Неточные совпадения
И долго с бурными
волнамиБоролся опытный гребец,
И скрыться вглубь меж их
рядамиВсечасно с дерзкими пловцами
Готов был челн — и наконец
Достиг он берега.
Передние
ряды, должно быть, наткнулись на что-то, и по толпе пробежала
волна от удара, люди замедлили шаг, попятились.
Удобовпечатлимые, искренно молодые, мы легко были подхвачены мощной
волной его и рано переплыли тот рубеж, на котором останавливаются целые
ряды людей, складывают руки, идут назад или ищут по сторонам броду — через море!
Но снова в памяти унылой
Ряд урн надгробных и камней
И насыпь свежая могилы
В цветах и листьях, и над ней,
Дыханью осени послушна, —
Кладбища сторож вековой, —
Сосна качает равнодушно
Зелено-грустною главой,
И
волны, берег омывая,
Бегут, спешат, не отдыхая.
Ряды мельниц подымали на тяжелые колеса свои широкие
волны и мощно кидали их, разбивая в брызги, обсыпая пылью и обдавая шумом окрестность.
Рядом с ним всегда грязный двор, дом посреди площади заново выкрашен. Здесь когда-то был трактир «
Волна» — пригон шулеров, аферистов и «деловых ребят».
Точно маленькая щепочка, лодка наша металась среди яростных
волн. Порой казалось, что она бросается вперед, то будто стоит на месте. Стало совсем темно. С трудом можно было рассмотреть, что делается
рядом. Как автомат, не отдавая себе отчета, я откачивал воду из лодки и мало беспокоился о том, что она не убывала.
Он и сам залез было в воду по брюхо и два-три раза лакнул ее языком. Но соленая вода ему не понравилась, а легкие
волны, шуршавшие о прибрежный гравий, пугали его. Он выскочил на берег и опять принялся лаять на Сергея. «К чему эти дурацкие фокусы? Сидел бы у берега,
рядом со стариком. Ах, сколько беспокойства с этим мальчишкой!»
Аудиториум. Огромный, насквозь просолнечный полушар из стеклянных массивов. Циркулярные
ряды благородно шарообразных, гладко остриженных голов. С легким замиранием сердца я огляделся кругом. Думаю, я искал: не блеснет ли где над голубыми
волнами юниф розовый серп — милые губы О. Вот чьи-то необычайно белые и острые зубы, похоже… нет, не то. Нынче вечером, в 21, О придет ко мне — желание увидеть ее здесь было совершенно естественно.
Но здесь, как соскочившая на полном ходу гайка, от наших
рядов оторвалась тонкая, упруго-гибкая женская фигура и с криком: «Довольно! Не сметь!» — бросилась прямо туда, в четырехугольник. Это было — как метеор — 119 лет назад: вся прогулка застыла, и наши
ряды — серые гребни скованных внезапным морозом
волн.
Это было вчера. Побежал туда и целый час, от 16 до 17, бродил около дома, где она живет. Мимо,
рядами, нумера. В такт сыпались тысячи ног, миллионноногий левиафан, колыхаясь, плыл мимо. А я один, выхлестнут бурей на необитаемый остров, и ищу, ищу глазами в серо-голубых
волнах.
Миром веяло от сосен, стройных, как свечи, вытопившаяся смола блестела золотом и янтарём, кроны их, благословляя землю прохладною тенью, горели на солнце изумрудным пламенем. Сквозь
волны зелени сияли главы церквей, просвечивало серебро реки и рыжие полосы песчаных отмелей. Хороводами спускались вниз
ряды яблонь и груш, обильно окроплённых плодами, всё вокруг было ласково и спокойно, как в добром сне.
Между тем стало если не светлеть, то яснее видно.
Волны отсвечивали темным стеклом. Уж я хотел обратиться с целым
рядом естественных и законных вопросов, как женщина спросила...
Все было кончено.
Волны уже отнесли шлюпку от корабля так, что я видел, как бы через мостовую,
ряд круглых освещенных окон низкого дома.
Я оттолкнулся, и нас отнесло
волной. Град насмешек полетел с палубы. Они были слишком гнусны, чтобы их повторять здесь. Голоса и корабельные огни отдалились. Я машинально греб, смотря, как судно, установив паруса, взяло ход. Скоро его огни уменьшились, напоминая
ряд искр.
А знакомый с детства церковный мотив разрастался и широкой
волной покрыл всю платформу, — пел стоявший
рядом купец, пел официант с салфеткой подмышкой, пела Федосья…
Послушай! что за шум?
Народ завыл, там падают, что
волны,
За
рядом ряд… еще… еще… Ну, брат,
Дошло до нас; скорее! на колени!
Тетка, ничего не понимая, подошла к его рукам; он поцеловал ее в голову и положил
рядом с Федором Тимофеичем. Засим наступили потемки… Тетка топталась по коту, царапала стенки чемодана и от ужаса не могла произнести ни звука, а чемодан покачивался, как на
волнах, и дрожал…
— Дай бог тебе счастье, если ты веришь им обоим! — отвечала она, и рука ее играла густыми кудрями беспечного юноши; а их лодка скользила неприметно вдоль по реке, оставляя белый змеистый след за собою между темными
волнами; весла, будто крылья черной птицы, махали по обеим сторонам их лодки; они оба сидели
рядом, и по веслу было в руке каждого; студеная влага с легким шумом всплескивала, порою озаряясь фосфорическим блеском; и потом уступала, оставляя быстрые круги, которые постепенно исчезали в темноте; — на западе была еще красная черта, граница дня и ночи; зарница, как алмаз, отделялась на синем своде, и свежая роса уж падала на опустелый берег <Суры>; — мирные плаватели, посреди усыпленной природы, не думая о будущем, шутили меж собою; иногда Юрий каким-нибудь движением заставлял колебаться лодку, чтоб рассердить, испугать свою подругу; но она умела отомстить за это невинное коварство; неприметно гребла в противную сторону, так что все его усилия делались тщетны, и челнок останавливался, вертелся… смех, ласки, детские опасения, всё так отзывалось чистотой души, что если б демон захотел искушать их, то не выбрал бы эту минуту...
Ночь на 12 августа была особенно неприветлива: дождь лил как из ведра, ветер со стоном и воем метался по улице, завывал в трубе и рвал с петель ставни у окон; где-то скрипели доски, выла мокрая собака, и глухо шумела вода в пруде, разбивая о каменистый берег
ряды мутных пенившихся
волн.
Весь цирк, сверху донизу наполненный людьми, был точно залит сплошной черной
волной, на которой, громоздясь одно над другим, выделялись правильными
рядами белые круглые пятна лиц.
Я взглянул, и на меня пахнуло давно прошедшим. Книга была издания 60-х годов, полуспециального содержания по естествознанию. Она целиком принадлежала тому общественному настроению, когда молодое у нас изучение природы гордо выступало на завоевание мира. Мир остался незавоеванным, но из-под схлынувшей свежей
волны взошло все-таки много побегов. Между прочим, движение это дало нам немало славных имен. Одно из этих имен — хотя, быть может, и не из первых
рядов — стояло на обложке книги.
Больше говорить не хотелось, да и не было надобности, — мы понимали друг друга. На нас глядели и говорили за нас темные стены, углы, затканные паутиной, крепко запертая дверь… В окно врывались
волны миазмов, и некуда было скрыться. Сколько-то нам придется прожить здесь: неделю, две?.. Нехорошо, скверно! А ведь вот тут,
рядом, наши соседи живут не одну неделю и не две. Да и в этой камере после нас опять водворится жилец на долгие месяцы, а может, и годы…
В этот день даже чайки истомлены зноем. Они сидят
рядами на песке, раскрыв клювы и опустив крылья, или же лениво качаются на
волнах без криков, без обычного хищного оживления.
Несколько больших лодок и одна маленькая стояли в
ряд на песке,
волны, взбегая на берег, точно манили их к себе.
Стихи длинные, и начала я высоко, сколько руки достало, но стихи, по опыту знаю, такие длинные, что никакой скалы не хватит, а другой, такой же гладкой,
рядом — нет, и все же мельчу и мельчу буквы, тесню и тесню строки, и последние уже бисер, и я знаю, что сейчас придет
волна и не даст дописать, и тогда желание не сбудется — какое желание? — ах, К Морю! — но, значит, уже никакого желания нет? но все равно — даже без желания! я должна дописать до
волны, все дописать до
волны, а
волна уже идет, и я как раз еще успеваю подписаться...
Он провел по нем ладонью и засмеялся тоже. Когда он смеялся, он словно захлебывался, раскрывал широко рот, закрывал глаза, а по лбу пробегали морщины снизу вверх, в три
ряда, как
волны.
За кормой, торопливо догоняя ее, бежали
ряды длинных, широких
волн; белые курчавые гребни неожиданно вскипали на их мутно-зеленой вершине и, плавно опустившись вниз, вдруг таяли, точно прятались под воду.
Господин Прохарчин бежал, бежал, задыхался…
рядом с ним бежало тоже чрезвычайно много людей, и все они побрякивали своими возмездиями в задних карманах своих кургузых фрачишек; наконец весь народ побежал, загремели пожарные трубы, и целые
волны народа вынесли его почти на плечах на тот самый пожар, на котором он присутствовал в последний раз вместе с попрошайкой-пьянчужкой.
Сперва все четыре бота неслись почти
рядом. Но вот один из них выделился вперед и подлетел к корвету. В одно мгновение лоцман схватился рукой за трап и уже поднимался на корвет, а бот, круто повернувшись, уже мчался назад, ныряя в
волнах.
Тут же
рядом с Корольковым расписался какой-то местный мечтатель и еще добавил: „На берегу пустынных
волн стоял он, дум великих полн“.
Там, между улицами, паслись стада, блистали подчас
ряды косцов, мелькали жницы в
волнах жатвы, кричали перепел и коростель, соловей заливался в пламенных песнях и стон зарезанного умирал, неуслышанный.
Большие черные глаза Полины застенчиво и нерешительно заглянули в добрые глаза молодой гувернантки. И снова горячая
волна жалости хлынула в сердце Даши. Эти бедные девочки были, действительно, не виноваты ни в чем. Безалаберная жизнь в доме, излишнее баловство матери и
рядом с ним грубое отношение к ним сестры и брата, — все это не могло способствовать развитию добрых начал в маленьких душах.
С неприятельских судов (из которых одно была четырнадцатипушечная шнява [Шнява — двухмачтовое морское судно.] «Астрель», а другое — десятипушечный адмиральский бот «Гедан») заметили русские лодки, с двух сторон по
волнам скачущие прямо на них дружно, правильно, как
ряды искусной конницы.
День был прекрасный; все в природе улыбалось и ликовало появлению лета: и ручьи, играющие в лучах солнца, все в золоте и огне, и ветерок, разносящий благовоние с кудрей дерев, и
волны бегущей жатвы, как переливы вороненой стали на
рядах скачущей конницы, и хоры птиц, на разный лад и все во славу единого.
То протягиваются они в прямой цепи, подобно
волнам, которых
ряды гонит дружно умеренный ветер; то свивают эту цепь кольцом, захватывая между себя зеленую долину или служа рамой зеркальному озеру, в котором облачка мимолетом любят смотреться; то встают гордо, одинокие, в пространной равнине, как боец, разметавший всех противников своих и оставшийся один господином поприща; то пересекают одна другую, забегают и выглядывают одна за другой, высятся далее и далее амфитеатром и, наконец, уступают первенство исполину этих мест, чернеющему Тейфельсбергу.
Как последний седьмой вал, разбивающий корабли, взмыла из задних
рядов эта последняя неудержимая
волна, донеслась до передних, сбила их и поглотила всё.
Другая еще сильнейшая
волна взмыла по народу и, добежав до передних
рядов,
волна эта сдвинула передних и шатая поднесла к самым ступеням крыльца. Высокий малый, с окаменелым выражением лица и с остановившеюся поднятою рукой, стоял
рядом с Верещагиным.