Неточные совпадения
В глазах у меня потемнело, голова закружилась, я сжал ее в моих объятиях со всею
силою юношеской
страсти, но она, как змея, скользнула между моими руками, шепнув мне на ухо: «Нынче ночью, как все уснут, выходи на берег», — и стрелою выскочила из комнаты.
— С нами крестная
сила! Какие ты
страсти говоришь! — проговорила старуха, крестясь.
Вот до какой
силы доходит у иных девушек
страсть к пропаганде!
— Какая-то таинственная
сила бросает человека в этот мир беззащитным, без разума и речи, затем, в юности, оторвав душу его от плоти, делает ее бессильной зрительницей мучительных
страстей тела.
Клим, равнодушный к театру, был поражен величавой
силой, с которой светловолосый юноша произносил слова любви и
страсти.
Он веровал еще больше в эти волшебные звуки, в обаятельный свет и спешил предстать пред ней во всеоружии
страсти, показать ей весь блеск и всю
силу огня, который пожирал его душу.
Он чувствовал, что и его здоровый организм не устоит, если продлятся еще месяцы этого напряжения ума, воли, нерв. Он понял, — что было чуждо ему доселе, — как тратятся
силы в этих скрытых от глаз борьбах души со
страстью, как ложатся на сердце неизлечимые раны без крови, но порождают стоны, как уходит и жизнь.
Оба они, снаружи неподвижные, разрывались внутренним огнем, дрожали одинаким трепетом; в глазах стояли слезы, вызванные одинаким настроением. Все это симптомы тех
страстей, которые должны, по-видимому, заиграть некогда в ее молодой душе, теперь еще подвластной только временным, летучим намекам и вспышкам спящих
сил жизни.
— Ты молода и не знаешь всех опасностей, Ольга. Иногда человек не властен в себе; в него вселяется какая-то адская
сила, на сердце падает мрак, а в глазах блещут молнии. Ясность ума меркнет: уважение к чистоте, к невинности — все уносит вихрь; человек не помнит себя; на него дышит
страсть; он перестает владеть собой — и тогда под ногами открывается бездна.
Женщины того мира казались ему особой породой. Как пар и машины заменили живую
силу рук, так там целая механика жизни и
страстей заменила природную жизнь и
страсти. Этот мир — без привязанностей, без детей, без колыбелей, без братьев и сестер, без мужей и без жен, а только с мужчинами и женщинами.
Рядом с красотой — видел ваши заблуждения,
страсти, падения, падал сам, увлекаясь вами, и вставал опять и все звал вас, на высокую гору, искушая — не дьявольской заманкой, не царством суеты, звал именем другой
силы на путь совершенствования самих себя, а с собой и нас: детей, отцов, братьев, мужей и… друзей ваших!
У ней глаза горели, как звезды,
страстью. Ничего злого и холодного в них, никакой тревоги, тоски; одно счастье глядело лучами яркого света. В груди, в руках, в плечах, во всей фигуре струилась и играла полная, здоровая жизнь и
сила.
Она вздохнула будто свободнее — будто опять глотнула свежего воздуха, чувствуя, что подле нее воздвигается какая-то
сила, встает, в лице этого человека, крепкая, твердая гора, которая способна укрыть ее в своей тени и каменными своими боками оградить — не от бед страха, не от физических опасностей, а от первых, горячих натисков отчаяния, от дымящейся еще язвы
страсти, от горького разочарования.
Убеждений мы не в
силах изменить, как не в
силах изменить натуру, а притворяться не сможем оба. Это не логично и не честно. Надо высказаться и согласиться во всем; мы сделали первое и не пришли к соглашению; следовательно, остается молчать и быть счастливыми помимо убеждений;
страсть не требует их. Будем молчать и будем счастливы. Надеюсь, ты с этой логикой согласишься».
— Какая нелепость — мучаться и мучать другого! — сказал Марк, вскапывая ногой свежую, нанесенную только утром землю около дерева. — Вы могли бы избавить ее от этой пытки, от нездоровья, от упадка
сил… от всего — если вы… друг ей! Старуха сломала беседку, но не
страсть:
страсть сломает Веру… Вы же сами говорите, что она больна…
Симпатия эта устояла даже в разгаре посторонней
страсти, болезни-страсти, которая обыкновенно самовластно поглощает все другие пристрастия и даже привязанности. А в ней дружба к Тушину и тогда сохранила свою свежесть и
силу. Это одно много говорило в его пользу.
— Умереть, умереть! зачем мне это? Помогите мне жить, дайте той прекрасной
страсти, от которой «тянутся какие-то лучи на всю жизнь…». Дайте этой жизни, где она? Я, кроме огрызающегося тигра, не вижу ничего… Говорите, научите или воротите меня назад, когда у меня еще была
сила! А вы — «бабушке сказать»! уложить ее в гроб и меня с ней!.. Это, что ли, средство? Или учите не ходить туда, к обрыву… Поздно!
Нет, ничто в жизни не дает такого блаженства, никакая слава, никакое щекотанье самолюбия, никакие богатства Шехерезады, ни даже творческая
сила, ничто… одна
страсть!
Вопрос о собственном беспокойстве, об «оскорбленном чувстве и обманутых надеждах» в первые дни ломал его, и, чтобы вынести эту ломку, нужна была медвежья крепость его организма и вся данная ему и сбереженная им
сила души. И он вынес борьбу благодаря этой
силе, благодаря своей прямой, чистой натуре, чуждой зависти, злости, мелкого самолюбия, — всех этих стихий, из которых слагаются дурные
страсти.
Или, как огонь, осветит путь, вызовет
силы, закалит их энергией и бросит трепет, жар, негу и
страсть в каждый момент, в каждую мысль… направит жизнь, поможет угадать ее смысл, задачу и совершить ее.
Через неделю после того он шел с поникшей головой за гробом Наташи, то читая себе проклятия за то, что разлюбил ее скоро, забывал подолгу и почасту, не берег, то утешаясь тем, что он не властен был в своей любви, что сознательно он никогда не огорчил ее, был с нею нежен, внимателен, что, наконец, не в нем, а в ней недоставало материала, чтоб поддержать неугасимое пламя, что она уснула в своей любви и уже никогда не выходила из тихого сна, не будила и его, что в ней не было признака
страсти, этого бича, которым подгоняется жизнь, от которой рождается благотворная
сила, производительный труд…
А ведь есть упорство и у него, у Райского! Какие усилия напрягал он, чтоб… сладить с кузиной, сколько ума, игры воображения, труда положил он, чтоб пробудить в ней огонь, жизнь,
страсть… Вот куда уходят эти
силы!
С тайным, захватывающим дыхание ужасом счастья видел он, что работа чистого гения не рушится от пожара
страстей, а только останавливается, и когда минует пожар, она идет вперед, медленно и туго, но все идет — и что в душе человека, независимо от художественного, таится другое творчество, присутствует другая живая жажда, кроме животной, другая
сила, кроме
силы мышц.
Возьми самое вялое создание, студень какую-нибудь, вон купчиху из слободы, вон самого благонамеренного и приличного чиновника, председателя, — кого хочешь: все непременно чувствовали, кто раз, кто больше — смотря по темпераменту, кто тонко, кто грубо, животно — смотря по воспитанию, но все испытали раздражение
страсти в жизни, судорогу, ее муки и боли, это самозабвение, эту другую жизнь среди жизни, эту хмельную игру
сил… это блаженство!..
Что искусство, что самая слава перед этими сладкими бурями! Что все эти дымно-горькие, удушливые газы политических и социальных бурь, где бродят одни идеи, за которыми жадно гонится молодая толпа, укладывая туда
силы, без огня, без трепета нерв? Это головные
страсти — игра холодных самолюбий, идеи без красоты, без палящих наслаждений, без мук… часто не свои, а вычитанные, скопированные!
— Дайте мне
силу не ходить туда! — почти крикнула она… — Вот вы то же самое теперь испытываете, что я: да? Ну, попробуйте завтра усидеть в комнате, когда я буду гулять в саду одна… Да нет, вы усидите! Вы сочинили себе
страсть, вы только умеете красноречиво говорить о ней, завлекать, играть с женщиной! Лиса, лиса! вот я вас за это, постойте, еще не то будет! — с принужденным смехом и будто шутя, но горячо говорила она, впуская опять ему в плечо свои тонкие пальцы.
В других местах, куда являлись белые с трудом и волею, подвиг вел за собой почти немедленное вознаграждение: едва успевали они миролюбиво или
силой оружия завязывать сношения с жителями, как начиналась торговля, размен произведений, и победители, в самом начале завоевания, могли удовлетворить по крайней мере своей
страсти к приобретению.
Даже удивительно, откуда, в
силу каких таинственных и непонятных законов взялась у него эта
страсть?
Маша слегка вспыхнула и с замешательством улыбнулась. Я поклонился ей пониже. Очень она мне нравилась. Тоненький орлиный нос с открытыми полупрозрачными ноздрями, смелый очерк высоких бровей, бледные, чуть-чуть впалые щеки — все черты ее лица выражали своенравную
страсть и беззаботную удаль. Из-под закрученной косы вниз по широкой шее шли две прядки блестящих волосиков — признак крови и
силы.
Я, признаюсь, редко слыхивал подобный голос: он был слегка разбит и звенел, как надтреснутый; он даже сначала отзывался чем-то болезненным; но в нем была и неподдельная глубокая
страсть, и молодость, и
сила, и сладость, и какая-то увлекательно-беспечная, грустная скорбь.
Нет, нужно личное дело, необходимое дело, от которого зависела бы собственная жизнь, такое дело, которое лично для меня, для моего образа жизни, для моих увлечений
страстью, только такое дело может служить опорою в борьбе со
страстью; только оно не вытесняется из жизни
страстью, а само заглушает
страсть, только оно дает
силу и отдых.
Меня стало теснить присутствие старика, мне было с ним неловко, противно. Не то чтоб я чувствовал себя неправым перед граждански-церковным собственником женщины, которая его не могла любить и которую он любить был не в
силах, но моя двойная роль казалась мне унизительной: лицемерие и двоедушие — два преступления, наиболее чуждые мне. Пока распахнувшаяся
страсть брала верх, я не думал ни о чем; но когда она стала несколько холоднее, явилось раздумье.
В
силу кокетливой
страсти de l'approbativité [желания нравиться (фр.).] я старался нравиться направо и налево, без разбора кому, натягивал симпатии, дружился по десяти словам, сближался больше, чем нужно, сознавал свою ошибку через месяц или два, молчал из деликатности и таскал скучную цепь неистинных отношений до тех пор, пока она не обрывалась нелепой ссорой, в которой меня же обвиняли в капризной нетерпимости, в неблагодарности, в непостоянстве.
Но есть и другой — это тип военачальников, в которых вымерло все гражданское, все человеческое, и осталась одна
страсть — повелевать; ум узок, сердца совсем нет — это монахи властолюбия, в их чертах видна
сила и суровая воля.
Человек, одержимый злой
страстью, в сущности, одержим
силой, чуждой ему, но глубоко вошедшей в него и ставшей как бы его природой.
Но самая большая
страсть и
сила притяжения влечет его к принципу свободы.
Студент говорил пылко, с тою особенною юношескою
страстью, которая кидается навстречу неизвестному будущему безрасчетно и безрассудно. Была в этой вере в будущее с его чудесами какая-то особенная чарующая
сила, почти неодолимая
сила привычки…
Плод краснее на той стороне, где больше света; в нем как будто сосредоточена вся
сила жизни, вся
страсть растительной природы.
Она не принимала в расчет рутинной
силы среды и не опасалась страшного вреда от шутов и дураков, приставших к ней по
страсти к моде.
Вот этот цветок, употреби его для обоняния — он принесет пользу; вкуси его — и он — о, чудо перемены! — смертью тебя обледенит, как будто в нем две разнородные
силы: одна горит живительным огнем, другая веет холодом могилы; такие два противника и в нас: то — благодать и гибельные
страсти, и если овладеют
страсти нашею душой, завянет навсегда пленительный цветок».
Кто не знает, с какой
силой влюбляются пожилые, некрасивые и по преимуществу умные девушки в избранный предмет своей
страсти, который дает им на то какой бы ни было повод или право?
Они гремели, будто упреками ревности, кипели бешенством
страсти; ухо не успевало ловить их — и вдруг прервались, как точно у инструмента не стало более ни
сил, ни голоса.
«Пока в человеке кипят жизненные
силы, — думал Александр, — пока играют желания и
страсти, он занят чувственно, он бежит того успокоительного, важного и торжественного созерцания, к которому ведет религия… он приходит искать утешения в ней с угасшими, растраченными
силами, с сокрушенными надеждами, с бременем лет…»
И все я был один, и все мне казалось, что таинственно величавая природа, притягивающий к себе светлый круг месяца, остановившийся зачем-то на одном высоком неопределенном месте бледно-голубого неба и вместе стоящий везде и как будто наполняющий собой все необъятное пространство, и я, ничтожный червяк, уже оскверненный всеми мелкими, бедными людскими
страстями, но со всей необъятной могучей
силой воображения и любви, — мне все казалось в эти минуты, что как будто природа, и луна, и я, мы были одно и то же.
Об идеальности Людмилы Ченцов, и особенно последнее время, неоднократно говорил Катрин, которую, конечно, оскорбляли такие отзывы мужа о прежнем предмете его
страсти, и она только
силою характера своего скрывала это.
Как в ясной лазури затихшего моря
Вся слава небес отражается,
Так в свете от
страсти свободного духа
Нам вечное благо является.
Но глубь недвижимая в мощном просторе
Все та же, что в бурном волнении.
Дух ясен и светел в свободном покое,
Но тот же и в страстном хотении.
Свобода, неволя, покой и волненье
Проходят и снова являются,
А он все один, и в стихийном стремленьи
Лишь
сила его открывается.
И, уже не имея
сил отказаться от привычного занятия, он начал снова перечитывать знакомые книги, удивляясь развившейся
страсти и соображая...
Нет той
силы, нет той
страсти, которая изгнала бы из головы Митеньки земские учреждения.
Прежняя
страсть загорелась с новою несравненно большею
силой.
Переезжая из города в город, из страны в страну, я повиновался
силе более повелительной, чем
страсть или мания.