Неточные совпадения
Точно так же, как пчелы, теперь вившиеся вокруг него, угрожавшие ему и развлекавшие его, лишали его полного физического спокойствия, заставляли его
сжиматься, избегая их, так точно заботы, обступив его
с той минуты, как он сел в тележку, лишали его свободы душевной; но это продолжалось только до тех пор, пока он был среди них. Как, несмотря на пчел, телесная
сила была вся цела в нем, так и цела была вновь сознанная им его духовная
сила.
Горько становилось ему от этой тайной исповеди перед самим собою. Бесплодные сожаления о минувшем, жгучие упреки совести язвили его, как иглы, и он всеми
силами старался свергнуть
с себя бремя этих упреков, найти виноватого вне себя и на него обратить
жало их. Но на кого?
— Вы не сладите со мной!.. — говорила она,
сжимая зубы и
с неестественной
силой вырывая руку, наконец вырвала и метнулась было в сторону, мимо его.
Она молча и неподвижно, выпрямившись как спица, сидела на своем стуле,
сжав губы, не спуская
с меня глаз и слушая из всех
сил.
Не раз содрогнешься, глядя на дикие громады гор без растительности,
с ледяными вершинами,
с лежащим во все лето снегом во впадинах, или на эти леса, которые растут тесно, как тростник, деревья
жмутся друг к другу, высасывают из земли скудные соки и падают сами от избытка
сил и недостатка почвы.
Они не всегда исполняли просьбу ее сразу, но бывало, что музыкант вдруг на секунду прижимал струны ладонью, а потом,
сжав кулак,
с силою отбрасывал от себя на пол что-то невидимое, беззвучное и ухарски кричал...
Подхалюзин боится хозяина, но уж покрикивает на Фоминишну и бьет Тишку; Аграфена Кондратьевна, простодушная и даже глуповатая женщина, как огня боится мужа, но
с Тишкой тоже расправляется довольно энергически, да и на дочь прикрикивает, и если бы
сила была, так непременно бы
сжала ее в ежовых рукавицах.
Несмотря на то, что проявления его любви были весьма странны и несообразны (например, встречая Машу, он всегда старался причинить ей боль, или щипал ее, или бил ладонью, или
сжимал ее
с такой
силой, что она едва могла переводить дыхание), но самая любовь его была искренна, что доказывается уже тем, что
с той поры, как Николай решительно отказал ему в руке своей племянницы, Василий запил
с горя, стал шляться по кабакам, буянить — одним словом, вести себя так дурно, что не раз подвергался постыдному наказанию на съезжей.
Эти мысли казались ей чужими, точно их кто-то извне насильно втыкал в нее. Они ее жгли, ожоги их больно кололи мозг, хлестали по сердцу, как огненные нити. И, возбуждая боль, обижали женщину, отгоняя ее прочь от самой себя, от Павла и всего, что уже срослось
с ее сердцем. Она чувствовала, что ее настойчиво
сжимает враждебная
сила, давит ей на плечи и грудь, унижает ее, погружая в мертвый страх; на висках у нее сильно забились жилы, и корням волос стало тепло.
— О, о!.. Вот это… вот, я понимаю!! А! — Он
с судорожной
силой, точно со злобой,
сжал и встряхнул руку Осадчего. — К черту эту кислятину! К черту жалость! А! Р-руби!
После этого он зачастил в школу. Просиживал в продолжение целых уроков и не спускал
с учительницы глаз. При прощании так крепко
сжимал ее руку, что сердце ее беспокойно билось и кровь невольно закипала. Вообще он действовал не вкрадчивостью речей, не раскрытием новых горизонтов, а
силою своей красоты и молодости. Оба были молоды, в обоих слышалось трепетание жизни. Он посетил ее даже в ее каморке и похвалил, что она сумела устроиться в таком жалком помещении. Однажды он ей сказал...
— Ты сознаешь, Marie, сознаешь! — воскликнул Шатов. Она хотела было сделать отрицательный знак головой, и вдруг
с нею сделалась прежняя судорога. Опять она спрятала лицо в подушку и опять изо всей
силы целую минуту
сжимала до боли руку подбежавшего и обезумевшего от ужаса Шатова.
Она встала, хотела шагнуть, но вдруг как бы сильнейшая судорожная боль разом отняла у ней все
силы и всю решимость, и она
с громким стоном опять упала на постель. Шатов подбежал, но Marie, спрятав лицо в подушки, захватила его руку и изо всей
силы стала
сжимать и ломать ее в своей руке. Так продолжалось
с минуту.
Но что сталось
с Молодкиным — этого никто сказать но мог. Счастливый Молодкин! ты так незаметен в сввей пожарной специальности, что даже
жало клеветы не в
силах тебя уязвить! А мы-то волнуемся, спрашиваем себя: кто истинно счастливый человек? Да вот кто — Молодкин!
Князь хотел
сжать ее в кровавых объятиях, но
силы ему изменили, поводья выпали из рук, он зашатался и свалился на землю. Елена удержалась за конскую гриву. Не чуя седока, конь пустился вскачь. Елена хотела остановить его, конь бросился в сторону, помчался лесом и унес
с собою боярыню.
Палага
с неожиданной
силой сжала его и, целуя грудь против сердца, говорила...
— Так отчего же, скажите, — возразил Бельтов, схватив ее руку и крепко ее
сжимая, — отчего же, измученный,
с душою, переполненною желанием исповеди, обнаружения,
с душою, полной любви к женщине, я не имел
силы прийти к ней и взять ее за руку, и смотреть в глаза, и говорить… и говорить… и склонить свою усталую голову на ее грудь… Отчего она не могла меня встретить теми словами, которые я видел на ее устах, но которые никогда их не переходили.
Отшатнувшись от певцов, Фома смотрел на них
с чувством, близким испугу, песня кипящей волной вливалась ему в грудь, и бешеная
сила тоски, вложенная в нее, до боли
сжимала ему сердце.
— Лиза, друг мой, я напрасно… ты прости меня, — начал было я, — но она
сжала в своих пальцах мои руки
с такою
силою, что я догадался, что не то говорю, и перестал.
— Началась, — говорит, — эта дрянная и недостойная разума человеческого жизнь
с того дня, как первая человеческая личность оторвалась от чудотворной
силы народа, от массы, матери своей, и
сжалась со страха перед одиночеством и бессилием своим в ничтожный и злой комок мелких желаний, комок, который наречён был — «я». Вот это самое «я» и есть злейший враг человека! На дело самозащиты своей и утверждения своего среди земли оно бесполезно убило все
силы духа, все великие способности к созданию духовных благ.
В несколько минут штабс-капитан оделся. В дверь опять постучали.
С ним была только фуражка. Шашку и пальто он оставил внизу. Он был бледен, но совершенно спокоен, даже руки у него не дрожали, когда он одевался, и все движения его были отчетливо-неторопливы и ловки. Застегивая последнюю пуговицу сюртука, он подошел к женщине и
с такой страшной
силой сжал ее руку выше кисти, в запястье, что у нее лицо мгновенно побагровело от крови, хлынувшей в голову.
— Владычица моя! — прошептал Ордынов, дрогнув всем телом. Он опомнился, заслышав на себе взгляд старика: как молния, сверкнул этот взгляд на мгновение — жадный, злой, холодно-презрительный. Ордынов привстал было
с места, но как будто невидимая
сила сковала ему ноги. Он снова уселся. Порой он
сжимал свою руку, как будто не доверяя действительности. Ему казалось, что кошмар его душит и что на глазах его все еще лежит страдальческий, болезненный сон. Но чудное дело! Ему не хотелось проснуться…
— А есть и связь: Наполеон хотел завоевать мир мечем, а гг. американцы своим долларом. Да-с… Что лучше? А хорошие слова все на лицо: свобода, братство, равенство… Посмотрите, что они проделывают
с китайцами, — нашему покойнику Присыпкину впору. Не понравилось, когда китаец начал
жать янки своим дешевым трудом, выдержкой, выносливостью… Ха-ха!.. На словах одно, а на деле совершенно наоборот… По мне уж лучше Наполеон, потому что в
силе есть великая притягивающяя красота и бесконечная поэзия.
Мужики неподвижны, точно комья земли; головы подняты кверху, невесёлые глаза смотрят в лицо Егора, молча двигаются сухие губы, как бы творя неслышно молитву, иные
сжались, обняв ноги руками и выгнув спины, человека два-три устало раскинулись на дне иссохшего ручья и смотрят в небо, слушая Егорову речь. Неподвижность и молчание связывают человечьи тела в одну
силу с немою землею, в одну груду родящего жизнь вещества.
В «общую» вошел Августин Михайлыч и хохоча стал рассказывать о чем-то. Володя опять вложил дуло в рот,
сжал его зубами и надавил что-то пальцем. Раздался выстрел… Что-то
с страшною
силою ударило Володю по затылку, и он упал на стол, лицом прямо в рюмки и во флаконы. Затем он увидел, как его покойный отец в цилиндре
с широкой черной лентой, носивший в Ментоне траур по какой-то даме, вдруг охватил его обеими руками и оба они полетели в какую-то очень темную, глубокую пропасть.
Она задрожала и сделала невольное движение, чтобы вырваться из его объятий, но безуспешно, он
сжимал ее все
с большею и большею
силой, покрывая ее лицо и шею жгучими поцелуями.
Он схватил руку благодетельного конюха и, сколько
сил у него доставало,
сжал ее в своей руке; потом
с отдыхами рассказал, что
с ним случилось в этот ужасный для него вечер.
Долго-долго не мог Лука Иванович овладеть собою. Точно какое
жало мозжило его, нервность не шла ему на помощь, ни в чем не находил он облегчения: ни слез не являлось, ни падения
сил, а
с ним и тяжкой напряженности. Вот он и один теперь: что же такое гложет его и мозжит?.. Страстное ли чувство, пришибенное сразу? Горечь ли мужского тщеславия, или простая жалость к этой мечущейся в пустоте женщине?..
В это время загремели перекладины подъемного моста, она встрепенулась и
с силой рванулась из рук отца, несмотря на то, что он так
сжал ее руку, что помял на ней золотую браслетку, и выскочила из комнаты.
В это время загремели перекладины подъемного моста, она встрепенулась и
с силою рванулась из рук отца, несмотря на то, что он так
сжал ее руку, что помял на ней золотую браслетку; и выскочила из комнаты.
На крик этот оглянулся Бир. Если бы мертвецы вставали, крик этот мог бы их поднять.
С силою отчаяния Густав
сжал его руку и увлек за собою к месту, где лежала его жертва.
В глазах старухи сверкнул какой-то адский огонь.
С протянутыми вперед костлявыми руками бросилась она на лежавшую Елену Афанасьевну и правою рукою
с такою неимоверною
силою сжала ей горло, что глаза несчастной широко раскрылись в предсмертной агонии, а язык высунулся наполовину изо рта.
Когда посещение дома графа Белавина зависело от его воли, он колебался и раздумывал, откладывал его до последнего времени, тая, однако, внутри себя сознание, что он все же решится на него, теперь же, когда этим возгласом графа Владимира Петровича: «Едем!» — вопрос был поставлен ребром, когда отказ от посещения был равносилен окончательному разрыву
с другом, и дом последнего делался для него потерянным навсегда, сердце Караулова болезненно
сжалось, и в этот момент появилось то мучительное сомнение в своих
силах, тот страх перед последствиями этого свидания, которые на минуту смутили Федора Дмитриевича, но это мимолетное смущение не помешало, как мы знаем, ему все-таки тотчас же ответить...
Острые ногти царапали лицо Павла и вдавливались в глаза; одну секунду он видел над собой разъяренное лицо
с дикими глазами, и оно было красно, как кровь; и со всею
силою он
сжимал чье-то горло.
Графиня
сжала руку дочери, закрыла глаза и затихла на мгновение. Вдруг она
с непривычною быстротой поднялась, бессмысленно оглянулась и, увидав Наташу, стала из всех
сил сжимать ее голову. Потом она повернула к себе ее морщившееся от боли лицо и долго вглядывалась в него.