Неточные совпадения
— Ты куда ранен? — спрашиваете вы нерешительно и робко
у одного старого, исхудалого солдата, который,
сидя на
койке, следит за вами добродушным взглядом и как будто приглашает подойти к себе. Я говорю: «робко спрашиваете», потому что страдания, кроме глубокого сочувствия, внушают почему-то страх оскорбить и высокое уважение к тому, кто перенес их.
Восемь без пяти. Готовы все юнкера, наряженные на бал. («Что за глупое слово, — думает Александров, — „наряженные“. Точно нас нарядили в испанские костюмы».) Перчатки вымыты, высушены
у камина; их пальцы распялены деревянными расправилками. Все шестеро, в ожидании лошадей,
сидят тесно на ближних к выходу
койках. Тут же примостился и Дрозд. Он дает последние наставления...
Он
сидит на цепи, этак в сажень длиною; тут
у него
койка.
На верхних и нижних
койках, болтая ногами, покуривая и смеясь,
сидела команда «Фитиля» — тридцать шесть хищных морских птиц. Согласно торжественности момента, многие сменили брезентовые бушлаки на шелковые щегольские блузы. Кой-кто побрился, некоторые, в знак траура, обмотали левую руку
у кисти черной материей. В углу,
у бочки с водой, на чистом столе громоздилось пока еще нетронутое угощение: масса булок, окорока, белые сухари и небольшой мешочек с изюмом.
Больные два солдата и матрос проснулись и уже играют в карты. Матрос полулежит на
койке, солдаты
сидят возле на полу и в самых неудобных позах.
У одного солдата правая рука в повязке и на кисти наворочена целая шапка, так что карты держит он в правой подмышке или в локтевом сгибе, а ходит левой рукой. Сильно качает. Нельзя ни встать, ни чаю напиться, ни лекарства принять.
В двух светлых комнатах стояли
койки. Старухи были одеты в темные холщовые сарафаны. Иные
сидели на
койках и работали или бродили, две лежали лицом к стене и одна
у печки, прямо на тюфяке, разостланном по полу, босая, в одной рубахе.
Подначальники ихние, по
койкам свернувшись, глаза завели, — не
сидеть же до белой зари
у изголовьев ихних…