Неточные совпадения
Репортерская заметка
сделала свое дело. А моего отчаянного спутника Федю Левачев взял в рабочие, как-то устроил ему
паспорт и
сделал потом своим десятником.
— Ничего, — папиросы нам
делает, да
паспорта себе ожидает с того света, — отвечал, улыбнувшись, Арапов.
Первая мысль была еще раз окреститься и взять вспомоществование, но негде было достать еврейского
паспорта, не из чего было
сделать печати, даже русского
паспорта приобресть не на что.
Потом он
сделал себе паспортик, бежал с ним, окрестился второй раз, получил сто рублей от крестной матери и тридцать из казначейства, поступил в откупную контору, присмотрелся между делом, как литографируют ярлыки к штофам, отлитографировал себе новый
паспорт и, обокрав кассу, очутился в Одессе.
— А все же вы
паспорт, господин Лихонин, непременно завтра же предъявите, — настойчиво сказал управляющий на прощанье. — Как вы человек почтенный, работящий, и мы с вами давно знакомы, также и платите вы аккуратно, то только для вас
делаю. Времена, вы сами знаете, какие теперь тяжелые. Донесет кто-нибудь, и меня не то что оштрафуют, а и выселить могут из города. Теперь строго.
— Живя в молодости по уездным городкам, я слышал как самую обыкновенную вещь, что в казначействах взимаются какие-то гроши с
паспортов, берется с мужиков сбор на мытье полов, которые они будто бы очень топчут, и, наконец, заставляют их
делать вклад на масло для образной лампады!
Много сборщики набирали. Мне показывали дома с заколоченными окнами и дверями — это поехали с «викторками» и «малашками» за подаянием. «Викторками» и «малашками» называли издавна фальшивые документы:
паспорта фальшивые
делал когда-то какой-то Викторка, и свидетельства о сгоревших домах мастерил с печатями Малашкин, волостной писарь. Платили ему за вид на жительство три рубля, а за «малашку» — рубль.
Способ для того такой: вы объезжайте всех соседних подрядчиков, которые вот именно великим постом подряжают рабочих и выдают им задатки, и объявите им, чтобы крестьянам моим, на которых у меня числится недоимка, они денег на руки не выдавали, а вручали бы их вам; если же подрядчики не
сделают того, вы не выдавайте недоимщикам
паспортов.
Он не знал, куда он хочет итти, что он хочет
делать, он забыл, что у него нет языка и
паспорта, что он бродяга в этой стране.
— Нет, моя чистая девушка; нет, мое сокровище. Ты сегодня вернешься домой, но будь готова. Это дело нельзя разом
сделать; надо хорошенько все обдумать. Тут нужны деньги,
паспорт…
Несчастливцев. А вот что: уйди, попробуй, так увидишь. Мне, братец, только мигнуть, и пойдешь ты по этапу на место жительства, как бродяга. Я ведь знаю, ты двенадцать лет без
паспорта ходишь. Вместо
паспорта у тебя в кармане статья Курских губернских ведомостей, где напечатано, что приехал актер такой-то и играл очень скверно. Вот и весь твой вид. Ну, что ж ты замолчал? То-то же! А ты
сделай, братец, для меня! Кто тебя просит, подумай! Ну, по-товарищески, понимаешь, по-товарищески!
Перед моим спутником стоял жандарм в пальто с полковничьими погонами, в синей холодной фуражке. Я невольно застыл перед афишей на стене театра и
сделал вид, что читаю, — уж очень меня поразил вид жандарма:
паспорта у меня еще не было, а два побега недавних — на Волге и на Дону — так еще свежи были в памяти.
А народ при встрече косится на меня: обрыдла, противна и враждебна мужикам чёрная одежда захребетников. А снять мне её нельзя:
паспорт мой просрочен, но игумен надпись
сделал на нём, удостоверил, что я послушник Савватеевской обители и ушёл для посещения святых мест.
— Павел Андреич, — сказала она после некоторого молчания, — два года мы не мешали друг другу и жили покойно. Зачем это вдруг вам так понадобилось возвращаться к прошлому? Вчера вы пришли, чтобы оскорбить меня и унизить, — продолжала она, возвышая голос, и лицо ее покраснело, и глаза вспыхнули ненавистью, — но воздержитесь, не
делайте этого, Павел Андреич! Завтра я подам прошение, мне дадут
паспорт, и я уйду, уйду, уйду! Уйду в монастырь, во вдовий дом, в богадельню…
Если я не найду этих
паспортов, Евгения непременно запираться будет!.. Не дальше еще, как третьего дня, жаловалась на мою холодность и уверяла меня в своей любви, а сама в это время яд, быть может, готовила, чтоб умертвить им меня и захватить мои деньги!.. Ништо мне, старому развратнику, ништо!.. Увлекся легкостью победы и красотою наружности, забыв, что под красивыми цветами часто змеи таятся! (Подходя к дверям и с нетерпением крича.) Что же вы там? Точно бог знает что им
сделать надо!
Евгения Николаевна(еще более краснея в лице и вместе с тем как бы сильно удивленная тем, что слышит). Обокрасть вас?.. Бежать за границу?.. С фальшивыми
паспортами?.. Вы с ума, наконец, сошли?.. У меня действительно валялись какие-то два заграничных
паспорта, которые я случайно подняла на улице и спрашивала кой-кого из знакомых, что мне с ними
делать.
Вот что вы можете
сделать нисколько себя не компрометируя: снабдите меня
паспортом на имя г-жи Вальмод или на имя другой ганноверской подданной.
А на другой день оного известия получил я из Неаполя письмо от английского министра Гамильтона, что там одна женщина была, которая просила у него
паспорта для проезда в Рим, что он для услуги ее и
сделал, а из Рима получил он от нее письмо, где она себя принцессой называет.
— Но я вовсе не хочу развода! — живо сказала Ольга Дмитриевна,
делая удивленное лицо. — Я не прошу у тебя развода! Дай мне
паспорт, вот и всё.
В шияновских домах, впрочем, можно было обходиться и вовсе без всяких
паспортов, но главное, что тут можно было
делать на полной свободе, — это молиться богу, как хочешь, то есть каким хочешь обычаем.
Обыкновенные сорта фальшивых
паспортов приготовлялись тогда по всему главному пути от Орла до Киева, но самыми лучшими слыли те, которые
делали в Кромах и в Дмитриеве на Свапе.
— Сиди, сиди! Я вот о чем хотел спросить тебя: ты мне ответил, что считаешь за грех жить с чужим
паспортом, а между тем сослан в каторгу. Ведь не за доброе же дело, а, чай, за большой грех? Ты что
сделал?
А там у меня был двоюродный брат, который лудил посуду и
делал жестянки. Понятно, я нанялся к нему в подмастерья, так как жить мне было нечем, ходил я босиком и оборванный… Думал так, что днем буду работать, а ночью и по субботам учиться. Я так и
делал, но узнала полиция, что я без
паспорта, и отправила меня по этапу назад к отцу…
— Не думай, друг, чтобы я не понимал тебя и не умел ценить. Чувствую, что ты
сделал для меня, для России, и стараюсь отблагодарить тебя. Не предлагаю тебе денег: это цена заслуг Никласзона. Вот свидетельство за подписью Шереметева. В этой бумаге означено, чем обязан тебе царь русский. Поздравляю тебя с
паспортом в твою родину.
— Много вашего брата, таких голышей-торгашей приезжает в Голландию, — грубо оборвал его комиссар, — но правительство совсем не желает иметь в стране разных таких бродяг без всяких средств к пропитанию, а потому решило: всякого иностранца, не имеющего при себе ста франков и
паспорта, отправлять на границу ближайшего государства по его выбору… Наводить же разные справки, да
делать себе неприятности, оно не желает… А потому я тебя арестую… Сколько у тебя денег?