Неточные совпадения
Левин доказывал, что ошибка Вагнера и всех его последователей в том, что музыка хочет переходить в область чужого искусства, что так же ошибается поэзия, когда описывает черты лиц, что должна
делать живопись, и, как пример такой ошибки, он привел скульптора, который вздумал высекать из мрамора тени поэтических образов, восстающие вокруг фигуры
поэта на пьедестале.
Почтмейстер вдался более в философию и читал весьма прилежно, даже по ночам, Юнговы «Ночи» и «Ключ к таинствам натуры» Эккартсгаузена, [Юнговы «Ночи» — поэма английского
поэта Э. Юнга (1683–1765) «Жалобы, или Ночные думы о жизни, смерти и бессмертии» (1742–1745); «Ключ к таинствам натуры» (1804) — религиозно-мистическое сочинение немецкого писателя К. Эккартсгаузена (1752–1803).] из которых
делал весьма длинные выписки, но какого рода они были, это никому не было известно; впрочем, он был остряк, цветист в словах и любил, как сам выражался, уснастить речь.
— Нечего — меч его.
Поэту в мире
делать нечего — понимаете?
Пообедав, он ушел в свою комнату, лег, взял книжку стихов Брюсова,
поэта, которого он вслух порицал за его антисоциальность, но втайне любовался холодной остротой его стиха. Почитал, подремал, затем пошел посмотреть, что
делает Варвара; оказалось, что она вышла из дома.
Куда же делась поэзия и что
делать поэту? Он как будто остался за штатом.
Выработанному человеку в этих невыработанных пустынях пока
делать нечего. Надо быть отчаянным
поэтом, чтоб на тысячах верст наслаждаться величием пустынного и скукой собственного молчания, или дикарем, чтоб считать эти горы, камни, деревья за мебель и украшение своего жилища, медведей — за товарищей, а дичь — за провизию.
Д. Д. Благого и И. А. Кубасова, 1934, стр. 151) и продолжал: «Может быть, я
делаю нескромность, внося в мои воспоминания задушевный голос нашего
поэта, но он так верно высказывает наши общие чувства, что эта нескромность мне простится».]
Я сознавал, что тут, в этом сердце, есть достаточно жару, чтобы
сделать из меня и
поэта, и литератора, и прожектера, и капиталиста — que sais-je enfin! [не знаю, кого еще! (франц.)]
— Многое бы, сударь, он
сделал! Вдохновенный был
поэт!.. Сам Державин наименовал его своим преемником! — подхватил Петр Михайлыч каким-то торжественным тоном.
Зато нынче порядочный писатель и живет порядочно, не мерзнет и не умирает с голода на чердаке, хоть за ним и не бегают по улицам и не указывают на него пальцами, как на шута; поняли, что
поэт не небожитель, а человек: так же глядит, ходит, думает и
делает глупости, как другие: чего ж тут смотреть?..
— Мне? — сказал Александр холодно, — помилуйте! какое я имею право располагать вашей волей? Извините, что я позволил себе
сделать замечание. Читайте что угодно… «Чайльд-Гарольд» — очень хорошая книга, Байрон — великий
поэт!
Александров внимательно рассматривал лицо знаменитого
поэта, похожее на кукушечье яйцо и тесной раскраской и формой.
Поэт понравился юноше: из него, сквозь давно наигранную позу, лучилась какая-то добрая простота. А театральный жест со столовым ножом Александров нашел восхитительным: так могут
делать только люди с яркими страстями, не боящиеся того, что о них скажут и подумают обыкновенные людишки.
— Друг мой, да ведь это не страх. Но пусть даже меня простят, пусть опять сюда привезут и ничего не
сделают — и вот тут-то я и погиб. Elle me soupçonnera toute sa vie… [Она будет меня подозревать всю свою жизнь… (фр.)] меня, меня,
поэта, мыслителя, человека, которому она поклонялась двадцать два года!
— Удивляюсь я, Павел Семеныч, — продолжал он, — что ж
делают после этого все эти современные литераторы,
поэты, ученые, мыслители?
Давно замечено
поэтами, что природа до отвратительной степени равнодушна к тому, что
делают люди на ее спине, не плачет над стихами и не хохочет над прозой, а
делает свое дело по крайнему разумению.
Ну, вот и вечер кончен — как я рад.
Пора хотя на миг забыться,
Весь этот пестрый сброд — весь этот маскерад
Еще в уме моем кружится.
И что же я там
делал, не смешно ль!..
Давал любовнику советы,
Догадки поверял, сличал браслеты…
И за других мечтал, как
делают поэты…
Ей богу, мне такая роль
Уж не под леты!
Движения Ольги были плавны, небрежны; даже можно было заметить в них некоторую принужденность, ей несвойственную, но скоро она забылась; и тогда душевная буря вылилась наружу; как
поэт, в минуту вдохновенного страданья бросая божественные стихи на бумагу, не чувствует, не помнит их, так и она не знала, что
делала, не заботилась о приличии своих движений, и потому-то они обворожили всех зрителей; это было не искусство — но страсть.
Но, может быть, не излишне сказать, что и преднамеренные стремления художника (особенно
поэта) не всегда дают право сказать, чтобы забота о прекрасном была истинным источником его художественных произведений; правда,
поэт всегда старается «
сделать как можно лучше»; но это еще не значит, чтобы вся его воля и соображения управлялись исключительно или даже преимущественно заботою о художественности или эстетическом достоинстве произведения: как у природы есть много стремлений, находящихся между собою в борьбе и губящих или искажающих своею борьбою красоту, так и в художнике, в
поэте есть много стремлений, которые своим влиянием на его стремление к прекрасному искажают красоту его произведения.
Тогда что, сударыня вы моя? тогда мне-то что
делать прикажете? прикажете мне, сударыня вы моя, следуя некоторым глупым романам, на ближний холм приходить и таять в слезах, смотря на хладные стены вашего заключения, и, наконец, умереть, следуя привычке некоторых скверных немецких
поэтов и романистов, так ли, сударыня?
Зачем этот смешной господин, когда его приходит навестить кто-нибудь из его редких знакомых (а кончает он тем, что знакомые у него все переводятся), зачем этот смешной человек встречает его так сконфузившись, так изменившись в лице и в таком замешательстве, как будто он только что
сделал в своих четырех стенах преступление, как будто он фабриковал фальшивые бумажки или какие-нибудь стишки для отсылки в журнал при анонимном письме, в котором обозначается, что настоящий
поэт уже умер и что друг его считает священным долгом опубликовать его вирши?
Я ушел в Державинский сад, сел там на скамью у памятника
поэту, чувствуя острое желание
сделать что-нибудь злое, безобразное, чтоб на меня бросилась куча людей и этим дала мне право бить их. Но, несмотря на праздничный день, в саду было пустынно и вокруг сада — ни души, только ветер метался, гоняя сухие листья, шурша отклеившейся афишей на столбе фонаря.
Нельзя было без смеха и удивления смотреть на Гоголя; он так от всей души занимался этим делом, как будто оно было его любимое ремесло, и я подумал, что если б судьба не
сделала Гоголя великим
поэтом, то он был бы непременно артистом-поваром.
Я
сделаю все, что может
сделать друг для друга, брат для брата и человек с поэтическим чувством — теряющий великого
поэта.
У них часто рассуждения заменяют чувство, и в душе нет той чуткости, той восприимчивости, которая
делает поэта весьма чувствительным ко всякому явлению природы и жизни.
Не посуди: чем я богат,
Последним поделиться рад.
Вот мой досуг; в нем ум твой строгий
Найдет ошибок слишком много:
Здесь каждый стих, чай, — грешный бред.
Что ж
делать! я такой
поэт,
Что на Руси смешнее нет!
Но не щади ты недостатки,
Заметь, что требует поправки…
Сделавши такое заключение, Кольцов отправился в книжную лавку и представил па суд книгопродавца «Три видения» и несколько других пьес, написанных им большею частью в подражание разным
поэтам, которых читал он в то время.
Никто не выражает неудовольствия.
Поэт подходит к хозяйке, которая некоторое время
делает умоляющие жесты, но скоро перестает.
Поэт спокойно садится в дальний угол. Задумчиво смотрит на Незнакомку. Горничная разносит, что полагается. Из общего бессмысленного говора вырывается хохот, отдельные слова и целые фразы...
Все забыли о
Поэте. Он медленно поднимается со своего места. Он проводит рукою по лбу.
Делает несколько шагов взад и вперед по комнате. По лицу его заметно, что он с мучительным усилием припоминает что-то. В это время из общего говора доносятся слова: «рокфор», «камамбер». Вдруг толстый человек, в страшном увлечении,
делая кругообразные жесты, выскакивает на середину комнаты с криком...
Поэт сразу останавливается. Мгновение кажется, что он вспомнил все. Он
делает несколько быстрых шагов в сторону Незнакомки. Но дорогу ему заслоняет Звездочет в голубом вицмундире, входящий из передней.
Запинается на полуслове. Все становится необычайно странным. Как будто все внезапно вспомнили, что где-то произносились те же слова и в том же порядке. Михаил Иванович смотрит странными глазами на
Поэта, который входит в эту минуту.
Поэт, бледный,
делает общий поклон на пороге притихшей гостиной.
Пушкин был такой же негр, как тот негр в Александровском пассаже, рядом с белым стоячим медведем, над вечно-сухим фонтаном, куда мы с матерью ходили посмотреть: не забил ли? Фонтаны никогда не бьют (да как это они бы
делали?), русский
поэт — негр,
поэт — негр, и
поэта — убили.
Да,
поэт сделал слишком грубую ошибку, вообразив, что рассказывает нам о человеке порядочном.
Люди, развившиеся под его влиянием, развились бы и без него: если бы они были неспособны к развитию сами по себе, то и Станкевич ничего бы не мог из них
сделать: доказательство — то, что он не
сделал великого
поэта из Красова, точно так же, как не мог всех своих друзей поставить на ту степень умственного развития, до которой дошел Белинский.
Когда страдания возникают среди друзей, например, если брат убивает брата, или сын — отца, или мать — сына, или
делает что-либо другое в этом роде — таков сюжет, которого следует искать
поэту.
—
Сделайте исключение хоть для героя или для
поэта.
Наслаждайся, пока еще не явилась осень!» Но Трифон Семенович не наслаждался, потому что он далеко не
поэт, да и к тому же в это утро душа его с особенною жадностью вкушала хладный сон, как это
делала она всегда, когда хозяин ее чувствовал себя в проигрыше.
— Ну, да, я и не скрываю… Я за образец взяла… Даже и великие
поэты так
делали… А все-таки хорошо, и ты из зависти придираешься. Хорошо, ведь, mesdam'очки? — И она обвела класс сияющими глазами.
— Ваша правда, ваше высочество, — сказал генерал-губернатор, — это какие-то взбалмошные вертопрахи. Я сейчас
сделаю нужные распоряжения, но мне кажется, что
поэты не опасны.
Плавикова продолжала приставать к косматому
поэту. Он облокотился на стол и
сделал пресмешную гримасу: рот скривил и полузакрыл глаза. Должно быть,
поэты всегда так читают.
А между тем нет ничего разнообразнее человеческого рода и искания «сродных душ», как говорили в былые времена
поэты, было так затруднительно, как открытие секрета
делать золото.