Неточные совпадения
14) Микаладзе,
князь, Ксаверий Георгиевич, черкашенин, потомок сладострастной княгини Тамары. Имел обольстительную наружность и был столь охоч до женского пола, что увеличил глуповское народонаселение почти вдвое. Оставил полезное по сему предмету руководство. Умер в 1814 году от истощения
сил.
В передней не дали даже и опомниться ему. «Ступайте! вас
князь уже ждет», — сказал дежурный чиновник. Перед ним, как в тумане, мелькнула передняя с курьерами, принимавшими пакеты, потом зала, через которую он прошел, думая только: «Вот как схватит, да без суда, без всего, прямо в Сибирь!» Сердце его забилось с такой
силою, с какой не бьется даже у наиревнивейшего любовника. Наконец растворилась пред ним дверь: предстал кабинет, с портфелями, шкафами и книгами, и
князь гневный, как сам гнев.
Мать их, из обедневшего рода
князей Х……, скончалась в Петербурге, когда муж ее находился еще в полной
силе.
— Вы же видите: Дума не в
силах умиротворить страну. Нам нужна диктатура, надо, чтоб кто-нибудь из великих
князей…
С такою же
силой скорби шли в заточение с нашими титанами, колебавшими небо, их жены, боярыни и княгини, сложившие свой сан, титул, но унесшие с собой
силу женской души и великой красоты, которой до сих пор не знали за собой они сами, не знали за ними и другие и которую они, как золото в огне, закаляли в огне и дыме грубой работы, служа своим мужьям —
князьям и неся и их, и свою «беду».
Он заглядывал мне в глаза, но, кажется, не предполагал, что мне что-нибудь более вчерашнего известно. Да и не мог предположить: само собою разумеется, что я ни словом, ни намеком не выдал, что знаю «об акциях». Объяснялись мы недолго, он тотчас же стал обещать мне денег, «и значительно-с, значительно-с, только способствуйте, чтоб
князь поехал. Дело спешное, очень спешное, в том-то и
сила, что слишком уж спешное!»
Я и не знал никогда до этого времени, что
князю уже было нечто известно об этом письме еще прежде; но, по обычаю всех слабых и робких людей, он не поверил слуху и отмахивался от него из всех
сил, чтобы остаться спокойным; мало того, винил себя в неблагородстве своего легковерия.
Но вот что, — странно усмехнулся он вдруг, — я тебя, конечно, заинтересую сейчас одним чрезвычайным даже известием: если б твой
князь и сделал вчера свое предложение Анне Андреевне (чего я, подозревая о Лизе, всеми бы
силами моими не допустил, entre nous soit dit [Между нами говоря (франц.)]), то Анна Андреевна наверно и во всяком случае ему тотчас бы отказала.
Князь нашел сие весьма благоразумным, пошел к своей невесте, сказал ей, что письмо очень его опечалило, но что он надеется со временем заслужить ее привязанность, что мысль ее лишиться слишком для него тяжела и что он не в
силах согласиться на свой смертный приговор.
С производством в чины и с приобретением
силы при дворе меняются буквы в имени: так, например, граф Строганов остался до конца дней Сергеем Григорьевичем, но
князь Голицын всегда назывался Сергий Михайлович.
Года за полтора перед тем познакомились мы с В., это был своего рода лев в Москве. Он воспитывался в Париже, был богат, умен, образован, остер, вольнодум, сидел в Петропавловской крепости по делу 14 декабря и был в числе выпущенных; ссылки он не испытал, но слава оставалась при нем. Он служил и имел большую
силу у генерал-губернатора.
Князь Голицын любил людей с свободным образом мыслей, особенно если они его хорошо выражали по-французски. В русском языке
князь был не силен.
Казалось, вся злоба Гани вдруг опрокинулась на
князя: он схватил его за плечо, и смотрел на него молча, мстительно и ненавистно, как бы не в
силах выговорить слово.
Князь очень беспокоился всходя и старался всеми
силами ободрить себя.
Затем стремглав побежала на кухню; там она готовила закуску; но и до прихода
князя, — только что на минуту могла оторваться от дела, — являлась на террасу и изо всех
сил слушала горячие споры о самых отвлеченных и странных для нее вещах, не умолкавших между подпившими гостями.
Над
князем она, говорят, смеется изо всех
сил, с утра до ночи, чтобы виду не показать, но уж наверно умеет сказать ему каждый день что-нибудь потихоньку, потому что он точно по небу ходит, сияет…
Говорят, смирение есть страшная
сила; надо справиться об этом у
князя, это его собственное выражение.)
Князь вслушивался, напрягая все
силы, чтобы понять, и всё спрашивая взглядом.
Но тут вышло совсем наоборот:
князь оказался в дураки такой
силы, как… как профессор; играл мастерски; уж Аглая и плутовала, и карты подменяла, и в глазах у него же взятки воровала, а все-таки он каждый раз оставлял ее в дурах; раз пять сряду.
— Ах, милый
князь, — воскликнул вдруг Евгений Павлович с одушевлением и с грустью, — как могли вы тогда допустить… всё, что произошло? Конечно, конечно, всё это было для вас так неожиданно… Я согласен, что вы должны были потеряться и… не могли же вы остановить безумную девушку, это было не в ваших
силах! Но ведь должны же вы были понять, до какой степени серьезно и сильно эта девушка… к вам относилась. Она не захотела делиться с другой, и вы… и вы могли покинуть и разбить такое сокровище!
— Но
князь, почему тут
князь? И что такое, наконец,
князь? — пробормотал генерал, почти уж не в
силах сдержать свое негодование на такой обидный даже авторитет
князя.
Но когда заметил подле Настасьи Филипповны
князя, то долго не мог оторваться от него, в чрезвычайном удивлении, и как бы не в
силах дать себе в этой встрече отчет.
И она, и Аглая остановились как бы в ожидании, и обе, как помешанные, смотрели на
князя. Но он, может быть, и не понимал всей
силы этого вызова, даже наверно можно сказать. Он только видел пред собой отчаянное, безумное лицо, от которого, как проговорился он раз Аглае, у него «пронзено навсегда сердце». Он не мог более вынести и с мольбой и упреком обратился к Аглае, указывая на Настасью Филипповну...
Князь с наслаждением вглядывался в его лицо и всё еще не в
силах был почему-то заговорить, ему дух спирало; лицо старика ему так нравилось.
По некоторым промелькнувшим словечкам он даже мог догадаться, что красавица немка, недели две тому назад, рассорилась с Настасьей Филипповной, так что во все эти дни о ней ничего не слыхала, и всеми
силами давала теперь знать, что и не интересуется слышать, «хотя бы она за всех
князей в мире вышла».
— Не беспокойтесь,
князь, — продолжал воспламененный Коля, — не ходите и не тревожьте его, он с дороги заснул; он очень рад; и знаете,
князь, по-моему, гораздо лучше, если вы не нынче встретитесь, даже до завтра отложите, а то он опять сконфузится. Он давеча утром говорил, что уже целые полгода не чувствовал себя так хорошо и в
силах; даже кашляет втрое меньше.
Придет минута, когда вопрос о
князе Льве Кирилыче сам собою, так сказать,
силою вещей, выдвинется вперед.
«Оттого, что наши
князья — говорю, — слабодушные и не мужественные, и
сила их самая ничтожная».
Княгиня Вера, у которой прежняя страстная любовь к мужу давно уже перешла в чувство прочной, верной, истинной дружбы, всеми
силами старалась помочь
князю удержаться от полного разорения.
Но сие беззаконное действие распавшейся натуры не могло уничтожить вечного закона божественного единства, а должно было токмо вызвать противодействие оного, и во мраке духом злобы порожденного хаоса с новою
силою воссиял свет божественного Логоса; воспламененный
князем века сего великий всемирный пожар залит зиждительными водами Слова, над коими носился дух божий; в течение шести мировых дней весь мрачный и безобразный хаос превращен в светлый и стройный космос; всем тварям положены ненарушимые пределы их бытия и деятельности в числе, мере и весе, в
силу чего ни одна тварь не может вне своего назначения одною волею своею действовать на другую и вредить ей; дух же беззакония заключен в свою внутреннюю темницу, где он вечно сгорает в огне своей собственной воли и вечно вновь возгорается в ней.
Разрешения эти сами по себе не имели законной
силы, но Лазарь знал, что если старый
князь и узнает об них, то «повести дела» не захочет.
— Оттого, что ты не хочешь приневолить себя,
князь. Вот кабы ты решился перемочь свою прямоту да хотя бы для виду вступил в опричнину, чего мы бы с тобой не сделали! А то, посмотри на меня; я один бьюсь, как щука об лед; всякого должен опасаться, всякое слово обдумывать; иногда просто голова кругом идет! А было бы нас двое около царя, и
силы бы удвоились. Таких людей, как ты, немного,
князь. Скажу тебе прямо: я с нашей первой встречи рассчитывал на тебя!
Князь хотел сжать ее в кровавых объятиях, но
силы ему изменили, поводья выпали из рук, он зашатался и свалился на землю. Елена удержалась за конскую гриву. Не чуя седока, конь пустился вскачь. Елена хотела остановить его, конь бросился в сторону, помчался лесом и унес с собою боярыню.
Слобода Александрова, после выезда из нее царя Ивана Васильевича, стояла в забвении, как мрачный памятник его гневной набожности, и оживилась только один раз, но и то на краткое время. В смутные годы самозванцев молодой полководец
князь Михаил Васильевич Скопин-Шуйский, в союзе с шведским генералом Делагарди, сосредоточил в ее крепких стенах свои воинские
силы и заставил оттуда польского воеводу Сапегу снять долговременную осаду с Троицко-Сергиевской лавры.
Берет калечище Акундина за белы руки, ведет его, Акундина, на высок курган, а становивши его на высок курган, говорил такие речи: „Погляди-ка, молодой молодец, на город Ростиславль, на Оке-реке, а поглядевши, поведай, что деется в городе Ростиславле?“ Как глянул Акундин в город во Ростиславль, а там беда великая: исконные слуги молода
князя рязанского, Глеба Олеговича, стоят посередь торга, хотят войной город отстоять, да
силы не хватит.
— Не верю,
князь! — отвечал с достоинством Морозов. — Еще не видано на Руси, чтобы гость бесчестил хозяина, чтобы
силой врывался в терем жены его. Хмелен был мед мой; он вскружил тебе голову,
князь, поди выспись; завтра всё забудем. Не забуду лишь я, что ты гость мой.
«Мужайся,
князь! В обратный путь
Ступай со спящею Людмилой;
Наполни сердце новой
силой,
Любви и чести верен будь.
Небесный гром на злобу грянет,
И воцарится тишина —
И в светлом Киеве княжна
Перед Владимиром восстанет
От очарованного сна».
Меж тем, на воздухе слабея
И
силе русской изумясь,
Волшебник гордому Руслану
Коварно молвит: «Слушай,
князь!
Чем кончу длинный мой рассказ?
Ты угадаешь, друг мой милый!
Неправый старца гнев погас;
Фарлаф пред ним и пред Людмилой
У ног Руслана объявил
Свой стыд и мрачное злодейство;
Счастливый
князь ему простил;
Лишенный
силы чародейства,
Был принят карла во дворец;
И, бедствий празднуя конец,
Владимир в гриднице высокой
Запировал в семье своей.
Державин в примечаниях к своим сочинениям говорит, что
князь Щербатов,
князь Голицын и Брант перессорились, друг к другу не пошли в команду, дали скопиться новым злодейским
силам и расстроили начало побед.
Жаль только, что наша
сила поубавилась: изменник Заруцкий ушел в Коломну, да и
князя Трубецкого войско-то не больно надежно: такой сброд!..
Вся понизовская
сила, что пришла с
князем Пожарским, истинно христолюбивое войско!.. не налюбуешься!
О, стонать тебе, земля родная,
Прежние годины вспоминая
И
князей давно минувших лет!
Старого Владимира уж нет.
Был он храбр, и никакая
силаК Киеву б его не пригвоздила.
Кто же стяги древние хранит?
Эти — Рюрик носит, те — Давыд,
Но не вместе их знамена плещут,
Врозь поют их копия и блещут.
Венецейцы, греки и морава
Что ни день о русичах поют,
Величают
князя Святослава.
Игоря отважного клянут.
И смеется гость земли немецкой,
Что, когда не стало больше
сил.
Игорь-князь в Каяле половецкой
Русские богатства утопил.
И бежит молва про удалого,
Будто он, на Русь накликав зло.
Из седла, несчастный, золотого
Пересел в кощеево седло…
Приумолкли города, и снова
На Руси веселье полегло.
Но восходит солнце в небеси —
Игорь-князь явился на Руси.
Вьются песни с дальнего Дуная,
Через море в Киев долетая.
По Боричеву восходит удалой
К Пирогощей богородице святой.
И страны рады,
И веселы грады.
Пели песню старым мы
князьям,
Молодых настало время славить нам:
Слава
князю Игорю,
Буй тур Всеволоду,
Владимиру Игоревичу!
Слава всем, кто, не жалея
сил.
За христиан полки поганых бил!
Здрав будь,
князь, и вся дружина здрава!
Слава князям и дружине слава!
Да
князья помочь мне не хотят,
Мало толку в
силе молодецкой.
То были настоящие, не татаро-грузинские, а чистокровные
князья, Рюриковичи; имя их часто встречается в наших летописях при первых московских великих
князьях, русской земли собирателях; они владели обширными вотчинами и многими поместьями, неоднократно были жалованы за"работы и кровь и увечья", заседали в думе боярской, один из них даже писался с"вичем"; но попали в опалу по вражьему наговору в"ведунстве и кореньях"; их разорили"странно и всеконечно", отобрали у них честь, сослали их в места заглазные; рухнули Осинины и уже не справились, не вошли снова в
силу; опалу с них сняли со временем и даже"московский дворишко"и"рухлядишку"возвратили, но ничто не помогло.
— Но у царя нашего есть верные слуги, они стерегут его
силу и славу, как псы неподкупные, и вот они основали общество для борьбы против подлых затей революционеров, против конституций и всякой мерзости, пагубной нам, истинно русским людям. В общество это входят графы и
князья, знаменитые заслугами царю и России, губернаторы, покорные воле царёвой и заветам святой старины, и даже, может быть, сами великие…
После обедни, по обычаю, был стол духовенству, за которым обедал и управитель, а крестьянам были накрыты особые большие столы на дворе, и все помянули
князя по предковскому обычаю и подивились тоже предковской
силе духа молодой княгини.
Уважая род как преемство известных добрых преданий, которые, по ее мнению, должны были служить для потомков побуждением беречь и по мере
сил увеличивать добрую славу предков, княгиня отнюдь не была почитательницею породы и даже довольно вульгарно выражалась, что «плохого
князя и телята лижут; горе тому, у кого имя важнее дел его».
— Ну да; я знаю… Как же…
Князь Платон… в большой
силе был… Знаю: он был женат на Фекле Игнатьевне, только у них детей не было: одна девчоночка было родилась, да поганенькая какая-то была и умерла во младенчестве; а больше так и не было… А Нельи… я про него тоже слышала: ужасный был подлиза и пред Платоном пресмыкался. Я его книги читать не хочу: все врет, чай… из зависти, что тот вкусно ел.