Неточные совпадения
Случилось так: свекровь
Надула в уши свекору,
Что рожь
добрее родитсяИз краденых семян.
Г-жа Простакова. Как за что, мой батюшка! Солдаты такие
добрые. До сих пор волоска никто не тронул. Не прогневайся, мой батюшка, что урод мой вас прозевал. Отроду никого угостить не смыслит. Уж так рохлею
родился, мой батюшка.
Так думал молодой повеса,
Летя в пыли на почтовых,
Всевышней волею Зевеса
Наследник всех своих родных. —
Друзья Людмилы и Руслана!
С героем моего романа
Без предисловий, сей же час
Позвольте познакомить вас:
Онегин,
добрый мой приятель,
Родился на брегах Невы,
Где, может быть,
родились вы
Или блистали, мой читатель;
Там некогда гулял и я:
Но вреден север для меня.
— Н-да, так вот этот щедрословный человек внушал, конечно, «сейте разумное,
доброе» и прочее такое, да вдруг, знаете, женился на вдове одного адвоката, домовладелице, и тут, я вам скажу, в два года такой скучный стал, как будто и
родился и всю жизнь прожил в Орле.
Никаких понуканий, никаких требований не предъявляет Агафья Матвеевна. И у него не
рождается никаких самолюбивых желаний, позывов, стремлений на подвиги, мучительных терзаний о том, что уходит время, что гибнут его силы, что ничего не сделал он, ни зла, ни
добра, что празден он и не живет, а прозябает.
С наступлением весны он опять исчез. На этот раз хотя уж не удивлялись, но без тревоги не обошлось.
Родилось опасение, как бы его в качестве беспаспортного в Сибирь не угнали; чего
доброго, таким родом он и совсем для «господ» пропадет.
— Помилуй, пан голова! — закричали некоторые, кланяясь в ноги. — Увидел бы ты, какие хари: убей бог нас, и
родились и крестились — не видали таких мерзких рож. Долго ли до греха, пан голова, перепугают
доброго человека так, что после ни одна баба не возьмется вылить переполоху.
— О! зачем ты меня вызвал? — тихо простонала она. — Мне было так радостно. Я была в том самом месте, где
родилась и прожила пятнадцать лет. О, как хорошо там! Как зелен и душист тот луг, где я играла в детстве: и полевые цветочки те же, и хата наша, и огород! О, как обняла меня
добрая мать моя! Какая любовь у ней в очах! Она приголубливала меня, целовала в уста и щеки, расчесывала частым гребнем мою русую косу… Отец! — тут она вперила в колдуна бледные очи, — зачем ты зарезал мать мою?
— Тот, Роман,
добрый и спокойный. Лицо у него грустное, но не злое… Он
родился зрячим. А другой… Он очень страдает, — вдруг свернула она.
Ее
доброе большое лицо вздрагивало, глаза лучисто улыбались, и брови трепетали над ними, как бы окрыляя их блеск. Ее охмеляли большие мысли, она влагала в них все, чем горело ее сердце, все, что успела пережить, и сжимала мысли в твердые, емкие кристаллы светлых слов. Они все сильнее
рождались в осеннем сердце, освещенном творческой силой солнца весны, все ярче цвели и рдели в нем.
«
Родятся же на свете такие
добрые и хорошие люди!» — думал он, возвращаясь в раздумье на свою квартиру.
В таком именно положении очутилась теперь бедная Людмила: она отринулась от Ченцова ради нравственных понятий, вошедших к ней через ухо из той среды, в которой Людмила
родилась и воспиталась; ей хорошо помнилось, каким ужасным пороком мать ее, кротчайшее существо, и все их
добрые знакомые называли то, что она сделала.
Это было самое счастливое время моей жизни, потому что у Мальхен оказалось накопленных сто рублей, да, кроме того, Дарья Семеновна подарила ей две серебряные ложки. Нашлись и другие
добрые люди: некоторые из гостей — а в этом числе и вы, господин Глумов! — сложились и купили мне готовую пару платья. Мы не роскошествовали, но жили в таком согласии, что через месяц после свадьбы у нас
родилась дочь.
— Ну,
добро, старик, только смотри, коли ты меня морочишь, лучше бы тебе на свет не
родиться. Еще не выдумано, не придумано такой казни, какую я найду тебе!
А в нём незаметно, но всё настойчивее, укреплялось желание понять эти мирные дни, полные ленивой скуки и необъяснимой жестокости, тоже как будто насквозь пропитанной тоскою о чём-то. Ему казалось, что, если всё, что он видит и слышит, разложить в каком-то особом порядке, разобрать и внимательно обдумать, — найдётся
доброе объяснение и оправдание всему недоброму, должно
родиться в душе некое ёмкое слово, которое сразу и объяснит ему людей и соединит его с ними.
Природа создала его в одну из тех минут благодатной тишины, когда из материнского ее лона на всех льется мир и благоволение. В эти краткие мгновения во множестве
рождаются на свете люди не весьма прозорливые, но скромные и
добрые;
рождаются и, к сожалению, во множестве же и умирают… Но умные муниципии подстерегают уцелевших и, по достижении ими законного возраста, ходатайствуют об них перед начальством. И со временем пользуются плодами своей прозорливости, то есть бывают счастливы.
Добрые люди эти жили потому, что
родились, и продолжали жить по чувству самосохранения; какие тут цели да задние мысли…
Гражданка и мать, она думала о сыне и родине: во главе людей, разрушавших город, стоял ее сын, веселый и безжалостный красавец; еще недавно она смотрела на него с гордостью, как на драгоценный свой подарок родине, как на
добрую силу, рожденную ею в помощь людям города — гнезда, где она
родилась сама, родила и выкормила его.
Высокий дух державный.
Дай бог ему с Отрепьевым проклятым
Управиться, и много, много он
Еще
добра в России сотворит.
Мысль важная в уме его
родилась.
Не надобно ей дать остыть. Какое
Мне поприще откроется, когда
Он сломит рог боярству родовому!
Соперников во брани я не знаю;
У царского престола стану первый…
И может быть… Но что за чудный шум?
Услыхав, что ее сопернице угрожает это счастие, княгиня страшно и окончательно испугалась за самое себя; она, судя по собственным своим чувствам, твердо была убеждена, что как только
родится у князя от Елены ребенок, так он весь и навсегда уйдет в эту новую семью; а потому, как ни
добра она была и как ни чувствовала отвращение от всякого рода ссор и сцен, но опасность показалась ей слишком велика, так что она решилась поговорить по этому поводу с мужем серьезно.
— Вышибить надо память из людей. От неё зло растёт. Надо так: одни пожили — померли, и всё зло ихнее, вся глупость с ними издохла.
Родились другие; злого ничего не помнят, а
добро помнят. Я вот тоже от памяти страдаю. Стар, покоя хочу. А — где покой? В беспамятстве покой-то…
— Вот, тоже луга у вас. Место здесь потное,
доброе, только ума требует. А вы сеете-сеете, и все у вас кислица заместо тимофеевки
родится.
Приехавший вместе с нею дядя не переменил для молодой жены своих привычек. Сказавши несколько слов с моей матерью, он тут же в гостиной задремал на кресле. Помню, что через год после этого на мезонине Добро-Водского дома, я заглядывал в люльку моей кузины Любиньки, а через год или два
родилась ее сестра Анюта, Мужского потомства у дяди Ивана Неофитовича не было.
Татьяна. Надо ценить это… Он стар… он не виноват в том, что
родился раньше нас… и думает не так, как мы… (Раздражаясь.) Сколько жестокости в людях! Как все мы грубы, безжалостны… Нас учат любить друг друга… нам говорят: будьте
добрыми… будьте кротки…
Этот жених умный человек, по месту своего воспитания, потому что это высшее заведение, и должен быть
добрый человек, по семейству, в котором он
родился, а главное — состояние: пятьдесят душ незаложенных; это значит сто душ; дом как полная чаша; это я знаю, потому что у Василья Петровича бывал на завтраках; экипаж будет у тебя приличный; знакома ты можешь быть со всеми; будешь дамой, муж будет служить, а ты будешь веселиться; народятся дети, к этому времени тетка умрет: вот вам и на воспитание их.
— Где здесь божеское? — говорю. — Люди друг на друге сидят, друг у друга кровь сосут, всюду зверская свалка за кусок — где тут божеское? Где
доброе и любовь, сила и красота? Пусть молод я, но я не слеп
родился, — где Христос, дитя божие? Кто попрал цветы, посеянные чистым сердцем его, кем украдена мудрость его любви?
И я давно уже заметил это;
Но не хотел лишь беспокоить вас…
Повеса он большой, и пылкий малый,
С мечтательной и буйной головой.
Такие люди не служить
родились,
Но всем другим приказывать.
Не то, что мы: которые должны
Склоняться ежедневно в прахе,
Чтоб чувствовать ничтожество свое.
Стараясь
добрыми делами
Купить себе прощенье за грехи.
А что он сделал, должно ли мне знать?
Быть может, против церкви или короля —
Так мне не худо знать…
— Да, — отозвался другой собеседник, — но не будет ли еще лучше, если мы в эту ночь, когда
родился «Друг грешников», пожелаем «всем
добра и никому зла».
Иван Ильич стерег жену свою
По старому обычаю. Без лести
Сказать, он вел себя, как я люблю,
По правилам тогдашней старой чести.
Проказница ж жена (не утаю)
Читать любила жалкие романы
Или смотреть на светлый шар Дианы,
В беседке темной сидя до утра.
А месяц и романы до
добраНе доведут, — от них мечты
родятся…
А искушенью только бы добраться!
— Пять лет… шестой… — медленно проговорила игуменья и улыбнулась. — Это выходит — она в тот год
родилась, как ты в обитель вступила. Ну что ж! Бог благословит на
доброе дело.
Дочка еще была у Гаврилы Маркелыча — детище моленое, прошеное и страстно, до безумия любимое матерью. И отец до Маши ласков бывал, редко когда пожурит ее. Да правду сказать, и журить-то ее было не за что. Девочка росла умненькая,
добрая, послушная, а из себя такая красавица, каких на свете мало
родится. Заневестилась Марья Гавриловна, семнадцатый годок ей пошел, стал Гаврила Маркелыч про женихов думать-гадать.
Римский мудрец Сенека говорил, что всё, что мы видим, всё живое, всё это — одно тело: мы все, как руки, ноги, желудок, кости, — члены этого тела. Мы все одинаково
родились, все мы одинаково желаем себе
добра, все мы знаем, что нам лучше помогать друг другу, чем губить друг друга, и во всех нас заложена одна и та же любовь друг к другу. Мы, как камни, сложены в такой свод, что все сейчас же погибнем, если не будем поддерживать друг друга.
Лишь когда в нем
рождается ложная претензия и на то, что ему неприсуще, когда тем самым фактически опознается не только его мощь, но и немощь, ограниченность, тогда пробуждается «знание
добра и зла» в области власти.
— Тяжеленьки условия, Никита Федорыч, оченно даже тяжеленьки, — покачивая головой, говорил Марко Данилыч. — Этак, чего
доброго, пожалуй, и покупателей вам не найти… Верьте моему слову — люди мы бывалые, рыбное дело давно нам за обычай. Еще вы с Дмитрием-то Петровичем на свет не
родились, а я уж давно всю Гребновскую вдоль и поперек знал… Исстари на ней по всем статьям повелось, что без кредита сделать дела нельзя. Смотрите, не пришлось бы вам товар-от у себя на руках оставить.
— Дураком
родился, дураком и помрешь, — грозно вскрикнул Марко Данилыч и плюнул чуть не в самого Белянкина. — Что ж, с каждым из вас к маклеру мне ездить?.. Вашего брата цела орава — одним днем со всеми не управишься… Ведь вот какие в вас душонки-то сидят. Им делаешь
добро, рубль на рубль представляешь, а они: «Векселек!..» Честно, по-твоему, благородно?.. Давай бумаги да чернил, расписку напишу, а ты по ней хоть сейчас товаром получай. Яви приказчику на караване и бери с Богом свою долю.
«
Добро», которое тут проявляет Наташа, уж, конечно, не отрицается живою жизнью. Напротив, оно есть именно сама живая жизнь. И именно поэтому дико даже подумать, что душа Наташи живет —
добром. Каким
добром?! Наташа жизнью живет, а не
добром;
добро так же свободно и необходимо
родится у нее из жизни, как
родятся ее песни и радость. И вот то самое, что у Вареньки является вялым без запаха цветком, превращается в цветок свежий и душистый, как только что сорванный в лесу ландыш.
«Здоровый ребенок
родится на свет вполне удовлетворяя тем требованиям безусловной гармонии в отношении правды, красоты и
добра, которые мы носим в себе… Во всех веках и у всех людей ребенок представлялся образцом невинности, безгрешности,
добра, правды и красоты. Человек
родится совершенным — есть великое слово, сказанное Руссо, и слово это, как камень, останется твердым и истинным».
Но опять и опять следует подчеркнуть: голоса эти призывают не к
добру. К живой жизни они зовут, к полному, целостному обнаружению жизни, и обнаружение это довлеет само себе, в самом себе несет свою цель, — оно бесцельно. Из живой же жизни — именно потому, что она — живая жизнь, — само собою
родится благо, сама собою встает цель. «Каждая личность, — говорит Толстой в «Войне и мире», — носит в самой себе свои цели и между тем носит их для того, чтобы служить недоступным человеку целям общим».
Бог в аспекте Бога-Сына нисходит в бездну, в Ungrund, в глубину свободы, из которой
рождается зло, но из которой исходит и всякое
добро.
Идея второго
добра, или сверхдобра,
рождается не из равнодушия к злу, а из мучительного и глубокого переживания проблемы зла.
Только что сошел в преждевременную могилу А.Е.Мартынов, и заменить его было слишком трудно: такие дарования
родятся один — два на целое столетие. Смерть его была тем прискорбнее, что он только что со второй половины 50-х годов стал во весь рост и создал несколько сильных, уже драматических лиц в пьесах Чернышева, в драме По-техина «Чужое
добро впрок не идет» и, наконец, явился Тихоном Кабановым в «Грозе».
Отсюда
рождался утилитаризм в аскезе, утилитарно-сотериологическое понимание
добрых дел.
— Да… но тише… Не называйте ее по имени. Кто-нибудь может услыхать. Ведь она хорошая? Не правда ли? Так же
добра, как хороша собой. Она мне рассказывала про вас, про вашу жену Арину, про ребенка, который должен
родиться… Она будет крестить его… Егор, любите ли вы ее?..
— Мы живем не в том веке, когда могли
родиться Жанны д'Арк, а во времена более положительные. Удел наш не геройствовать, как она, не гоняться за подвигами, а быть
доброю дочерью, женою, матерью: это лучшее назначение наше.
Доброю, примерною дочерью ты и теперь; я уверена, что сделаешь счастье человека, которого полюбишь, будешь и прекрасной матерью.
— В сорочке ты, наверно,
родился,
добрый молодец, все по-твоему деется… Поговорил я с племянницей, и решили мы обручить вас с Ксенией до похода.