Неточные совпадения
И вот уже трещат морозы
И серебрятся средь полей…
(Читатель ждет уж рифмы
розы;
На, вот возьми ее скорей!)
Опрятней модного паркета
Блистает речка, льдом одета.
Мальчишек радостный народ
Коньками звучно режет лед;
На
красных лапках гусь тяжелый,
Задумав плыть по лону вод,
Ступает бережно на лед,
Скользит и падает; веселый
Мелькает, вьется первый снег,
Звездами падая на брег.
— Извольте, извольте, — промолвила она наконец и, нагнувшись к скамейке, принялась перебирать
розы. — Какую вам,
красную или белую?
Однажды, часу в седьмом утра, Базаров, возвращаясь с прогулки, застал в давно отцветшей, но еще густой и зеленой сиреневой беседке Фенечку. Она сидела на скамейке, накинув по обыкновению белый платок на голову; подле нее лежал целый пук еще мокрых от росы
красных и белых
роз. Он поздоровался с нею.
Главное начиналось, когда занавес снова исчезал и к рампе величественно подходила Алина Августова в белом, странно легком платье, которое не скрывало ни одного движения ее тела, с
красными розами в каштановых волосах и у пояса.
За чайным столом Орехова, часто отирая платком
красное, потное лицо, восхищалась деятельностью английских «суфражисток», восторженно рассказывала о своей встрече с Панкхерст, ее молча слушали
Роза Грейман и Тося, Шемякин сидел рядом с Тосей, посматривая на ее бюст, покручивая левый ус, изредка вставлял барским тоном, вполголоса...
В скромном, черном платье с кружевным воротником, с
красной розой у пояса, маленькая, точно подросток, Дуняша наполняла зал словами такими же простенькими, как она сама.
Бабушка с княгиней пила кофе, Райский смотрел на комнаты, на портреты, на мебель и на весело глядевшую в комнаты из сада зелень; видел расчищенную дорожку, везде чистоту, чопорность, порядок: слушал, как во всех комнатах попеременно пробили с полдюжины столовых, стенных, бронзовых и малахитовых часов; рассматривал портрет косого князя, в
красной ленте, самой княгини, с белой
розой в волосах, с румянцем, живыми глазами, и сравнивал с оригиналом.
…Зачем же воспоминание об этом дне и обо всех светлых днях моего былого напоминает так много страшного?.. Могилу, венок из темно-красных
роз, двух детей, которых я держал за руки, факелы, толпу изгнанников, месяц, теплое море под горой, речь, которую я не понимал и которая резала мое сердце… Все прошло!
Один раз купил он целый букет прелестнейших
роз, белых и
красных, куда-то далеко ходил за ними и принес своей Нелличке…
— Нет, теперь все прошло, — отвечала она и сорвала небольшую
красную розу. — Я немножко устала, но и это пройдет.
— Да, я потом вас позову, — сказала Вера и сейчас же вынула из маленького бокового кармана кофточки большую
красную розу, подняла немного вверх левой рукой голову трупа, а правой рукой положила ему под шею цветок.
Вечер, посвященный Акакию Церетели. Группа студентов при входе в зал подносит букет из
роз своему товарищу, студентке, переводчице поэта, и два депутата, в
красных черкесках, провожают ее до кресла.
— Ах, сколько
роз…
красные, желтые, белые, розовые!
Но, сознаюсь, вполне сознаюсь, не мог бы я изобразить всего торжества — той минуты, когда сама царица праздника, Клара Олсуфьевна,
краснея, как вешняя
роза, румянцем блаженства и стыдливости, от полноты чувств упала в объятия нежной матери, как прослезилась нежная мать и как зарыдал при сем случае сам отец, маститый старец и статский советник Олсуфий Иванович, лишившийся употребления ног на долговременной службе и вознагражденный судьбою за таковое усердие капитальцем, домком, деревеньками и красавицей дочерью, — зарыдал, как ребенок, и провозгласил сквозь слезы, что его превосходительство благодетельный человек.
Но она не договорила. Она сначала отвернула от меня свое личико,
покраснела, как
роза, и вдруг я почувствовал в моей руке письмо, по-видимому уже давно написанное, совсем приготовленное и запечатанное. Какое-то знакомое, милое, грациозное воспоминание пронеслось в моей голове.
— Войдите ж, войдите, — примолвил он, наконец, — войдите, драгоценнейший Василий Михайлович, осените прибытием и положите печать… на все эти обыкновенные предметы… — проговорил Ярослав Ильич, показав рукой в один угол комнаты,
покраснев, как махровая
роза, сбившись, запутавшись в сердцах на то, что самая благородная фраза завязла и лопнула даром, и с громом подвинул стул на самую средину комнаты.
Когда в дуги твои сребристы
Глядится
красная заря,
Какие пурпуры огнисты
И
розы пламенны, горя,
С паденьем вод твоих катятся!
Мы молчали, каждая думая про себя… Княжна нервно пощипывала тоненькими пальчиками запекшиеся губы… Я слышала, как тикали часы в соседней комнате да из сада доносились резкие и веселые возгласы гулявших институток. На столике у кровати пышная
красная роза издавала тонкий и нежный аромат.
Иван Алексеич студентом и еще не так давно, в «эпоху» Лоскутного, частенько захаживал сюда с компанией. Он не бывал тут больше двух лет. Но ничто, кажется, не изменилось. Даже
красный полинялый сундук, обитый жестью, стоял все на том же месте. И другой, поменьше, — в лавке рядом, с боками в букетах из
роз и цветных завитушек. И так же неудобно идти по покатому полу, все так же натыкаешься на ящики, рогожи, доски.
— О! да я его вижу сквозь сучья; он кивает мне головой, добрый старик! Здорово, здорово!.. Ступай же к нему, Розхен, и скажи, чтобы он, как скоро увидит
красный значок Немого на высоте креста, тотчас выстрелил из ружья по воздуху и немедленно воротился домой. Прощай, милое дитя! Бог и ангелы Его с тобою: да избавят они тебя от злого искушения!.. Но ты побледнела,
Роза. Не дурно ли тебе от беганья и жару?
Среди венков, украшавших гроб г-жи NN, был один, привлекавший общие взоры своей оригинальной формой: это была красиво сплетенная решетка из кроваво-красных
роз. И надпись на венке гласила: «От неизвестного друга. Отдохни, усталое сердце».