Около пяти столетий назад, когда работа в Операционном еще только налаживалась, нашлись глупцы, которые сравнивали Операционное с древней инквизицией, но ведь это так нелепо, как ставить на одну точку хирурга, делающего трахеотомию, и разбойника с большой дороги: у обоих в руках, быть может, один и тот же нож, оба делают одно и то же —
режут горло живому человеку.
Наконец нервное напряжение начинает ослабевать. Его заменяют усталость и скука. В шинели становится жарко, воротник давит шею, крючки
режут горло… Хочется сесть и сидеть, не поворачивая головы, точно на вокзале.
«В продолжение 20 лет все силы знания истощаются на изобретение орудий истребления, и скоро несколько пушечных выстрелов будет достаточно для того, чтобы уничтожить целое войско. [Книга эта издана год тому назад; за этот год выдумали еще десятки новых орудий истребления — новый, бездымный порох.] Вооружаются не как прежде несколько тысяч бедняков, кровь которых покупали за деньги, но теперь вооружены поголовно целые народы, собирающиеся
резать горло друг другу.
Неточные совпадения
Свежий ветер так и
режет ему лицо, за уши щиплет мороз, в рот и
горло пахнуло холодом, а грудь охватило радостью — он мчится, откуда ноги взялись, сам и визжит и хохочет.
— Ну, кума, режь-ка пополам
горло! Да легкого малость зацепи…
Володин показался ему страшным, угрожающим. Надо было защищаться. Передонов быстро выхватил нож, бросился на Володина и
резнул его по
горлу. Кровь хлынула ручьем.
Ниет, ниет. Никто бить. Я тебе, если циловать чузой китайцы будесь,
горло только буду
резать.
— Батюшка, как же так,
горло девчонке
резать? Да разве же это мыслимо? Она, глупая баба, согласилась. А моего согласия нету, нету. Каплями согласна лечить, а
горло резать не дам.
— Что ты! Не давай
резать! Что ты? Горло-то?!
Павла Павловича подводили к этому заведению две дамы совершенно пьяного; одна из дам придерживала его под руку, а сзади сопутствовал им один рослый и размашистый претендент, кричавший во все
горло и страшно грозивший Павлу Павловичу какими-то ужасами. Он кричал, между прочим, что тот его «эксплуатировал и отравил ему жизнь». Дело, кажется, шло о каких-то деньгах; дамы очень трусили и спешили. Завидев Вельчанинова, Павел Павлович кинулся к нему с распростертыми руками и закричал, точно его
резали...
Но в эту ночь Я весь был во власти Вандергуда. Что Мне человеческая кровь! Что Мне эта жидкая условность ихней жизни! Но Вандергуд был взволнован сумасшедшим Магнусом. Вдруг Я чувствую, — подумай! — что весь Я полон крови, как бычий пузырь, и пузырь этот так тонок и непрочен, что его нельзя кольнуть. Кольни здесь — она польется, тронь там — она захлещет! Вдруг Мне стало страшно, что в этом доме Меня убьют:
резнут по
горлу и, держа за ноги, выпустят кровь.
«Подлость какая! — чуть не вскричал он вслух. Ограбить девушку, оскорблять ее заочно, ни за что ни про что, ее возненавидеть, да еще полезть
резать ей
горло ножом сонной, у себя в доме!..»
И он
резнул себя по
горлу.
И если уж на то пошло, то предпочитаю остаться бараном, отсталой породой —
режьте, если вам угодно, вот мое
горло.