Неточные совпадения
Эта отчужденность с особенной яркостью почувствовалась им, когда в странноприимнице поселился какой-то купец, здоровый и молодой на вид, что называется — кровь с молоком. Вся
обитель точно встрепенулась, потому что, видимо, приехал свой человек,
родной. Он говорил громко, ходил решительными шагами и называл всех иноков по именам.
— Знаем, как они у вас у родных-то гостят!.. — опять усмехнулся Патап Максимыч и, отложив другую пачку, спросил сестру: — Много ль
обителей по другим скитам?
— Расскажи ты мне, Алексей Трифоныч, расскажи,
родной, как поживают они, мои ластушки, как времечко коротают красавицы мои ненаглядные? — пригорюнясь, спрашивала она гостя, сидевшего за большой сковородкой яичницы-глазуньи. — Как-то они, болезные мои, у батюшки в дому взвеселяются, поминают ли про нашу
обитель, про матушек да про своих советных подружек?
Только что воротились они в родительский дом от тетки
родной, матери Манефы, игуменьи одной из Комаровских
обителей.
— Прискорбно, не поверишь, как прискорбно мне, дорогой ты мой Василий Борисыч, — говорила ему Манефа. — Ровно я гоню тебя вон из
обители, ровно у меня и места ради друга не стало. Не поскорби,
родной, сам видишь, каково наше положение. Языки-то людские, ой-ой, как злы!.. Иная со скуки да от нечего делать того наплетет, что после только ахнешь. Ни с того ни с сего насудачат… При соли хлебнется, к слову молвится, а тут и пошла писать…
— Не мое дело, — ответила Таня, — а моей «сударыни». Благодетельница моя, мать
родная, может, слыхала ты про купчиху Масляникову, про Марью Гавриловну, что живет в Манефиной
обители?..
А на расходы Манефа деньги выдавала от имени ктитора
обители, брата своего
родного по плоти, скитского заступника и во всем оберегателя Патапа Максимыча.
Беглянка после мировой почасту гостит в
обители, живет там, как в
родной семье, получает от матерей вспоможение, дочерей отдает к ним же на воспитание, а если овдовеет, воротится на старое пепелище, в старицы пострижется и станет век свой доживать в
обители.
Выросла Фленушка в
обители под крылышком
родной матушки. Росла баловницей всей
обители, сама Манефа души в ней не слышала. Но никто, кроме игуменьи, не ведал, что строгая, благочестивая инокиня
родной матерью доводится резвой девочке. Не ведала о том и сама девочка.
— Да так-то оно так, сударыня, — сказала, взглянув на Марью Гавриловну и понизив голос, Манефа. — К тому только речь моя, что, живучи столько в
обители, ни смирению, ни послушанию она не научилась… А это маленько обидно. Кому не доведись, всяк осудить меня может: тетка-де
родная, а не сумела племянницу научить. Вот про что говорю я, сударыня.
От отца помнит он, как один из киевских князей Рюриковичей вступил в удельную усобицу с
родным своим дядей, взял его стол, сжег
обитель, церкви, срыл до основания город.
«Что,
родная, муки ада?
Что небесная награда?
С милым вместе — всюду рай;
С милым розно — райский край
Безотрадная
обитель.
Нет, забыл меня спаситель!» —
Так Людмила жизнь кляла,
Так творца на суд звала…
Вот уж солнце за горами;
Вот усыпала звездами
Ночь спокойный свод небес;
Мрачен дол, и мрачен лес.