Неточные совпадения
Кучера при этом звуке быстро прятали трубки за сапоги, потому что она больше всего на
свете боялась
пожара и куренье табаку относила — по этой причине — к большим порокам.
При
свете зарева
пожаров видны были мачты наших утопающих кораблей, которые медленно глубже и глубже уходили в воду.
Но сие беззаконное действие распавшейся натуры не могло уничтожить вечного закона божественного единства, а должно было токмо вызвать противодействие оного, и во мраке духом злобы порожденного хаоса с новою силою воссиял
свет божественного Логоса; воспламененный князем века сего великий всемирный
пожар залит зиждительными водами Слова, над коими носился дух божий; в течение шести мировых дней весь мрачный и безобразный хаос превращен в светлый и стройный космос; всем тварям положены ненарушимые пределы их бытия и деятельности в числе, мере и весе, в силу чего ни одна тварь не может вне своего назначения одною волею своею действовать на другую и вредить ей; дух же беззакония заключен в свою внутреннюю темницу, где он вечно сгорает в огне своей собственной воли и вечно вновь возгорается в ней.
— Нет, мне незачем. Я на
пожаре свет увидел, на
пожаре же и жизнь кончу. Для кого мне копить!
Свет был резок и бесноват, как в кругу
пожара.
— Ходит один поляк к ней… Надо быть, что хахаль! — отвечал ему тот. — Этта я, как-то часу в третьем ночи, иду по двору; смотрю, у ней в окнах
свет, — ну, боишься тоже ночным временем: сохрани бог,
пожар… Зашел к ним: «Что такое, говорю, за огонь у вас?» — «Гость, говорит, сидит еще в гостях!»
Когда начался
пожар, я побежал скорей домой; подхожу, смотрю — дом наш цел и невредим и вне опасности, но мои две девочки стоят у порога в одном белье, матери нет, суетится народ, бегают лошади, собаки, и у девочек на лицах тревога, ужас, мольба, не знаю что; сердце у меня сжалось, когда я увидел эти лица. Боже мой, думаю, что придется пережить еще этим девочкам в течение долгой жизни! Я хватаю их, бегу и все думаю одно: что им придется еще пережить на этом
свете!
Свет луны померк, и уже вся деревня была охвачена красным, дрожащим
светом; по земле ходили черные тени, пахло гарью; и те, которые бежали снизу, все запыхались, не могли говорить от дрожи, толкались, падали и, с непривычки к яркому
свету, плохо видели и не узнавали друг друга. Было страшно. Особенно было страшно то, что над огнем, в дыму, летали голуби и в трактире, где еще не знали о
пожаре, продолжали петь и играть на гармонике как ни в чем не бывало.
Поднимавшаяся роса, словно дым огромного
пожара, белела на лунном
свете и двигалась по воде, будто нехотя отдираясь от нее.
Но прочного спокойствия нет у него на душе; характер у него боязливый, как у всех забитых, и хотя он твердо верует в нерушимость своей философии, но на
свете видит и случайности разного рода: болезни,
пожары, внезапные увольнения от службы по желанию начальства…
Пустят яркий
свет, и кто-то бледный со сцены будет кричать, что все спокойно и
пожара нет, и дико-весело заиграет дрожащая, обрывающаяся музыка — а они не будут слышать ничего — они будут душить, топтать ногами, бить женщин по головам, по этим хитрым, замысловатым прическам.
Идет один раз Кесарь Степанович, закрыв лицо шинелью, от Красного моста к Адмиралтейству, как вдруг видит впереди себя на Адмиралтейской площади «огненное пламя». Берлинский подумал: не Зимний ли дворец это горит и не угрожает ли государю какая опасность… И тут, по весьма понятному чувству, забыв все на
свете, Берлинский бросился к
пожару.
Новый, красноватый
свет разлился по земле, и кругом небосклона встали огненные столбы: это были зарева
пожаров.
Дверь была отворена настежь; зарево
пожаров вместе со
светом месяца освещало вполне все предметы.
А мысли все возвращаются к Антверпену. По-видимому, этот город похож на наш Петроград, большой и красивый, и много в нем воды, которая теперь отражает
пожары и течет кровью среди ночного мрака. И небо в огне. Боже ты мой, боже ты мой, что делается на
свете!
И точно все люди могут детей терять, а я один и этого не могу, я непременно должен восстать и кого-то оклеветать, бесстыдно бия себя в грудь; и точно у всех могут быть
пожары, лишения имущества, несчастья всякого рода, а один я в этом
свете недотрога, священная персона.
Такой русский, славянский «мессианизм» исповедовал Бакунин, для которого зарево мирового
пожара должно было начаться из России, который верил в революционный
свет с Востока.