Неточные совпадения
Сидя в углу покойной коляски, чуть покачивавшейся своими упругими рессорами
на быстром ходу серых, Анна, при несмолкаемом грохоте колес и быстро сменяющихся впечатлениях
на чистом
воздухе, вновь перебирая события последних дней, увидала свое положение совсем иным, чем каким оно казалось ей дома.
— Ну, слушайте же, что такое эти мертвые души, — сказала дама приятная во всех отношениях, и гостья при таких словах вся обратилась в слух: ушки ее вытянулись сами собою, она приподнялась, почти не
сидя и не держась
на диване, и, несмотря
на то что была отчасти тяжеловата, сделалась вдруг тонее, стала похожа
на легкий пух, который вот так и полетит
на воздух от дуновенья.
Подъехав к Калиновому лесу, мы нашли линейку уже там и, сверх всякого ожидания, еще телегу в одну лошадь,
на середине которой
сидел буфетчик. Из-под сена виднелись: самовар, кадка с мороженой формой и еще кой-какие привлекательные узелки и коробочки. Нельзя было ошибиться: это был чай
на чистом
воздухе, мороженое и фрукты. При виде телеги мы изъявили шумную радость, потому что пить чай в лесу
на траве и вообще
на таком месте,
на котором никто и никогда не пивал чаю, считалось большим наслаждением.
— Лягте, — сказал Туробоев и ударом ноги подшиб ноги Самгину, он упал под забор, и тотчас, почти над головой его, взметнулись рыжие ноги лошади,
на ней
сидел, качаясь, голубоглазый драгун со светлыми усиками; оскалив зубы, он взвизгивал, как мальчишка, и рубил саблей
воздух, забор, стараясь достать Туробоева, а тот увертывался, двигая спиной по забору, и орал...
Город Марины тоже встретил его оттепелью, в
воздухе разлита была какая-то сыворотка, с крыш лениво падали крупные капли; каждая из них, казалось, хочет попасть
на мокрую проволоку телеграфа, и это раздражало, как раздражает запонка или пуговица, не желающая застегнуться. Он
сидел у окна, в том же пошленьком номере гостиницы, следил, как сквозь мутный
воздух падают стеклянные капли, и вспоминал встречу с Мариной. Было в этой встрече нечто слишком деловитое и обидное.
Человек молча посторонился и дважды громко свистнул в пальцы. Над баррикадой
воздух был красноват и струился, как марево, — ноздри щекотал запах дыма. По ту сторону баррикады, перед небольшим костром,
сидел на ящике товарищ Яков и отчетливо говорил...
Одно яйцо он положил мимо кармана и топтал его, под подошвой грязного сапога чмокала яичница. Пред гостиницей «Москва с но»
на обломанной вывеске
сидели голуби, заглядывая в окошко, в нем стоял черноусый человек без пиджака и, посвистывая, озабоченно нахмурясь, рассматривал, растягивал голубые подтяжки. Старушка с ласковым лицом, толкая пред собою колясочку, в которой шевелились, ловя
воздух, игрушечные, розовые ручки, старушка, задев Клима колесом коляски, сердито крикнула...
— Там — все наше, вплоть до реки Белой наше! — хрипло и так громко сказали за столиком сбоку от Самгина, что он и еще многие оглянулись
на кричавшего. Там
сидел краснолобый, большеглазый, с густейшей светлой бородой и сердитыми усами, которые не закрывали толстых губ ярко-красного цвета, одной рукою, с вилкой в ней, он писал узоры в
воздухе. — От Бирска вглубь до самых гор — наше! А жители там — башкирье, дикари, народ негодный, нерабочий, сорье
на земле, нищими по золоту ходят, лень им золото поднять…
Диомидов, в ярко начищенных сапогах с голенищами гармоникой, в черных шароварах, в длинной, белой рубахе, помещался
на стуле,
на высоте трех ступенек от земли; длинноволосый, желтолицый, с Христовой бородкой, он был похож
на икону в киоте. Пред ним,
на засоренной, затоптанной земле двора, стояли и
сидели темно-серые люди; наклонясь к ним, размешивая
воздух правой рукой, а левой шлепая по колену, он говорил...
Тиха украинская ночь.
Прозрачно небо. Звезды блещут.
Своей дремоты превозмочь
Не хочет
воздух. Чуть трепещут
Сребристых тополей листы.
Луна спокойно с высоты
Над Белой-Церковью сияет
И пышных гетманов сады
И старый замок озаряет.
И тихо, тихо всё кругом;
Но в замке шепот и смятенье.
В одной из башен, под окном,
В глубоком, тяжком размышленье,
Окован, Кочубей
сидитИ мрачно
на небо глядит.
И точно, у ней одни мякоти. Она насидела их у себя в своей комнате,
сидя тридцать лет
на стуле у окна, между бутылями с наливкой, не выходя
на воздух, двигаясь тихо, только около барыни да в кладовые. Питалась она одним кофе да чаем, хлебом, картофелем и огурцами, иногда рыбою, даже в мясоед.
Он перевел дух и вздохнул. Решительно, я доставил ему чрезвычайное удовольствие моим приходом. Жажда сообщительности была болезненная. Кроме того, я решительно не ошибусь, утверждая, что он смотрел
на меня минутами с какою-то необыкновенною даже любовью: он ласкательно клал ладонь
на мою руку, гладил меня по плечу… ну, а минутами, надо признаться, совсем как бы забывал обо мне, точно один
сидел, и хотя с жаром продолжал говорить, но как бы куда-то
на воздух.
Но и вечером, в этом душном томлении
воздуха, в этом лунном пронзительном луче, в тихо качающихся пальмах, в безмятежном покое природы, есть что-то такое, что давит мозг, шевелит нервы, тревожит воображение.
Сидя по вечерам
на веранде, я чувствовал такую же тоску, как в прошлом году в Сингапуре. Наслаждаешься и страдаешь, нега и боль! Эта жаркая природа, обласкав вас страстно, напутствует сон ваш такими богатыми грезами, каких не приснится
на севере.
Возвращаясь в город, мы, между деревень, наткнулись
на казармы и
на плац. Большие желтые здания, в которых поместится до тысячи человек, шли по обеим сторонам дороги. Полковник
сидел в креслах
на открытом
воздухе,
на большой, расчищенной луговине, у гауптвахты; молодые офицеры учили солдат. Ученье делают здесь с десяти часов до двенадцати утра и с пяти до восьми вечера.
При кротости этого характера и невозмутимо-покойном созерцательном уме он нелегко поддавался тревогам. Преследование
на море врагов нами или погоня врагов за нами казались ему больше фантазиею адмирала, капитана и офицеров. Он равнодушно глядел
на все военные приготовления и продолжал, лежа или
сидя на постели у себя в каюте, читать книгу. Ходил он в обычное время гулять для моциона и
воздуха наверх, не высматривая неприятеля, в которого не верил.
Вглядывался я и заключил, что это равнодушие — родня тому спокойствию или той беспечности, с которой другой Фаддеев, где-нибудь
на берегу, по веревке, с топором, взбирается
на колокольню и чинит шпиц или
сидит с кистью
на дощечке и болтается в
воздухе,
на верху четырехэтажного дома, оборачиваясь, в размахах веревки, спиной то к улице, то к дому.
Европеянок можно видеть у них дома или с пяти часов до семи, когда они катаются по эспланаде, опрокинувшись
на эластические подушки щегольских экипажей в легких, прозрачных, как здешний
воздух, тканях и в шляпках, не менее легких, аjour: точно бабочка
сидит на голове.
Черная туча совсем надвинулась, и стали видны уже не зарницы, а молнии, освещавшие весь двор и разрушающийся дом с отломанными крыльцами, и гром послышался уже над головой. Все птицы притихли, но зато зашелестили листья, и ветер добежал до крыльца,
на котором
сидел Нехлюдов, шевеля его волосами. Долетела одна капля, другая, забарабанило по лопухам, железу крыши, и ярко вспыхнул весь
воздух; всё затихло, и не успел Нехлюдов сосчитать три, как страшно треснуло что-то над самой головой и раскатилось по небу.
— Что отчего так? Что помирают от солнечного удара? А так,
сидя без движения, без света всю зиму, и вдруг
на солнце, да в такой день, как нынче, да идут толпою, притока
воздуха нет. Вот и удар.
На скамейке у ворот
сидел и прохлаждался вечерним
воздухом лакей Смердяков, и Иван Федорович с первого взгляда
на него понял, что и в душе его
сидел лакей Смердяков и что именно этого-то человека и не может вынести его душа.
— «А спроси, — отвечаю ей, — всех господ офицеров, нечистый ли во мне
воздух али другой какой?» И так это у меня с того самого времени
на душе
сидит, что намеднись
сижу я вот здесь, как теперь, и вижу, тот самый генерал вошел, что
на Святую сюда приезжал: «Что, — говорю ему, — ваше превосходительство, можно ли благородной даме
воздух свободный впускать?» — «Да, отвечает, надо бы у вас форточку али дверь отворить, по тому самому, что у вас
воздух несвежий».
Действительно,
на одной из елей
сидела ворона головой к северо-востоку. Это было самое выгодное для нее положение, при котором ветер скользил по перу. Наоборот, если бы она села боком или задом к ветру, то холодный
воздух проникал бы под перо и она стала бы зябнуть.
Несколько голубовато-серых амурских кобчиков гонялись за насекомыми, делая в
воздухе резкие повороты. Некоторые птицы
сидели на кочках и равнодушно посматривали
на людей, проходивших мимо них.
Когда стемнело, с моря ветром опять нанесло туман. Конденсация пара была так велика, что влага непосредственно из
воздуха оседала
на землю мелкой изморосью. Туман был так густ, что в нескольких шагах нельзя было рассмотреть человека. В такой сырости не хочется долго
сидеть у огня.
По его словам, птицы любят двигаться против ветра. При полном штиле и во время теплой погоды они
сидят на болотах. Если ветер дует им вслед, они зябнут, потому что холодный
воздух проникает под перья. Тогда птицы прячутся в траве. Только неожиданный снегопад может принудить пернатых лететь дальше, невзирая
на ветер и стужу.
Вот, как смешно будет: входят в комнату — ничего не видно, только угарно, и
воздух зеленый; испугались: что такое? где Верочка? маменька кричит
на папеньку: что ты стоишь, выбей окно! — выбили окно, и видят: я
сижу у туалета и опустила голову
на туалет, а лицо закрыла руками.
В субботу, перед всенощной, кто-то привел меня в кухню; там было темно и тихо. Помню плотно прикрытые двери в сени и в комнаты, а за окнами серую муть осеннего вечера, шорох дождя. Перед черным челом печи
на широкой скамье
сидел сердитый, непохожий
на себя Цыганок; дедушка, стоя в углу у лохани, выбирал из ведра с водою длинные прутья, мерял их, складывая один с другим, и со свистом размахивал ими по
воздуху. Бабушка, стоя где-то в темноте, громко нюхала табак и ворчала...
Я пошел в сад и там, в яме, увидал его; согнувшись, закинув руки за голову, упираясь локтями в колена, он неудобно
сидел на конце обгоревшего бревна; бревно было засыпано землею, а конец его, лоснясь углем, торчал в
воздухе над жухлой полынью, крапивой, лопухом.
Но кроме врагов, бегающих по земле и отыскивающих чутьем свою добычу, такие же враги их летают и по
воздуху: орлы, беркуты, большие ястреба готовы напасть
на зайца, как скоро почему-нибудь он бывает принужден оставить днем свое потаенное убежище, свое логово; если же это логово выбрано неудачно, не довольно закрыто травой или степным кустарником (разумеется, в чистых полях), то непременно и там увидит его зоркий до невероятности черный беркут (степной орел), огромнейший и сильнейший из всех хищных птиц, похожий
на копну сена, почерневшую от дождя, когда
сидит на стогу или
на сурчине, — увидит и, зашумев как буря, упадет
на бедного зайца внезапно из облаков, унесет в длинных и острых когтях
на далекое расстояние и, опустясь
на удобном месте, съест почти всего, с шерстью и мелкими костями.
Наконец, я успокоился, ободрился и разглядел, что огромный беляк
сидел не
на воздухе, а
на толстом липовом пеньке, что зайцы делают нередко.
Даже
сидя в тарантасе, куда вынесли его плоский, желтый, до странности легкий чемодан, он еще говорил; окутанный в какой-то испанский плащ с порыжелым воротником и львиными лапами вместо застежек, он еще развивал свои воззрения
на судьбы России и водил смуглой рукой по
воздуху, как бы рассеивая семена будущего благоденствия.
Если б я был поэт, да еще хороший поэт, я бы непременно описал вам, каков был в этот вечер
воздух и как хорошо было в такое время
сидеть на лавочке под высоким частоколом бахаревского сада, глядя
на зеркальную поверхность тихой реки и запоздалых овец, с блеянием перебегавших по опустевшему мосту.
Но я заметил, что для больших людей так
сидеть неловко потому, что они должны были не опускать своих ног, а вытягивать и держать их
на воздухе, чтоб не задевать за землю; я же
сидел на роспусках почти с ногами, и трава задевала только мои башмаки.
Вакация Павла приближалась к концу. У бедного полковника в это время так разболелись ноги, что он и из комнаты выходить не мог. Старик, привыкший целый день быть
на воздухе, по необходимости ограничивался тем, что
сидел у своего любимого окошечка и посматривал
на поля. Павел, по большей части, старался быть с отцом и развеселял его своими разговорами и ласковостью. Однажды полковник, прищурив свои старческие глаза и посмотрев вдаль, произнес...
Еще
на днях один становой-щеголь мне говорил:"По-настоящему, нас не становыми приставами, а начальниками станов называть бы надо, потому что я, например, за весь свой стан отвечаю: чуть ежели кто ненадежен или в мыслях нетверд — сейчас же к сведению должен дать знать!"Взглянул я
на него — во всех статьях куроед! И глаза врозь, и руки растопырил, словно курицу поймать хочет, и носом
воздух нюхает. Только вот мундир — мундир, это точно, что ловко
сидит! У прежних куроедов таких мундирчиков не бывало!
Анна Павловна с пяти часов
сидит на балконе. Что ее вызвало: восход солнца, свежий
воздух или пение жаворонка? Нет! она не сводит глаз с дороги, что идет через рощу. Пришла Аграфена просить ключей. Анна Павловна не поглядела
на нее и, не спуская глаз с дороги, отдала ключи и не спросила даже зачем. Явился повар: она, тоже не глядя
на него, отдала ему множество приказаний. Другой день стол заказывался
на десять человек.
Г-н Клюбер предложил было совершить этот обед в закрытой со всех сторон беседке — «im Gartensalon»; но тут Джемма вдруг взбунтовалась и объявила, что не будет иначе обедать, как
на воздухе, в саду, за одним из маленьких столов, поставленных перед трактиром; что ей наскучило быть все с одними и теми же лицами и что она хочет видеть другие. За некоторыми из столиков уже
сидели группы новоприбывших гостей.
Через всю залу, по диагонали, Александров сразу находит глазами Зиночку. Она
сидит на том же месте, где и раньше, и быстрыми движениями веера обмахивает лицо. Она тревожно и пристально обегает взором всю залу, очевидно, кого-то разыскивая в ней. Но вот ее глаза встречаются с глазами Александрова, и он видит, как радость заливает ее лицо. Нет. Она не улыбается, но юнкеру показалось, что весь
воздух вокруг нее посветлел и заблестел смехом, точно сияние окружило ее красивую голову. Ее глаза звали его.
И лошаденка, точно поняв его мысль, начинает бежать рысцой. Спустя часа полтора Иона
сидит уже около большой, грязной печи.
На печи,
на полу,
на скамьях храпит народ. В
воздухе «спираль» и духота… Иона глядит
на спящих, почесывается и жалеет, что так рано вернулся домой…
Миропа Дмитриевна, в капоте-распашонке, в вышитой юбке, в торжковских туфлях и в малороссийских монистах,
сидела под тенью в своем садике и пила
на воздухе чай.
— Вследствие того-с, — начал Аггей Никитич неторопливо и как бы обдумывая свои слова, — что я, ища этого места, не знал себя и совершенно забыл, что я человек военный и привык служить
на воздухе, а тут целый день почти
сиди в душной комнате, которая, ей-богу, нисколько не лучше нашей полковой канцелярии, куда я и заглядывать-то всегда боялся, думая, что эти стрекулисты-писаря так тебе сейчас и впишут в формуляр какую-нибудь гадость…
— Да ту же пенсию вашу всю будут брать себе! — пугала его Миропа Дмитриевна и, по своей ловкости и хитрости (недаром она была малороссиянка), неизвестно до чего бы довела настоящую беседу; но в это время в квартире Рыжовых замелькал огонек, как бы перебегали со свечками из одной комнаты в другую, что очень заметно было при довольно значительной темноте ночи и при полнейшем спокойствии, царствовавшем
на дворе дома: куры и индейки все
сидели уж по своим хлевушкам, и только майские жуки, в сообществе разноцветных бабочек, кружились в
воздухе и все больше около огня куримой майором трубки, да еще чей-то белый кот лукаво и осторожно пробирался по крыше дома к слуховому окну.
Дело происходило в распорядительной камере. Посредине комнаты стоял стол, покрытый зеленым сукном; в углу — другой стол поменьше, за которым, над кипой бумаг,
сидел секретарь, человек еще молодой, и тоже жалеючи глядел
на нас. Из-за стеклянной перегородки виднелась другая, более обширная комната, уставленная покрытыми черной клеенкой столами, за которыми занималось с десяток молодых канцеляристов. Лампы коптели;
воздух насыщен был острыми миазмами дешевого керосина.
Она глубоко вдыхает в себя ароматный
воздух ночи, а около нее
сидит ее избранник, такой, каким проезжий живописец изобразил отца
на юном портрете масляными красками…
Сидя в вонючей яме и видя все одних и тех же несчастных, грязных, изможденных, с ним вместе заключенных, большей частью ненавидящих друг друга людей, он страстно завидовал теперь тем людям, которые, пользуясь
воздухом, светом, свободой, гарцевали теперь
на лихих конях вокруг повелителя, стреляли и дружно пели «Ля илляха иль алла».
В самом деле, ведь стоит только вдуматься в положение каждого взрослого, не только образованного, но самого простого человека нашего времени, набравшегося носящихся в
воздухе понятий о геологии, физике, химии, космографии, истории, когда он в первый раз сознательно отнесется к тем, в детстве внушенным ему и поддерживаемым церквами, верованиям о том, что бог сотворил мир в шесть дней; свет прежде солнца, что Ной засунул всех зверей в свой ковчег и т. п.; что Иисус есть тоже бог-сын, который творил всё до времени; что этот бог сошел
на землю за грех Адама; что он воскрес, вознесся и
сидит одесную отца и придет
на облаках судить мир и т. п.
Гость ревниво осмотрел его и остался доволен — парень не понравился ему. Коренастый, краснощёкий, в синей рубахе, жилете и шароварах за сапоги, он казался грубым, тяжёлым, похожим
на кучера. Всё время поправлял рыжеватые курчавые волосы, карие глаза его беспокойно бегали из стороны в сторону, и по лицу ходили какие-то тени, а нос сердито шмыгал, вдыхая
воздух. Он
сидел на сундуке, неуклюже двигая ногами, и смотрел то
на них, то
на гостя каким-то неприятным, недоумевающим взглядом.
Гордей Евстратыч сел в мягкое пастушье седло и, перекрестившись, выехал за ворота. Утро было светлое; в
воздухе чувствовалась осенняя крепкая свежесть, которая заставляет барина застегиваться
на все пуговицы, а мужика — туже подпоясываться. Гордей Евстратыч поверх толстого драпового пальто надел татарский азям, перехваченный гарусной опояской, и теперь
сидел в седле молодцом. Выглянувшая в окно Нюша невольно полюбовалась, как тятенька ехал по улице.
И все заставлял пить парное молоко. Я уже начал понемногу сперва
сидеть, потом с его помощью вставать и выходить раза два в день из сакли, посидеть
на камне, подышать великолепным
воздухом, полюбоваться
на снега Эльбруса вверху и
на зеленую полянку внизу, где бродило стадо чуть различимых коз.
Фома взглянул из-за плеча отца и увидал: в переднем углу комнаты, облокотясь
на стол,
сидела маленькая женщина с пышными белокурыми волосами;
на бледном лице ее резко выделялись темные глаза, тонкие брови и пухлые, красные губы. Сзади кресла стоял большой филодендрон — крупные, узорчатые листья висели в
воздухе над ее золотистой головкой.