Неточные совпадения
— Это было рано-рано утром. Вы, верно, только проснулись. Maman ваша спала
в своем
уголке. Чудное утро было. Я иду и думаю: кто это четверней
в карете? Славная четверка с бубенчиками, и на мгновенье вы мелькнули, и вижу я
в окно — вы
сидите вот так и обеими руками держите завязки чепчика и о чем-то ужасно задумались, — говорил он улыбаясь. — Как бы я желал знать, о чем вы тогда думали. О важном?
Осторожно отвел он рукою салоп и увидал, что тут стоит стул, а на стуле
в уголку сидит старушонка, вся скрючившись и наклонив голову, так что он никак не мог разглядеть лица, но это была она.
Через несколько минут они
сидели в сумрачном, но уютном
уголке маленького ресторана; Лютов молитвенно заказывал старику лакею...
Бывали минуты, когда Клим Самгин рассматривал себя как иллюстрированную книгу, картинки которой были одноцветны, разнообразно неприятны, а объяснения к ним, не удовлетворяя, будили грустное чувство сиротства. Такие минуты он пережил,
сидя в своей комнате,
в темном
уголке и тишине.
— Точно иностранец, — повторила Тося. — Бывало,
в кондитерской у нас кофе пьют, болтают, смеются, а где-нибудь
в уголке сидит англичанин и всех презирает.
Не желая видеть Дуняшу, он зашел
в ресторан, пообедал там, долго
сидел за кофе, курил и рассматривал, обдумывал Марину, но понятнее для себя не увидел ее. Дома он нашел письмо Дуняши, — она извещала, что едет — петь на фабрику посуды, возвратится через день.
В уголке письма было очень мелко приписано: «Рядом с тобой живет подозрительный, и к нему приходил Судаков. Помнишь Судакова?»
Их, как малолетних, усадили было
в укромный
уголок, и они, с юными и глупыми физиономиями, смотрели полуразиня рот на всех, как молодые желтоносые воронята, которые,
сидя в гнезде, беспрестанно раскрывают рты,
в ожидании корма.
Обязанность ее, когда Татьяна Марковна
сидела в своей комнате, стоять, плотно прижавшись
в уголке у двери, и вязать чулок, держа клубок под мышкой, но стоять смирно, не шевелясь, чуть дыша и по возможности не спуская с барыни глаз, чтоб тотчас броситься, если барыня укажет ей пальцем, подать платок, затворить или отворить дверь, или велит позвать кого-нибудь.
Она, как тень, неслышно «домовничает»
в своем
уголку, перебирая спицы чулка. Перед ней, через сосновый крашеный стол, на высоком деревянном табурете
сидела девочка от восьми до десяти лет и тоже вязала чулок, держа его высоко, так что спицы поминутно высовывались выше головы.
Она взяла меня за сюртук, провела
в темную комнату, смежную с той, где они
сидели, подвела чуть слышно по мягкому ковру к дверям, поставила у самых спущенных портьер и, подняв крошечный
уголок портьеры, показала мне их обоих.
Федор Михеич по-прежнему
сидел в своем
уголку, между окошком и дверью, скромно подобрав ноги.
Шалостей за ним не водилось никаких: не стукнет, бывало;
сидит себе
в уголку за книжечкой, и так скромно и смирно, даже к спинке стула не прислоняется.
Прочие дворяне
сидели на диванах, кучками жались к дверям и подле окон; один, уже, немолодой, но женоподобный по наружности помещик, стоял
в уголку, вздрагивал, краснел и с замешательством вертел у себя на желудке печаткою своих часов, хотя никто не обращал на него внимания; иные господа,
в круглых фраках и клетчатых панталонах работы московского портного, вечного цехового мастера Фирса Клюхина, рассуждали необыкновенно развязно и бойко, свободно поворачивая своими жирными и голыми затылками; молодой человек, лет двадцати, подслеповатый и белокурый, с ног до головы одетый
в черную одежду, видимо робел, но язвительно улыбался…
В этом
уголке было несколько темнее, и я легко представил себе
в сумраке темный комочек, как она
сидела с опущенной головой, пока я ее не окликнул…
Нередко на эти беседы приходила бабушка, тихо садилась
в уголок, долго
сидела там молча, невидная, и вдруг спрашивала мягко обнимавшим голосом...
Живость движений понемногу терялась; он стал забиваться
в укромные
уголки и
сидел там по целым часам смирно, с застывшими чертами лица, как будто к чему-то прислушиваясь.
— И вот, видишь, до чего ты теперь дошел! — подхватила генеральша. — Значит, все-таки не пропил своих благородных чувств, когда так подействовало! А жену измучил. Чем бы детей руководить, а ты
в долговом
сидишь. Ступай, батюшка, отсюда, зайди куда-нибудь, встань за дверь
в уголок и поплачь, вспомни свою прежнюю невинность, авось бог простит. Поди-ка, поди, я тебе серьезно говорю. Ничего нет лучше для исправления, как прежнее с раскаянием вспомнить.
Бывало,
сидит он
в уголку с своими «Эмблемами» —
сидит…
сидит;
в низкой комнате пахнет гераниумом, тускло горит одна сальная свечка, сверчок трещит однообразно, словно скучает, маленькие стенные часы торопливо чикают на стене, мышь украдкой скребется и грызет за обоями, а три старые девы, словно Парки, молча и быстро шевелят спицами, тени от рук их то бегают, то странно дрожат
в полутьме, и странные, также полутемные мысли роятся
в голове ребенка.
В кабак он заходил редко и скромно
сидел все время где-нибудь
в уголке.
Придут сваты
в кабак, выпьют горилки, сядут куда-нибудь
в уголок да так и
сидят молча, точно пришибленные. И
в кабаке все новый народ пошел, и все больше молодые, кержачата да хохлы, а с ними и туляки, которые посмелее.
Под конец Нюрочка расплакалась,
сидя тихонько
в своем
уголке, как плачут сироты.
По выходе Персиянцева Розанов,
сидя на корточках, опустил руки на колени и тяжело задумался.
В погреб уже более часа долетали рулады, которые вырабатывал носом и горлом сонный Персиянцев; приготовленные бумажки стали вянуть и с
уголков закручиваться; стеариновая свечка стала много ниже ростом, а Розанов все находился
в своем столбняковом состоянии.
Был уже почти полдень. Первое, что я увидел, это протянутые
в углу, на снурке, занавесы, купленные мною вчера. Распорядилась Елена и отмежевала себе
в комнате особый
уголок. Она
сидела перед печкой и кипятила чайник. Заметив, что я проснулся, она весело улыбнулась и тотчас же подошла ко мне.
Потом она появлялась опять, и опять усаживалась где-нибудь
в уголке — и
сидела неподвижно, словно размышляя и недоумевая… недоумевая пуще всего.
Когда я принес большой медный чайник кипятку,
в лавке оказались гости: старичок Лукиан, весело улыбавшийся, а за дверью,
в темном
уголке,
сидел новый человек, одетый
в теплое пальто и высокие валяные сапоги, подпоясанный зеленым кушаком,
в шапке, неловко надвинутой на брови. Лицо у него было неприметное, он казался тихим, скромным, был похож на приказчика, который только что потерял место и очень удручен этим.
— Давай-ка, побеседуем чинно да скромненько, чем паучком-то
в уголку сидеть.
Всё чаще заходил он
в этот тихий
уголок, закрытый кустами бузины, боярышника и заросший лопухом, и,
сидя там, вспоминал всё, что видел на улицах города.
Она жила, точно кошка: зимою любила
сидеть в тёплых темноватых
уголках, летом пряталась
в тени сада. Шила, вязала, мурлыча неясные, однообразные песни, и, начиная с мужа, всех звала по имени и отчеству, а Власьевну — тётенькой.
В самом дальнем
уголке вокзала
сидела Любочка, одетая
в черное.
Так тихо и мирно провел я целые годы, то
сидя в моем укромном
уголке, то посещая столицы Европы и изучая их исторические памятники, а
в это время здесь, на Руси, всё выдвигались вопросы, реформы шли за реформами, люди будто бы покидали свои обычные кривлянья и шутки, брались за что-то всерьез; я, признаюсь, ничего этого не ждал и ни во что не верил и так, к стыду моему, не только не принял ни
в чем ни малейшего участия, но даже был удивлен, заметив, что это уже не одни либеральные разговоры, а что
в самом деле сделано много бесповоротного, над чем пошутить никакому шутнику неудобно.
У Губарева была привычка постоянно расхаживать взад и вперед, то и дело подергивая и почесывая бороду концами длинных и твердых ногтей. Кроме Губарева,
в комнате находилась еще одна дама
в шелковом поношенном платье, лет пятидесяти, с чрезвычайно подвижным, как лимон желтым лицом, черными волосиками на верхней губе и быстрыми, словно выскочить готовыми глазами, да еще какой-то плотный человек
сидел, сгорбившись,
в уголку.
Безногая жена Перфишки тоже вылезла на двор и, закутавшись
в какие-то лохмотья,
сидела на своём месте у входа
в подвал. Руки её неподвижно лежали на коленях; она, подняв голову, смотрела чёрными глазами на небо. Губы её были плотно сжаты,
уголки их опустились. Илья тоже стал смотреть то
в глаза женщины, то
в глубину неба, и ему подумалось, что, может быть, Перфишкина жена видит бога и молча просит его о чём-то.
Они
сидели в лучшем, самом уютном углу двора, за кучей мусора под бузиной, тут же росла большая, старая липа. Сюда можно было попасть через узкую щель между сараем и домом; здесь было тихо, и, кроме неба над головой да стены дома с тремя окнами, из которых два были заколочены, из этого
уголка не видно ничего. На ветках липы чирикали воробьи, на земле, у корней её,
сидели мальчики и тихо беседовали обо всём, что занимало их.
— Вот ты забрался
в уголок и —
сиди смирно… Но я тебе скажу — уж кто-нибудь ночей не спит, соображает, как бы тебя отсюда вон швырнуть… Вышибут!.. А то — сам всё бросишь…
Она
сидела на моей кровати вместе с другими и все время, ни на кого не обращая внимания, мурлыкала чуть слышно арию Офелии. А Вася из
уголка с дивана глядел на нее влюбленными глазами. Я только тут и узнал, что Вольский
в свой бенефис ставит «Гамлета».
Сидя где-нибудь
в темном
уголке сада или лежа
в постели, он уже вызывал пред собой образы сказочных царевен, — они являлись
в образе Любы и других знакомых барышень, бесшумно плавали перед ним
в вечернем сумраке и смотрели
в глаза его загадочными взорами.
Поджав ноги, он
сидел где-нибудь
в уголке ее пестро убранной гостиной и угрюмо наблюдал.
Медынская,
сидя на кушетке
в своем любимом
уголке, играла на мандолине.
А на дворе поднялся ветер и завыл зловещим завываньем, тяжело и злобно ударяясь
в звенящие стекла. Наступила долгая осенняя ночь. Хорошо тому, кто
в такие ночи
сидит под кровом дома, у кого есть теплый
уголок… И да поможет Господь всем бесприютным скитальцам!
Последняя Муха готова была совсем умереть с отчаяния, как случилось нечто совершенно особенное. Она, по обыкновению,
сидела в своем
уголке и сердилась, как вдруг слышит: ж-ж-жж!.. Сначала она не поверила собственным ушам, а подумала, что ее кто-нибудь обманывает. А потом… Боже, что это было!.. Мимо нее пролетела настоящая живая мушка, еще совсем молоденькая. Она только что успела родиться и радовалась.
Наступил и такой счастливый день. Рано утром наша Муха проснулась довольно поздно. Она давно уже испытывала какую-то непонятную усталость и предпочитала
сидеть неподвижно
в своем
уголке, под печкой. А тут она почувствовала, что случилось что-то необыкновенное. Стоило подлететь к окну, как все разъяснилось сразу. Выпал первый снег… Земля была покрыта ярко белевшей пеленой.
— Роман Прокофьич с тобой
сидел, — ну, и спасибо ему за это, что он
сидел. Господи боже мой, какие мы, Роман Прокофьич, все счастливые, — начала, усаживаясь
в своем
уголке за покрытый скатертью стол, Софья Карловна. — Все нас любят; все с нами такие добрые.
Мы с Давыдом тотчас бросили работать и ходить
в гимназию; мы даже не гуляли, а всё
сидели где-нибудь
в уголку да рассчитывали и соображали, через сколько месяцев, сколько недель, сколько дней должен был вернуться «брат Егор», и куда было ему писать, и как пойти ему навстречу, и каким образом мы начнем жить потом?
Опять отворили двери, и все ввалились
в тесную пуньку. Григорий по-прежнему спал почти что впоперек кровати, а Настя
сидела на полу
в темном
уголке, закутанная
в белом веретье. Ее не заметили
в этом
уголке, когда она, не давая голоса, лежала, прислонясь к рухляди, вся закутанная веретьем.
Мировой судья с нами был, он живо натюкался и с копыльев долой; мы его так
в уголок и прибрали, чтобы под ногами не мешался, а Слава-богу с Ястребком крепки на вино; пьют да только краснеют, да все на девок наступают, а девок полна изба,
сидим все равно как
в малине.
Кроме меня,
в уголке конторы
сидел Иван Макарович Юдин, человечек немой души и всегда пьяненький. Телеграфистом он был, да за пьянство прогнали его. Вёл он все книги, писал письма, договоры с мужиками и молчал так много, что даже удивительно было; говорят ему, а он только головой кивает, хихикает тихонько, иной раз скажет...
Бывало, он придет, принесет с собою,
в заднем кармане сюртука, какое-нибудь вновь вышедшее сочинение и долго не решается читать, все вытягивает шею набок, как птица, да высматривает: можно ли? наконец, уместится
в уголку (он вообще любил
сидеть по углам), достанет книжку и примется читать, сперва шепотом, потом громче и громче, изредка перерывая самого себя короткими суждениями или восклицаниями.
«Господи! — думаю, — уж не сделалось ли ей помрачение смыслов?» Водой на нее брызнула; она тише, тише и успокоилась: села
в уголку на постелишке и
сидит.
Я взошел, люди полы метут да пыль стирают, я сел
в уголок и
сижу.
В уголке, около неё,
сидит на краешке мягкого стула, свёртывая козью ножку, старичок Иосиф, поп,
в мужицких сапогах, ряса выцвела, остроносый, лысоватый,
в очках.