственных боях мы завоевываем не условия для создания социализма, а уже самый социализм, не передовые там какие-нибудь позиции, а главную, основную крепость.