Неточные совпадения
Со всех сторон горы неприступные, красноватые скалы, обвешанные зеленым плющом и увенчанные купами чинар,
желтые обрывы, исчерченные промоинами, а там высоко-высоко золотая бахрома снегов, а внизу Арагва, обнявшись с другой безыменной речкой, шумно вырывающейся из черного, полного мглою ущелья, тянется серебряною нитью и
сверкает, как змея своею чешуею.
Теперь Клим видел лицо Диомидова, видел его синеватые глаза, они
сверкали ожесточенно,
желтые усы сердито шевелились, подбородок дрожал.
Его не слушали. Рассеянные по комнате люди, выходя из сумрака, из углов, постепенно и как бы против воли своей, сдвигались к столу. Бритоголовый встал на ноги и оказался длинным, плоским и по фигуре похожим на Дьякона. Теперь Самгин видел его лицо, — лицо человека, как бы только что переболевшего какой-то тяжелой, иссушающей болезнью, собранное из мелких костей, обтянутое старчески
желтой кожей; в темных глазницах
сверкали маленькие, узкие глаза.
— Это — ее! — сказала Дуняша. — Очень богатая, — шепнула она, отворяя тяжелую дверь в магазин, тесно набитый церковной утварью. Ослепительно
сверкало серебро подсвечников, сияли золоченые дарохранильницы за стеклами шкафа, с потолка свешивались кадила; в белом и
желтом блеске стояла большая женщина, туго затянутая в черный шелк.
Впереди, на черных холмах,
сверкали зубастые огни трактиров; сзади, над массой города, развалившейся по невидимой земле, колыхалось розовато-желтое зарево. Клим вдруг вспомнил, что он не рассказал Пояркову о дяде Хрисанфе и Диомидове. Это очень смутило его: как он мог забыть? Но он тотчас же сообразил, что вот и Маракуев не спрашивает о Хрисанфе, хотя сам же сказал, что видел его в толпе. Поискав каких-то внушительных слов и не найдя их, Самгин сказал...
В отдаленье темнеют леса,
сверкают пруды,
желтеют деревни; жаворонки сотнями поднимаются, поют, падают стремглав, вытянув шейки торчат на глыбочках; грачи на дороге останавливаются, глядят на вас, приникают к земле, дают вам проехать и, подпрыгнув раза два, тяжко отлетают в сторону; на горе, за оврагом, мужик пашет; пегий жеребенок, с куцым хвостиком и взъерошенной гривкой, бежит на неверных ножках вслед за матерью: слышится его тонкое ржанье.
Порывистый ветер быстро мчался мне навстречу через
желтое, высохшее жнивье; торопливо вздымаясь перед ним, стремились мимо, через дорогу, вдоль опушки, маленькие, покоробленные листья; сторона рощи, обращенная стеною в поле, вся дрожала и
сверкала мелким сверканьем, четко, но не ярко; на красноватой траве, на былинках, на соломинках — всюду блестели и волновались бесчисленные нити осенних паутин.
— Батюшка, Аркадий Павлыч, — с отчаяньем заговорил старик, — помилуй, заступись, — какой я грубиян? Как перед Господом Богом говорю, невмоготу приходится. Невзлюбил меня Софрон Яковлич, за что невзлюбил — Господь ему судья! Разоряет вконец, батюшка… Последнего вот сыночка… и того… (На
желтых и сморщенных глазах старика
сверкнула слезинка.) Помилуй, государь, заступись…
Я выбежал в кухню; окно на двор
сверкало, точно золотое; по полу текли-скользили
желтые пятна; босой дядя Яков, обувая сапоги, прыгал на них, точно ему жгло подошвы, и кричал...
Те же поля, те же степные виды; стертые подковы пристяжных попеременно
сверкают сквозь волнистую пыль; рубаха ямщика,
желтая, с красными ластовицами, надувается от ветра…
— Ну, расходись, сволочь! — глухо говорил он. Сквозь густые волосы на его лице
сверкали крупные
желтые зубы. Люди расходились, ругая его трусливо воющей руганью.
Все ближе сдвигались люди красного знамени и плотная цепь серых людей, ясно было видно лицо солдат — широкое во всю улицу, уродливо сплюснутое в грязно-желтую узкую полосу, — в нее были неровно вкраплены разноцветные глаза, а перед нею жестко
сверкали тонкие острия штыков. Направляясь в груди людей, они, еще не коснувшись их, откалывали одного за другим от толпы, разрушая ее.
Я кинулся к нему, как к родному, прямо на лезвия — что-то о бессоннице, снах, тени,
желтом мире. Ножницы-губы
сверкали, улыбались.
Это было уже следующей ночью, и на другом берегу реки на огромном расстоянии разлегся город и тихо пламенел и
сверкал синими, белыми,
желтыми огнями.
В первый день пасхи он пошёл на кладбище христосоваться с Палагою и отцом. С тихой радостью увидел, что его посадки принялись: тонкие сучья берёз были густо унизаны почками, на концах лап сосны дрожали
жёлтые свечи,
сверкая на солнце золотыми каплями смолы. С дёрна могилы робко смотрели в небо бледно-лиловые подснежники, качались атласные звёзды первоцвета, и уже набухал
жёлтый венец одуванчика.
Сухобаев,
жёлтый со зла,
сверкал глазами и, усмехаясь, ядовито говорил...
Ярко рдеет белесое окуровское небо; огромные комья сизых туч разорваны огненными ручьями
жёлтых и пурпуровых красок, в густом дыме вспыхивает и гаснет кровавое пламя, струится,
сверкает расплавленное золото.
Обыкновенно он сидел среди комнаты за столом, положив на него руки, разбрасывал по столу свои длинные пальцы и всё время тихонько двигал ими, щупая карандаши, перья, бумагу; на пальцах у него разноцветно
сверкали какие-то камни, из-под чёрной бороды выглядывала
жёлтая большая медаль; он медленно ворочал короткой шеей, и бездонные, синие стёкла очков поочерёдно присасывались к лицам людей, смирно и молча сидевших у стен.
Шёл дождь и снег, было холодно, Евсею казалось, что экипаж всё время быстро катится с крутой горы в чёрный, грязный овраг. Остановились у большого дома в три этажа. Среди трёх рядов слепых и тёмных окон
сверкало несколько стёкол, освещённых изнутри
жёлтым огнём. С крыши, всхлипывая, лились ручьи воды.
Иванов онемел на мгновение, потом получил дар слова и, тыча пальцем в открытый ящик, где
сверкали беленькие головки в
желтых опилках, сказал...
Слева
сверкал камин литого серебра с узором из малахита, а стены, от карниза до пола, скрывал плющ, пропуская блеск овальных зеркал ковром темно-зеленых листьев; внизу, на золоченой решетке, обходящей три стены, вился
желтый узор роз.
В его глазах, провалившихся в темные ямы,
сверкала гордость маниака, счастливого сознанием своего величия. Изредка к нему приходил маленький горбатый уродец, с вывернутой ногою, в сильных очках на распухшем носу, седоволосый, с хитрой улыбкой на
желтом лице скопца. Они плотно прикрывали дверь и часами сидели молча, в странной тишине. Только однажды, поздно ночью, меня разбудил хриплый яростный крик математика...
В белых изразцах печи
сверкал отдушник и тоже как будто кружился, бросая
желтые лучи.
Я дал ему папиросу и вышел на крыльцо. Из-за лесу подымалось уже солнце. С «Камня» над логом снимались ночные туманы и плыли на запад, задевая за верхушки елей и кедров. На траве
сверкала роса, а в ближайшее окно виднелись
желтые огоньки восковых свечей, поставленных в изголовье мертвого тела.
Всюду вокруг стояли мощные стволы старых, дуплистых лип, к ним подсажены молодые деревья, в густой траве
сверкали цветы, там и тут возвышались красные и
жёлтые крыши разнообразных ульев, а людей не видно было, и действительно думалось, что всё это устроил один Будилов. Где-то неподалёку шипела вода, на дворе, за домом, тихонько взвизгивал и охал насос, чуть слышно бормотал гнусавый старческий голос.
Вдали по
желтым, мертвым волнам песка двигалась маленькая, темная человеческая фигурка; справа от нее
сверкало на солнце веселое, могучее море, а слева, вплоть до горизонта, лежали пески — однообразные, унылые, пустынные. Яков посмотрел на одинокого человека и, заморгав глазами, полными обиды и недоумения, крепко потер себе грудь обеими руками…
Мальчик опять дернул деда за рукав, и его лицо уже совершенно преобразилось. Глаза
сверкали, губы улыбались, на бледно-желтых щеках, казалось, проступал румянец.
Тут стоячее болото было жиже, промеж зеленой осоки и пышных ярко-желтых купавок [Водяной лапушник, Nimphea.]
сверкали глубокие лужи, как пеной подернутые железною ржавчиной.
Они втроем пошли по дороге навстречу ветру. На юге
сверкали яркие зигзаги молний, гром доносился громко, но довольно долго спустя после молний. Далеко на дороге, на свинцовом фоне неба бился под ветром легкий светло-желтый шарф на голове Тани и ярко пестрели красная и синяя рубашки Сергея и Шеметова.
Она начинает класть земные поклоны и твердит одно и то же, одно и то же по сто раз подряд. И глаза ее лихорадочно
сверкают в полутьме комнаты, и губы кривятся на бледно-желтом лице.
Августовское солнце
сверкало. Машина подлетала уже к Петровскому парку. Вдоль кустов
желтой акации при дороге во весь опор мчался молодой доберман-пинчер, как будто хотел догнать кого-то. Вдруг оглянулся на их машину, придержал бег, выровнялся с машиною, взглянул на сидевших в машине молодыми, ожидающими глазами, коротко лаянул и ринулся вперед.
И солнце победительно
сверкало,
желтели на синеве неба кое-где еще не опавшие листья клена.