Неточные совпадения
Самгин
свернул на Сергиевскую, пошел тише. Здесь,
на этой
улице, еще недавно, контуженые, раненые солдаты учили новобранцев, кричали...
Он не скоро заметил, что люди слишком быстро уступают ему дорогу, а некоторые, приостанавливаясь, смотрят
на него так, точно хотят догадаться: что же он будет делать теперь? Надел шляпу и пошел тише,
свернув в узенькую, слабо освещенную
улицу.
Филофей задергал вожжами, закричал тонким-тонким голосом: «Эх вы, махонькие!» — братья его подскочили с обеих сторон, подстегнули под брюхо пристяжных — и тарантас тронулся,
свернул из ворот
на улицу; кудластый хотел было махнуть к себе
на двор, но Филофей образумил его несколькими ударами кнута — и вот мы уже выскочили из деревни и покатили по довольно ровной дороге, между сплошными кустами густого орешника.
Мы спустились в город и,
свернувши в узкий, кривой переулочек, остановились перед домом в два окна шириною и вышиною в четыре этажа. Второй этаж выступал
на улицу больше первого, третий и четвертый еще больше второго; весь дом с своей ветхой резьбой, двумя толстыми столбами внизу, острой черепичной кровлей и протянутым в виде клюва воротом
на чердаке казался огромной, сгорбленной птицей.
Другая кладбищенская
улица круто
сворачивала около нашего переулка влево. Она вела
на кладбища — католическое и лютеранское, была широка, мало заселена, не вымощена и покрыта глубоким песком. Траурные колесницы здесь двигались тихо, увязая по ступицы в чистом желтом песке, а в другое время движения по ней было очень мало.
Тогда свистовые взяли с
улицы бревно, поддели им
на пожарный манер под кровельную застреху да всю крышу с маленького домика сразу и
своротили.
До самого кладбища проводили девушки свою умершую подругу. Дорога туда шла как раз пересекая въезд
на Ямскую
улицу. Можно было бы
свернуть по ней налево, и это вышло бы почти вдвое короче, но по Ямской обыкновенно покойников не возили.
Начался городской выгон,
на котором паслись коровы, дощатый тротуар вдоль забора, шаткие мостики через ручейки и канавы. Потом он
свернул на Ямскую. В доме Анны Марковны все окна были закрыты ставнями с вырезными посредине отверстиями в форме сердец. Также быЛи закрыты и все остальные дома безлюдной
улицы, опустевшей точно после моровой язвы. Со стесненным сердцем Лихонин потянул рукоятку звонка.
Потом тщательно
свернул толстую синюю обертку, под сюртуком вынес ее в переднюю и там положил в карман в пальто, чтобы
на улице выбросить и таким способом уничтожить следы.
Домой идти ему не хотелось, —
на душе было тяжко, немощная скука давила его. Он шёл медленно, не глядя ни
на кого, ничем не интересуясь, не думая. Прошёл одну
улицу, механически
свернул за угол, прошёл ещё немного, понял, что находится неподалёку от трактира Петрухи Филимонова, и вспомнил о Якове. А когда поравнялся с воротами дома Петрухи, то ему показалось, что зайти сюда нужно, хотя и нет желания заходить. Поднимаясь по лестнице чёрного крыльца, он услыхал голос Перфишки...
Известно, что человек, заблудившийся в незнакомой части города, особенно ночью, никак не может идти прямо по
улице; его поминутно подталкивает какая-то неведомая сила непременно
сворачивать во все встречающиеся
на пути
улицы и переулки.
Далеко
на середине знакомо светлело: там угол, где
сворачивать на их
улицу, и
на углу, светя
на обе
улицы, помещается Самсонычева лавка.
Вначале сквозь опущенные густые занавески в окнах пробивался голубоватый электрический свет; потом вдруг, после одного поворота потемнело, и только по этому можно было догадаться, что они
свернули на глухие окраинные
улицы и приближаются к С-скому вокзалу.
Он выбежал
на улицу, пробежал ее до конца,
свернул в переулок и очутился у подъезда небольшого здания неприятной архитектуры. Серый человек, косой и мрачный, глядя не
на Короткова, а куда-то в сторону, спросил...
Я
свернул на Мотякинскую
улицу, потом
на Серебрянку.
Александра Михайловна
свернула в боковую
улицу. Здесь было тише. Еще сильнее, чем всегда, она ощущала в теле что-то тоскливо сосущее; чего-то хотелось, что-то было нужно, а что, — Александра Михайловна не могла определить. И она думала, от чего это постоянное чувство, — от голода ли, от не дававших покоя дум, или оттого, что жить так скучно и скверно?
На углу тускло светил фонарь над вывескою трактира.
На Невском мы расстаемся. Саня Орлова, в сопровождении Коршунова, Берегового и Рудольфа, идут пешком
на Васильевский Остров. С ними до конки
на Петербургскую Сторону шагает веселая хохотунья Маруся.
На Михайловской
улице в другую конку сядет моя Ольга и поедет к Смольному, где ютится у своей одинокой тетки, которая служит в канцелярии богадельни за жалкие гроши. Денисов и Федя Крымов провожают меня до своей кухмистерской. Затем я
сворачиваю к себе в Кузнечный, а они идут «насыщаться» копеечным обедом.
Свернем с главной артерии столицы — Невского проспекта —
на Николаевскую
улицу и, добравшись до Колокольной, войдем в один из пятиэтажных домов этой
улицы, в квартиру третьего этажа,
на двери которой, выходящей
на парадную лестницу, прибита металлическая доска, с надписью выпуклыми буквами: «М. Н. Строева».
Карета катилась по Литейной, и
свернув по Симеоновскому переулку, проехала Симеоновский мост, часть Караванной, Большую Итальянскую, выехала
на Невский проспект. Быстро домчавшись до Большой Морской, и проехав часть этой
улицы, повернула
на Гороховую и остановилась у второго подъезда налево.
Они счастливо миновали двор, выбежали за ворота и пустились бегом по
улице, но вдали показались бегущие им навстречу толпы народа и они были принуждены
свернуть в переулок, оканчивающийся густою рощею. Чтобы схорониться хотя
на время, они вбежали в самую чащу.