— Этого я не знаю!.. Вам самим лучше это знать! — подхватила Елена. — Во всяком случае, — продолжала она настойчиво, — я желаю вот чего: напишите вы господам эмигрантам, что ежели они действительно нуждаются, так пусть напечатают в какой-нибудь честной,
серьезной газете парижской о своих нуждах и назначат адрес, кому бы мы могли выдать новую помощь; а вместе с тем они пояснили бы нам, что уже получили помощь и в каком именно размере, не упоминая, разумеется, при этом наших имен.
Неточные совпадения
—
Газета? Чепуха —
газета! Там какие-то попы проповеди печатают, а редактор — благочинный. Нет, брат, Россия до
серьезной, деловой прессы не дожила.
В настоящее время Афанасию Аркадьичу уже за пятьдесят, но любо посмотреть, как он бегает. Фигура у него сухая, ноги легкие — любого скорохода опередит.
Газеты терпят от него
серьезную конкуренцию, потому что сведения, получаемые из первых рук, от Бодрецова, и полнее, и свежее.
Для него вполне ясно
серьезное значение такого могущественного органа гласности, как
газета, и он считал своим торжеством тот день, когда благодаря случайно сложившимся обстоятельствам стал в ряды убежденных руководителей общественного мнения.
Более
серьезное отношение являлось невозможным, особенно «Курьеру» —
газете с предварительной цензурой, где каждая статья с предубеждением прочитывалась цензором: его пугал один веявший в
газете дух В.А. Гольцева.
В другой
газете, более
серьезной, дано было изложение события по свежим следам. Заметка носила название: «Митинг безработных...
Теперь это талантливое произведение красовалось в сотнях тысяч экземпляров, и
серьезные американцы, возвращавшиеся из своих контор, развертывали на ходу
газету именно в том месте, где находилась фигура дикаря, «дважды нарушившего законы этой страны».
— Ну, нет, еще моя песня не спета! Впитала кое-что грудь моя, и — я свистну, как бич! Погоди, брошу
газету, примусь за
серьезное дело и напишу одну маленькую книгу… Я назову ее — «Отходная»: есть такая молитва — ее читают над умирающими. И это общество, проклятое проклятием внутреннего бессилия, перед тем, как издохнуть ему, примет мою книгу как мускус.
— Из таких же! — подтвердил и Николя, продолжая хохотать. — Там они еще говорили, — присовокупил он более уже
серьезным тоном, — в
газетах даже есть статья о вашем училище.
Ольга Петровна. Разве забота может помешать понять
газету?.. Тут непременно должно быть что-нибудь более
серьезное, и вообразите мое положение теперь: с одной стороны, отец в таком нехорошем состоянии здоровья, а с другой — муж, который тоже бесится, выходит из себя. «Раз, говорит, можно перенести клевету, два, три; но переносить ее всю жизнь не хватит никакого человеческого терпения!» И я ожидаю, что он в одну из бешеных минут своих пойдет и подаст в отставку.
Тогда первым тенором в
газете был воскресный фельетонист. Это считалось самым привлекательным отделом
газеты. Вся"злободневность"входила в содержание фельетона, а передовицы читались только теми, кто интересовался
серьезными внутренними вопросами. Цензура только что немного"оттаяла", но по внутренней политике поневоле нужно было держаться формулы, сделавшейся прибауткой:"Нельзя не признаться, но нужно сознаться".
Это событие значительнее,
серьезнее и имеет глубочайший смысл, чем факты, записываемые в
газетах и историях.
— Все это я довольно знаю, — еще
серьезнее выговорил Мартыныч и выпрямил грудь. — Я ведь в рассыльных два года выходил; из типографии-то в редакцию раз, бывало, двадцать отмахаешь. Как я вам докладываю, плата в
газетах уж не листовая, а со строки.
Борька с издевательской насмешкой доказывал, что из культурных способов отвлечения людей от
серьезных умственных запросов два самые верные и незаметные — футбол и шахматы. Футбол — для людей со слабою умственностью: вся кровь уходит в ножные мышцы, и для мозга ничего не остается. Шахматы — для людей помозговитее. Вот, поглядите кругом, не было бы шахмат, — один бы книжку читал или
газету, другой, кто умом устал, — гулял бы, занимался бы здоровым спортом.